<<
>>

Тень колдовства

В эпоху позднего Средневековья благодаря паломничествам, крестовым походам и торговле по всей Европе широко рас пространились не только специи и прочие экзотические товары с Востока, но и восточные обычаи.

Многие особенности одежды и манер позднего средневековья, заимствованные из Византии, Азии и мусульманской Испании, свидетельствуют о том, сколь многим европейцы обязаны исламу. Утверждают, что в 1245 году Альберт Великий приехал в Париж одетым на араб­ский манер: в этом проявилось желание не столько бросить вы­зов, сколько подчеркнуть свою ученость, — мусульмане тогда были уже не «язычниками», а «философами». Названия самых изысканных тканей (некоторые из них производились теперь и на Западе) напоминали о городах Востока: муслин — о Мосуле, балдахин — о Багдаде, дама — о Дамаске. Из Египта, Сирии, Персии, Туркестана, с Кавказа везли ковры, из Кордовы и Ма­рокко — дорогие кожаные изделия, украшенные позолотой и рос­писью. В Альмерии делали ткани с серебряным шитьем. Мур­сия и Малага экспортировали шелка. Красота арабо-мусульман­ских декоративных надписей ценилась так высоко, что псевдо- арабские надписи сначала появились на западных монетах, а затем «куфические письмена» утвердились в качестве орнамен­та, украшавшего изделия ручной работы, ткани и рисунки вплоть до конца XV века. Одной из наиболее ярких составляющих го­тического

стиля, особенно в декоре, стали мотивы, называемые в Испании «мавританскими» (moriscos) или «мудехарскими» (mudejares), поскольку они были типичны для мудехаров — мусульман, про­живавших на территориях, которые отошли к христианам в ре­зультате Реконкисты.

Мода на все восточное, охватившая Европу в период позд­него средневековья, порождала множество парадоксов. Эта мода формировала нужды и потребности, следствием которых стал мощный поток импорта с Востока. Тем не менее, торговый ба­ланс между Востоком и Западом постепенно стал склоняться в пользу последнего.

Мода на все восточное сосуществовала с регулярно воскрешаемой идеей крестового похода. Европа ока­залась в положении человека, который, имея заклятого врага, тем не менее, питает к нему привязанность и постоянно думает о нем.

Областью, где проявлялись это притяжение и отторжение, очарование и чувство страха, стала, прежде всего, магия. Бла­годаря переводчикам с арабского получили распространение труды по астрономии и алхимии, а также гностические тракта­ты (проникнутые, однако, характерным для мусульманской фи­лософии платонизмом), которые переносили читателя в обшир­ную и тревожную область мистического. Обеспокоенная рас­пространением ереси катаров, церковь в XIII веке учредила ин­квизицию; ее отношение к церемониальной магии с тех пор все более ужесточалось. После крушения античной культуры (то есть, начиная с IV—V веков) интерес к магии на Западе угас или проявлялся редко, но теперь стали наблюдаться признаки его возрождения.

Появление в Европе арабских сочинений по магии породило новые страхи: оккультные искусства считались не только оче­редным доводом в пользу дьявольского происхождения веры, проповедовавшейся ересиархом Мухаммедом, но также призна­ны орудием совращения христиан и подрыва христианского мира изнутри. В то же время эти сочинения были широко известны, и приводимые в них заклинания считались действенными: это спо­собствовало созданию «философского» образа арабо-мусульман­ского мира.

Арабская астрология многим была обязана греческой тра­диции, но прежде всего — персидской и индийской. Она испыта­ла необычайный расцвет в IX-XI веках благодаря трудам ал- Кинди, Абу Ма’шара, ал-Бируни и других. На рубеже VIII и IX веков жил и величайший алхимик, принадлежащий к арабо-му­сульманской традиции — Джабир ибн Хаййан, известный на За­паде как Гебер.

Сочинения этих авторов медленно, но неуклонно достигали христианской Европы. В 1133 году было переведено «Большое введение в астрологию» Абу Ма’шара, ав 1138-м — «Четырех- книжие» Птолемея. В тот же период большим успехом пользо­вался и «Центилоквиум», сборник астрологических афоризмов, авторство которого часто ошибочно приписывали Птолемею.

Естественно, к переводам с арабского добавлялись и многочис­ленные переводы с древнееврейского, способствуя постепенно­му становлению астрологической науки: подозрительно воспри­нимаемая церковью, эта наука распространялась окольными пу­тями, но вместе с тем была весьма востребована. Кроме тео­ретического интереса, астрология имела и практическую сторо­ну: она служила для того, чтобы узнать, благоприятно ли распо­ложение звезд для принятия ответственных решений или начала нового предприятия, а также стала своеобразным введением в медицинскую науку, ибо, согласно учению астрологов, каждая часть тела управляется тем или иным созвездием. В государ­ственных делах и искусстве управления особое значение полу­чил специальный раздел этой науки — астрология конъюнкций, изучавшая взаимное расположение планет. При итальянских дворах астрология была весьма уважаема. Считается, что сре­ди гибеллинов, сторонников императора, она была популярнее, чем среди гвельфов, державших сторону Папы, так как ей уде­лял особое внимание сам император Фридрих II. К тому же ас­трология вызывала подозрения у церкви. Впрочем, возможно, что все эти слухи были результатом сознательных измышлений. На деле же астрология была весьма востребована, особенно когда возникала надобность установить наиболее благоприят­ный момент для закладки города или здания, день зачатия (что­бы родившийся ребенок обладал определенного рода достоин­ствами)

или дату начала предприятия, путешествия, сражения. В не­которых случаях, однако, астрология воспринималась насто­роженно: например, когда нужно было примирить ее детер­министский характер с принципом свободы выбора или когда — следуя Альбумасару, — астрологи пытались составлять «горос­копы религий» так же, как гороскопы людей, и, таким образом, допускалась мысль, что у каждого вероисповедания свой путь, предначертанный звездами. Ценность божественного открове­ния оказывалась тем самым в зависимости от холодной логики звезд. Нашлись и такие, кто, на свой страх и риск, осмеливался составлять гороскоп самого Христа.

Один из первых арабских трактатов, посвященных алхимии и получивших распространение на Западе, был переведен на ла­тынь переводчиком Корана Робертом Кеттонским. Поскольку Коран служил образцом не только с религиозной точки зрения, но также с языковой, стилистической и философской, перевод имел большое значение в том смысле, что он подготавливал к чтению трудов по философии, медицине, астрологии и алхимии. Идея соотношений между планетами и металлами способство­вала установлению теснейшей связи между астрологией, алхи­мией и медициной: на стыке их работали некоторые выдающие­ся ученые XIV века — например, великий Арнальдо да Вилла- нова. Многие трактаты переводились с арабского таким обра­зом, чтобы они частично либо полностью оставались тайной для непосвященных: с зашифрованными отрывками, использовани­ем искусственных алфавитов и так далее. Большую известность получил трактат «Тайна тайн» («Сирр аль-Асрар»), переведен­ный на латынь, по всей видимости, римским куриалом Филиппо да Триполи, а с латыни — на языки средневековой Европы. Этот трактат, якобы содержавший наставления Аристотеля Алексан­дру Македонскому, внес заметный вклад в развитие медицинс­ких наук на Западе. Первым его комментатором в Европе был Роджер Бэкон.

Инквизиция с опасением следила за быстрым распростра­нением этого знания, хотя нет достоверных свидетельств вклю­чения «Тайны тайн» в список запрещенных книг (что неодно­кратно утверждалось). С другой стороны, в папском Риме

работали такие ученые, как Петр Испанский, Кампано да Но­вара, Витело, Вильгельм Мербекский, Симон Генуэзский и Джон Пекхэм. Они заметно способствовали тому, что во второй поло­вине XIII века Рим превратился в крупный центр науки где со­здавались и откуда распространялись по Европе научные труды. Область их исследований захватывала астрономию, астрологию, алхимию, математику и оптику, из чего можно сделать вывод об интересах папского двора. Папский престол, например, вни­мательно следил за попытками создания «питьевого золота» — надежного лекарства от проказы и средства продления жизни, которое превозносил Арнальдо да Вилланова.

Споры о том, при­шло ли знание о «питьевом золоте» непосредственно от арабс­ких или — через них — от китайских алхимиков, не прекраща­ются до сих пор. Несомненно, однако, что все эти исследования оказывались на грани между тайным знанием и ересью.

Из всех сочинений по магии наиболее интересен случай так называемого «Пикатрикса». Этот трактат вошел в европейскую культуру благодаря испанскому, а затем латинскому переводу. Судя по всему, он был переведен с арабского языка на испанс­кий в 1256 году по приказу Альфонса X и впоследствии — с ис­панского на латынь. Переводчиком был еврей Иехуда бен Моше.

Оригинальное название этой книги — «Гайат ал-Хаким» («Цель мудреца»); авторство ее приписывается великому ма­тематику и астроному X века ал-Маджрити. Латинское же на­звание, под которым она стала известна, явилось результатом целой серии ошибок. «Пикатрикс» стал не только самым знаме­нитым на Западе магическим трактатом, но и основой для неве­роятного количества переработок, подделок, фальсификаций. На протяжении веков наибольший интерес неизменно вызывала та его часть, что содержала практическую информацию, а именно — правила изготовления талисманов, а также имена звезд и ду­хов, которые следует произносить во время магических обря­дов. Несомненный интерес представляло и описание приемов магической науки, целью которых было Достижение власти над душами и предметами.

Арабо-мусульманское первенство в искусстве некромантии было так хорошо известно, что вошло в поговорку, в том числе и на уровне массовой культуры. Маг часто представлялся в обра­зе мусульманина: это хорошо видно из текста пьесы «Действо о Теофиле» («Ludus Theophili»), в которой волшебник, призываю­щий дьявола, носит имя Саладина. Подобные предрассудки, рас­пространенные среди простонародья, были, по сути дела, обо­ротной стороной привычки, свойственной ранним схоластам — считать всех арабов «философами», В результате — как мы теперь знаем, совершенно необоснованно, — вся мусульманс­кая культура считалась проникнутой скептицизмом и неверием. Это заблуждение противоположно по знаку, но удивительным образом «симметрично» распространенному сегодня взгляду на нее как на идеологизированную и пропитанную духом фанатиз­ма. Короткое замыкание, вызванное частичным «исчезновени­ем» исламского присутствия в западной культуре XVIII—XX веков, с одной стороны, и секуляризацией западной культуры — с другой, объясняет подобный поворот. Это — одно из наиболее ярких свидетельств хронического непонимания, жертвой кото­рого стал ислам на Западе. Непонимание усугублялось тем, что к исламу на протяжении веков применялось множество самых противоречивых определений.

<< | >>
Источник: Франко Кардніιιι. Европа и ислам: история непонимания / Серия «Становление Европы». / Пер. с итал. Е. Смагиной, А. Карловой, А. Мит­рофанова. — СПб.,2007. — 332 с.. 2007

Еще по теме Тень колдовства:

  1. Лекарства, магия, целительство
  2. ЗАКОНЫ УР-НАММУ
  3. ТИХО БРАГЕ И КЕПЛЕР
  4. Культура
  5. Первобытная религия
  6. Поэма о Гильгамеше
  7. ОТ АВТОРА
  8. Политический распад Руси. Основные факторы обособления отдельных русских земель.
  9. Поучение царя Аменемхата
  10. СИЦИЛИЙСКАЯ ЭКСПЕДИЦИЯ И ДЕКЕЛЕЙСКАЯ ВОЙНА
  11. Представления о человеке и его месте в мифологической картине мира. Понятие «души»
  12. АЛЕКСАНДРИЙСКИЙ МАЯК
  13. Русь после смерти Ярослава Мудрого. Княжеские междоусобицы в 70-90 гг. XI в.
  14. СМЕРТЬ КРАССА В СИРИИ (55 г. до Р.Х.)
  15. Развитие России до конца XVII в. Возникновение российского абсолютизма
  16. А. Н. Бадак, И, Е. Войнич, Н. М. Волчек. Всемирная история. Т. 6 Римский период,
  17. Оглавление
  18. Часть I. Становление римской империи. Развитие государств Европы и Азии