<<
>>

«Teucri et Turci»

В Испании последние войны против мавров велись под зна­менем крестового похода (cruzada). В отличие от обычных кре­стовых походов, означавших в это время оборону Европы от ту­рецкой экспансии, испанские экспедиции несли отголоски былых рыцарских подвигов, совершавшихся от Пиренейского полуост­рова до Сирии.

Этой атмосферой пронизаны испанские рыцарс­кие романы: противник-иноверец в них не уступает в благород­стве и великодушии герою-христианину, а в битвах межу ними рождаются дружба и взаимоуважение. Этическая и эстетичес­кая «маврофилия» — в будущем одна из составляющих таких понятий, как «экзотизм» и «романтизм», — была лишь одним из аспектов проблемы крестовых походов, как она выглядела в опи­сываемое нами время. «Турок», «неверный», «сарацин» стано­вились персонажами на придворных и уличных праздниках в Ев­ропе эпохи европейского Возрождения, а тем самым входили и в фольклор. Мавр в роскошном одеянии и с вызывающей ужас внешностью был действующим лицом многих «тематических турниров» (pas d’armes, pasos honrosos) — подлинных драмати­ческих спектаклей, в которых центральное место занимало воо­руженное столкновение. В квинтане[30][31] «сарацин» был целью, в которую соревнующиеся метали копья. Враг христианской цер­кви, ставший теперь врагом всей Европы, естественным обра­зом оказывался в роли и врага метафизического, и врага шутей­ного. Он присутствовал отныне в коллективном сознании европей­цев, вызывая страх, но одновременно став чем-то привычным.

ма противоречивым источникам того времени, Папа Урбан II на Клермонском соборе определил турок как выходцев из Персии. Неизвестный итало-норманнский рыцарь, автор «Деяний фран­ков» («Gesta Francorum»), хроники начала XII века, ссылаясь на воинскую доблесть турок, выдвинул версию, что они, так же как франки и римляне, происходят от древних троянцев. Таким обра­зом, турки противопоставлялись вероломным graeculi — визан­тийцам, трусливым и продажным.

В заключение хронист писал, что лишь принадлежность к «неверным» мешает туркам стать великим народом, предвосхищая «Послание к Мехмеду» Пия II.

С другой стороны, утверждения, что турки могут каким-либо образом быть связаны с народами «благочестивого Энея», вы­зывали протест у многих гуманистов, считавших, что му­сульманские варвары опасны именно тем, что они являлись вра­гами византийских греков, а следовательно, противниками эл­линской культуры. Разорители Константинополя не могли вести свой род от доблестных и великодушных троянцев, — разве что от скифов, безжалостных кочевников древности, о которых ан­тичные источники тех времен упоминают с ужасом и отвраще­нием. От скифов для гуманистов естественно было перейти к народу, прославленному своей жестокостью, главному врагу гре­ков и римлян — к тем самым персам, о которых уже упоминал Урбан И. Тот же Петрарка, в канцоне «О aspettata in ciel beata е bella»[32]проводил прямую связь между современным ему крес­товым походом и греко-персидскими войнами. Таким образом, столкновение христиан с мусульманами приобретало иные мас­штабы, иное, уже не религиозное значение: то была борьба меж­ду Европой и Азией или, если встать на точку зрения Геродота и Эсхила в «Персах», борьба

между цивилизацией и варварством. Основываясь на Геродоте, Эней Сильвий Пикколомини пытался доказать, что турки про­исходят от скифов. В результате возникала формула, согласно которой ценности Европы, христианства, цивилизации про­тивопоставлялись другим, свойственным Азии, язычеству, вар­варам. При этом звучали и выступления, направленные против ислама, а точнее, против Корана. Об этом свидетельствуют по­лемические труды того времени, во многом вдохновленные со­чинениями Петра Достопочтенного и Рикольдо да Монте-кро- че. Речь идет, в частности, о работах «Просеивание Корана» («Cribratio Alchorani») Николая Кузанского и «Против главнейших ошибок неверного Магомета» («Contra principals errores perfidi Machometi») Хуана де Торквемады, написанных соответственно в 1460-1461 и в 1459 годах.

Папа Пий II использовал оба эти сочинения в своих работах.

Эльзасец Николай Кребс, родившийся в 1401 году в городе Куза на Мозеле и потому известный под именем Николая Кузан­ского, разумеется, не питал расположения ни к туркам, ни к му­сульманам вообще. В 1432 году, во время Базельского собора (а это была эпоха возрождения «мирских наук», humanae litterae, когда гуманисты путешествовали по монастырям Европы в по­исках латинских и греческих рукописей), он случайно натолкнул­ся на латинский перевод Корана, выполненный Робертом Кет- тонским — бесценный результат гигантской работы, проделан­ной в Толедо почти тремя веками ранее. Позже, будучи папским легатом в Константинополе (накануне его взятия турками), Ни­колай Кузанский поручил монахам — доминиканцам и францис­канцам — заняться новыми переводами священной книги.

Став в 1448 году кардиналом, а в 1450 — епископом Брик- сена, Николай оставался вдохновенным проповедником и ак­тивным сторонником освободительного крестового похода с це­лью изгнания османов из Константинополя: неоднократно про­возглашаемый, он так и не состоялся на деле. Параллельно с организацией военной кампании кардинал приложил много уси­лий для осуществления кампании идеологической. С его точки зрения, лучшим способом идейной борьбы и лучшей поддерж­кой для военной операции стало бы знакомство христиан с пере­

водом Корана: это позволило бы им получить более ясное представление о том нагромождении абсурда и противо­речий которые (согласно общераспространенному в Европе и несправедливому мнению) были ему свойственны. Таким обра­зом изучение ислама в Европе не проходило под знаком куль­турного или религиозного интереса к этой религии, а было связа­но с сиюминутными оценками и идейной борьбой.

Преследуя свои цели, кардинал нуждался не столько в при­знанном ученом, сколько в человеке, который стоял бы выше любой возможной критики. Он нашел такого среди самых на­божных людей своего времени. Речь идет о Денисе Ван Рейке- ле, больше известном под именем Дионисия Картезианца (1402— 1471), чьи видения, связанные с турецкой угрозой, говорили о настоящей одержимости.

Именно ему мы обязаны появлением написанного в форме диалога трактата «Против Корана и маго­метанского учения» («Contra Alchoranum et scctam maclιomc- ticarn»), который в большей степени знакомит нас со свойствен­ными XV веку предрассудками в отношении ислама, нежели позволяет всерьез проникнуть в суть мусульманской культуры. Хотя Дионисий и пользовался переводом Роберта Кеттонского, он, как верный сторонник спорного метода Рикольдо да Монтек- роче, систематически замалчивал те отрывки из Корана, кото­рые очевидным образом выдавали близость ислама к христиан­ству.

Как бы то ни было, собранный таким образом материал по­служил Николаю Кузанскому для создания еще одного трактата, «Просеивание Корана», адресованного — по замыслу автора — тем, кто пожелает заняться обращением мусульман в христиан­ство. Кардинал посвятил его своему другу Пикколомини, став­шему тем временем Папой Пием II; тот воспользовался трак­татом для создания уже известного нам загадочного документа — «Послания к Мехмеду».

<< | >>
Источник: Франко Кардніιιι. Европа и ислам: история непонимания / Серия «Становление Европы». / Пер. с итал. Е. Смагиной, А. Карловой, А. Мит­рофанова. — СПб.,2007. — 332 с.. 2007

Еще по теме «Teucri et Turci»:

  1. А. Н. Бадак, И, Е. Войнич, Н. М. Волчек. Всемирная история. Т. 6 Римский период,
  2. Оглавление
  3. Часть I. Становление римской империи. Развитие государств Европы и Азии
  4. Глава 1. Ранняя римская империя
  5. Правление августа. Принципат
  6. Муниципальная жизнь Италии
  7. Жизнь провинций
  8. Итоги правления императора Августа
  9. Личность Октавиана Августа
  10. Культура в период смены эпох
  11. Римская империя в I в. н. э
  12. Восстание германских и паннонских легионов
  13. Политика Юлиев-Клавдиев
  14. Жизнь империи в годы правления императоров династии Юлиев-Клавдиев
  15. Культура империи периода принципата
  16. Глава 2. Римская империя в период высшего могущества
  17. Усиление императорской власти
  18. Траян