<<
>>

Антропогеоценоз как элементарная ячейка первобытного хозяйства и его структура

Результаты исследований» последних трех-четырех десятилетий все больше выявляют сложность популяционной структуры чело­вечества. Под популяциями в человеческих коллективах подразу­меваются группы людей, отделенные от других аналогичных групп брачным барьером.

Иными словами, браки внутри таких групп заключаются чаще, чем между представителями разных групп. Если такая ситуация сохраняется на протяжении многих поко­лений, группа приобретает определенное генетическое единообра­зие, становится гомогенной, то есть однородной. Популяции — реально существующие группы людей, объединенных кровным родством,— различаются по величине, тесноте родственных отно­шений между членами одной популяции, характеру их взаимоот­ношений с другими популяциями. Популяционная история чело­вечества, очевидно, не менее сложна, чем этническая, и мы нахо­димся в самом начале ее изучения. Естественно, сразу же встает вопрос об отношении популяции к народу, вопрос о том, входят ли отдельные популяции в те общности, которые мы называем наро­дами, имеют ли народы популяционную структуру и пересекаются ли популяционные и этнические границы. Сложность вопроса предопределяет и неоднозначность ответа. С одной стороны, отдель­ные популяции занимают место внутри любого народа, или, как сейчас модно стало писать, этноса, как его составные части. С дру­гой стороны, Ю. В. Бромлеем в 1969 г. была сделана попытка пока­зать, что сам народ при определенных условиях — длительности существования и брачной эндогамии — может превратиться в ог­ромную популяцию, то есть стать биологически гомогенным. Теоре­тически это в принципе можно представить, но практически это нереально. Если вспомнить расчеты Дж. Холдейна о скорости гомогенизации популяции даже по одному гену [CXXIV], то становится ясным, что нужное для этого время и время существования наро­дов несоизмеримы, гомогенизация наступает через несколько де­сятков тысяч поколений.

Разумеется, чтобы достаточно полно судить о реальных пара­метрах отдельных популяций и популяционной структуре челове­чества в целом, мы можем воспользоваться лишь данными по современному населению, перенося эти данные на древние попу­ляции с известными оговорками. Но прямых данных о динамике популяционной структуры человечества во времени нет, так как эта структура не находит отражения ни в остатках материальной культуры древних обществ, ни в другой доступной информации о них. Ясно, что момент экстраполяции проявляет себя сильнее всего при переходе от современной, или близкой к современной,

пуляционной структуры к популяционной структуре палеоли- π°qecκoro человечества. Чаще всего популяции имеют компактное ^сселение и бывают представлены отдельными поселками или Р уппами поселков. При наличии эндогамии, то есть при заклю­чении браков только или преимущественно внутри группы, это само собой очевидно: например, на Памире или в Дагестане каж­дое селение было эндогамно, то есть представляло собой автоном­ную единицу популяционной структуры, внутри которой только и заключались браки. Отдельные случаи отступления от самой строгой эндогамии не меняют существа дела: селение или группа селений даже при наличии отдельных отступлений от эндогамии остаются в таком случае популяцией. Однако даже там, где не столь четко сохраняется определенная популяционная структура и где нет существенных предпосылок к ее образованию в виде эндогамии или других социальных институтов, а также непрохо­димых географических барьеров, жители селения или групп близ­ких селений чаще всего потенциально образуют популяцию. Браки внутри селений или между представителями ближайших селений составляют больше 80% даже на территории Восточно-Европей­ской равнины в настоящее время 1. Этот процент, естественно, был еще выше в прошлом.

Однако жители одного или группы расположенных рядом се­лений не только уже сложившаяся или потенциальная популя­ция, но и хозяйственный коллектив, связанный общим комплексом трудовых операций, сезонностью работы и т.

д. Этот хозяйствен­ный коллектив в зависимости от числа своих трудоспособных чле­нов и характера хозяйства занимает определенную хозяйственную территорию и оказывает на нее постоянное преобразующее воз­действие. Сведение лесов при подсечном земледелии, изменение растительности, почв и гидрологического режима при поливном земледелии, потрава лугов при скотоводстве, наконец, осушение болот, освоение задежных земель, с одной стороны, разрушение естественных биогеоценозов и эрозия почв при интенсивных, но нерациональных формах сельского хозяйства, с другой,— вот далеко не полный перечень того, чем создаются культурные ланд­шафты, изучение которых составляет сейчас важную главу в физической географии . Если рассматривать хозяйственный кол­лектив не сам по себе, а в сочетании с освоенной им территорией и суммой всех оказываемых им на эту территорию воздействий, То легко заметить аналогию ему в биогеоценозе. В обоих случаях речь идет о неразложимых далее структурных единицах, основу Жизнедеятельности которых составляет живое сообщество, микро- сРсда и взаимодействие между ними. Принципиальное отличие ^шйственного коллектива от сообщества животных в данном аа Жомова В. К. Материалы по изучению круга брачных связей в русском

2Є®ИИ.“- Вопросы антропологии, 1965, вып. 21.

см.: Рябчиков А. М. Структура и динамика геосферы. М., 1972.

случае состоит в том, что он оказывает активное преобразующее влияние на среду жизни. Такой симбиоз между хозяйственным коллективом и освоенной им территорией, а также сам коллектив в сочетании с эксплуатируемой территорией на разных этапах человеческой истории можно назвать антропогеоценозом [CXXV]. Термин этот, на наш взгляд, отражает весь комплекс включаемых в него явлений. Представляется весьма вероятным, что именно антропо­геоценозы и являются теми элементарными компонентами, из которых слагается хозяйственная деятельность человечества.

В самом деле, хозяйственный коллектив отграничен в своей произ­водственной деятельности от других коллективов, его численность и производительность труда в этом коллективе создают особую степень воздействия на среду. Воздействие это ограничивается географическими рамками эксплуатируемой территории. Налицо, следовательно, структурный комплекс взаимосвязанных между собой явлений, автономный от других таких же комплексов и в то же время сходный с ними по характеру взаимоотношений хозяй­ственных и природных факторов. Похоже, по характеру взаимо­действия хозяйственной деятельности и микросреды антропоге­оценозы и сливаются в то, что принимается за хозяйственно-куль­турный тип. Если мы говорим о хозяйственно-культурном типе охотников на морского зверя, например, то примерами отдельных антропогеоценозов можно считать жителей самостоятельных стойбищ, у средневековых жителей Монголии — представителей типа скотоводов-кочевников пустынь и полупустынь Центральной Азии — антропогеоценозы образовывали отдельные племенные группы вкупе с кочевыми угодьями и т. д.

Возможно, именно они образуют сложную иерархию составных элементов, наличие которой все же позволило бы считать хозяй­ственно-культурный тип системой? В свете всего сказанного выше это кажется маловероятным. Не видно никаких конкретных фактов, которые свидетельствовали бы о существовании антропогеоцено­зов разных уровней иерархии, о возможности подразделения ан­тропогеоценозов на резко различающиеся по величине группы в пределах одного хозяйственно-культурного типа и вхождения нескольких более мелких антропогеоценозов в крупные. Известные случаи объединения малочисленных хозяйственных коллективов в один не представляют собой типичного примера, так как чаще всего они носят сезонный характер и связаны даже с временным изменением направления хозяйственной деятельности. Огромное эскимосское стойбище Ипиутак на мысе Хоуп в Аляске, относя­щееся к первым векам нашей эры,— хорошее тому свидетельство: оно состояло из нескольких сот домов, численность населения составляла больше 3 тысяч человек.

Характер культуры и археоло­

гические наблюдения над временным заселением жилищ свиде­тельствуют о том, что это были охотники на оленей-карибу, про­живавшие во внутренних районах Аляски небольшими группами, выходившие на берег только в определенное время года и объеди­нявшиеся для охоты на китов, интенсивный промысел которых только и мог в суровых условиях Арктики временно прокормить такое огромное население [CXXVI]. Отмечены в литературе отдельные случаи объединения хозяйственных коллективов австралийцев, то­же временные и для каких-то специальных целей. В общем отдель­ный хозяйственный коллектив, а с ним и антропогеоценоз — доста­точно стабильное явление, антропогеоценозы связаны друг с другом линейно, по принципу географического соседства, а не по принципу иерархического соподчинения.

Возвращаясь к вопросу, частично рассмотренному раньше, о соотношении антропогеоценозов и популяций и откладывая под­робный ответ на него на дальнейшее изложение, отмечу только, что ответ этот целиком определяется соотношением хозяйственных коллективов и популяций. Если популяция составляет хозяйствен­ный коллектив, именно она входит структурным компонентом в антропогеоценоз, если же хозяйственный коллектив шире или уже популяции, то границы антропогеоценоза не совпадают с гра­ницами популяции. В общей форме можно сказать, что в большин­стве случаев антропогеоценоз образуется хозяйственным коллек­тивом, а популяция занимает его место и входит в структуру антро­погеоценозов только в том случае, если она сама выступает как самостоятельный хозяйственный коллектив. Этот редкий случай можно проиллюстрировать антропогеоценозами в Дагестане, где селения в силу господства обычая эндогамии чаще всего выступали в качестве популяций и в то же время были самостоятельными хозяйственными коллективами.

Выше уже упоминались основные структурные компоненты антропогеоценоза — хозяйственный коллектив как демографиче­ское целое, его производственная деятельность, эксплуатируемая территория.

Однако каждый из этих компонентов образует иерар­хическую структуру, в свою очередь распадаясь на ряд сопод­чиненных единиц, играющих определенную роль в общей струк­туре и функционировании антропогеоценоза как целого. Поэтому все эти компоненты структурно сами по себе достаточно сложны. Каждому хозяйственному коллективу свойственна та или иная численность. В общественных объединениях земледельцев она в связи с высокой производительностью высока и достигает многих тысяч, в скотоводческих и особенно охотничьих обществах пада­ет до нескольких десятков. В системе антропогеоценоза значи­тельную роль играют оба показателя численности — и числен­

ность всего хозяйственного коллектива, или число людей, прини­мающих участие в потреблении продуктов труда, и численность здорового взрослого населения, непосредственно участвующего в трудовых процессах. Представители старшего поколения являют­ся носителями трудового опыта, но сами, как правило, значитель­ного участия в трудовых процессах не принимают. Оптимальный характер возрастной пирамиды, то есть оптимальное соотноше­ние представителей разных возрастов при характерной для дан­ного случая продолжительности жизни, является показателем бла­гоприятной демографической ситуации в хозяйственном коллек­тиве, способствующей его процветанию.

Многочисленные морфофизиологические, генетические и эко­логические наблюдения над популяциями земного шара показа­ли, что они не различаются заметным образом в пищевых потреб­ностях, которые были бы генетически детерминированы. Други­ми словами, различия в пищевом режиме между населением, ска­жем, тропиков и арктической зоны, громадные и по составу пищи, и по ее калорийности, могут быть практически почти целиком (какая-то часть местного своеобразия всегда остается на долю тра­диции) объяснены за счет различных потребностей в разных условиях среды, объяснены необходимостью сохранения опреде­ленного уровня энергетического обмена, например, в условиях го­лода, а не генетически. Бесспорно, существующие индивидуаль­ные вариации в пищевых потребностях мало изучены, но кажет­ся весьма вероятным, что они больше зависят от привычки, а не генетически обусловлены. Все это говорит о том, что суммар­ный эффект потребностей данного хозяйственного коллектива при сравнении его с хозяйственными коллективами, живущими в тех же условиях, практически целиком определяется его числен­ностью и демографической структурой (существование возраст­ных различий в пищевых потребностях бесспорно) и, следова­тельно, сводится к тем двум факторам, о которых только что говорилось,— его общей численности и численности работоспособ­ных членов коллектива; биологическая природа отдельного ин­дивидуума при прочих равных условиях не оказывает влияния на роль хозяйственного коллектива в антропогеоценозе.

Положение о примате уровня развития производительных сил в общественном производстве справедливо, конечно, и для антропогеоценоза. Но антропогеоценозы одного хозяйственно­культурного типа в общем находятся на одном или на близких уровнях развития производительных сил. В этих условиях роль производственной деятельности в конкретном антропогеоценозе определяется больше сложившейся системой производственных отношений. В этой производственной деятельности могут быть выделены два структурных компонента: а) сумма производствен­ных операций, то есть трудовых навыков и традиций, закреплен­ного опыта предшествующих поколений, сложившаяся в данном

коллективе; б) производительность труда, то есть интенсивность оСуществления этих трудовых операций, больше зависящая также от традиции коллектива, чем от индивидуальных морфофизио­логических особенностей составляющих коллектив индивидуумов. Последнее справедливо особенно для ранних, сравнительно слабо дифференцированных форм трудовой деятельности. Оба этих структурных компонента в первую очередь и определяют специ­фику хозяйства, его направление, особенно в земледельческих антропогеоценозах, и его специализацию 1. К разнице в интенсив­ности изобретения новых производственных операций и в про­изводительности труда, то есть в конечном итоге в уровне развития производственных отношений, не говоря уже об ускорении роста производительных сил, и можно свести, как мне кажется, те на первый взгляд исторически нелегко объяснимые ситуации, когда тот или иной хозяйственный коллектив в условиях доклассового общества часто опережает другие в своем развитии и начинает играть доминирующую роль. При обсуждении роли хозяйственной деятельности в качестве структурного компонента антропогенеза Э. Г. Юдиным было высказано соображение, что хозяйственная, или производственная, деятельность выражает функциональные связи внутри антропогеоценоза и что она представляет собой внут­ри его канал, по которому осуществляются функциональные связи между географической средой, конкретно говоря, эксплуатируе­мой территорией и общественной ячейкой — хозяйственным кол­лективом. Формально это, может быть, и верно, но производствен­ная деятельность исключительно сложна, формы ее многранны, именно в ходе производственной деятельности создается приба­вочный продукт. Когда мы рассматривали раньше, в 4-й главе, структуру трудовой деятельности, то, следуя К. Марксу, отдель­но разбирали понятия объекта труда — того материала и объекта, на который труд был нацелен, средств труда, или орудий труда, и самого труда. Труд, трудовая операция,— один из трех главных компонентов трудовой деятельности, хотя при определенных усло­виях его также можно оценивать как передаточный канал энер­гетических импульсов от средства труда к объекту труда, это определяется точкой зрения. Думаю, что в рассматриваемом на­ми случае структуры антропогеоценоза исключительная важность производственной деятельности внутри его оправдывает выделе­ние ее в качестве самостоятельного структурного компонента.

Эксплуатируемая территория тесно связана с физико-геог- Рифическими условиями. Поэтому лучше говорить о занимаемой или эксплуатируемой хозяйственным коллективом микросреде. То близкие понятия, но отнюдь не синонимы, так как в понятие ^Рнродной среды помимо территории входит еще ряд существен- jn. Hazzis D. Agricultural systems, ecosystems and the origins of agriculture.— moi c!co J-> Dimbleby G. (ed.). The domestication and exploration of plants and ani- ais∙ London, 1969.

Распространение хозяйственно-культурных типов до эпохи Великих географических открытий по А. А. Фадееву и Я. В. Чеснову. 1 — собиратели и охотники лесов жаркого пояса, 2 — береговые собиратели и рыболовы жаркого пояса, 3 — охотники и собира­тели степей и полупустынь, 4 — собиратели и рыболовы умеренно теплого пояса, 5 — рыболовы бассейнов больших рек и морских берегов умеренного пояса, 6 — охотники и рыболовы таежной полосы, 7 — охотники лесотундры и тундры, 8 — арктические охот­ники на морского зверя, 9 — ручные (мотыжные) земледельцы жаркого пояса, 10 —

ручные земледельцы и скотоводы горной зоны, 11 — мотыжные земледельцы степей и су­хих предгорий, 12 — ручные земледельцы лесной зоны умеренного пояса, 13 — пастушес­кие скотоводы и земледельцы умеренного и холодного пояса, 14 — скотоводы-кочевники степей и полупустынь, 15 — высокогорные скотоводы-кочевники, 16 — таежные охотники- оленеводы, 17 — оленеводы тундры, 18 — пашенные земледельцы засушливой зоны, f19 — пашенные земледельцы влажных тропиков и субтропиков, 20 — пашенные земле­дельцы лесостепей и лесов умеренного пояса.

ных географических компонентов, которые, правда, с террито­рией непосредственно связаны и находят в ней свое отражение. Эти компоненты — микрорельеф, характер почвы, сочетание теп­ла и влаги, естественная растительность и возможность ее исполь­зования в пищу, фауна (последняя особенно важна при охотничь­ем хозяйстве). При земледелии и скотоводстве естественные био­геоценозы разрушаются, но часть их остается и в них отражается специфическое именно для данного места сочетание перечислен­ных условий. Что касается самой территории, то ее специфическая роль в антропогеоценозе связана с рельефом и в значительной мере с определенным им режимом гидрологической сети. Все физико-географические компоненты достаточно общи, и при де­тальном анализе структуры антропогеоценоза должны быть под­разделены на составляющие их более частные факторы: например, локальная недостаточность каких-то микроэлементов в почвах или, наоборот, их переизбыток не менее важны, чем ее плодородие, но при общем рассмотрении структуры антропогеоценоза в такой детальной дифференциации физико-географических условий нет необходимости.

Помимо структурных компонентов нормальная жизнедеятель­ность любой системы обеспечивается функциональными связями; последние только и придают любой системе динамику. Уже гово­рилось, что производственная деятельность, строго говоря, пред­ставляет собой наиболее общий пример функциональной связи в антропогеоценозе, осуществляющей передачу результатов тру­довых операций и энергии от хозяйственного коллектива к среде и наоборот. Говорилось и об оправданности выделения ее в качестве структурного компонента. Что получает коллектив от эк­сплуатируемой территории? В первую очередь пищу. Состав, сезон­ную специфику, количество пищи, характерные именно для данно­го антропогеоценоза, можно обозначить в соответствии с предложе­нием И. И. Крупника как пищевую цепь. Очевидно, пищевая цепь есть одна из функциональных связей микросреды и хозяйственно­го коллектива. Она в какой-то мере зависит не только от числен­ности коллектива, производительности труда, интенсивности хо­зяйства и географических характеристик среды, но и от состояния других пищевых цепей в границах данного хозяйственно-куль­турного типа. В совокупности они составляют пищевую сеть, в высокой степени специфическую для каждого хозяйственно­культурного типа.

Вторая линия связи хозяйственного коллектива и среды осу­ществляется через получение им материалов для хозяйственных и жилых построек, а также одежды и сырья для изготовления ору­дий труда. В последнем случае можно говорить и об обменных и торговых контактах с другими антропогеоценозами как своего, так и иных хозяйственно-культурных типов, так как микросреда антропогеоценоза далеко не всегда снабжает хозяйственный кол-

дектив потребным ему сырьем. О таких обменных контактах мож­но говорить, начиная с ранних эпох; общеизвестно, например, ши­рокое распространение поделок из янтаря не только эстетического, но и утилитарного назначения в неолитических памятниках Евро­пы, тогда как естественные местонахождения янтаря расположены в Прибалтике. То же можно сказать и про медные и железные руды для более позднего периода. Всю совокупность извлекаемого в процессе производства из микросреды сырья, полезного для чело­века, можно обозначить как производственно-хозяйственную цепь внутри данного антропогеоценоза. Наконец, очевидно значение открытий и изобретений внутри хозяйственного коллектива для развития его производственной деятельности. Известную роль в этом случае играет и передача трудового опыта от одного кол­лектива к другому, хотя она редко выступает только в такой форме и сопровождает чаще всего торговые и другие социальные контак­ты. Будь то самостоятельные технические, будь то заимствованные достижения соседей — все они в совокупности образуют сумму знаний, в какой-то мере неповторимых, отличающих данный хозяйственный коллектив от всех других. Их можно назвать ин­формационным полем хозяйственного коллектива. Через него осуществляется функциональная связь двух структурных компо­нентов антропогеоценоза — собственно хозяйственного коллекти­ва и производственной деятельности. Исследование информацион­ных полей в разных ранних человеческих коллективах, их объема и структуры, законов их формирования составляет одну из чрез­вычайно актуальных и увлекательных задач современного срав­нительного культуроведения.

При обсуждении функциональных связей внутри антропогео­ценоза следует еще сказать о непосредственной связи микросреды антропогеоценоза с производственным процессом, их взаимном влиянии друг на друга. Среда не влияет на производственную деятельность прямо — учет ее специфики хозяйственным коллек­тивом преобразует его информационное поле, уже через него вносятся в производственный процесс соответствующие полез­ные изменения. Что касается самой производственной деятельно­сти, то она создает постепенные механические и энергетические им­пульсы, которые вносятся ею в эксплуатируемую территорию. При охоте и собирательстве, то есть при присваивающем хозяйст­ве, речь идет чаще всего лишь об обеднении природных биоценозов веществом и энергией, при производящих формах хозяйства — земледелии и скотоводстве — происходит не только разрушение, но и направленная переделка природных биоценозов. Именно совокупность этих энергетических импульсов (в широком смысле слова охватывающих и механические) выражает специфическую форму функциональной зависимости микросреды от производ- СТвенной деятельности, характерную для данного антропогеоце- ноза.

Последнее, о чем следует сказать и что, собственно говоря, следовало бы объяснить еще в начале этого раздела, — наше внимание к антропогеоценозу именно при переходе к началу куль­турного развития человека современного вида, то есть при рассмот­рении уже верхнепалеолитического времени. В той трактовке, которую мы даем антропогеоценозу, возник он, можно думать, еще на заре трудовой деятельности, так как и хозяйственный коллектив, и производственная деятельность, и эксплуатируемая территория — три основных компонента антропогеоценоза — су­ществовали, очевидно, еще в пределах жизненного цикла австра­лопитеков. Но такой микроуровень исследовательского подхода практически недоступен нам по отношению к нижнепалеолити­ческому и даже среднепалеолитическому времени — слишком выборочны известные нам археологические памятники, мало их число, общи представления о географической среде, ее локальном районировании и временной динамике. Идея антропогеоценозов возникла как результат некоторого обобщения данных по поздним этапам культурного развития человечества. На основании имею­щейся информации история антропогеоценозов в более или менее конкретных формах может быть прослежена лишь до верхнепа­леолитического времени.

Но есть и еще одна причина, почему к рассмотрению антропо­геоценозов подступ сделан лишь после того, как рассмотрена была проблема происхождения человека современного вида. На этапе верхнего палеолита первобытная ойкумена разрослась настолько, что человеческие коллективы впервые столкнулись с по-настоя­щему разнообразной средой, влиявшей на них на протяжении длительного временц. Не имея возможности углубляться в эту проблему, которой посвящены сотни томов археологических сочинений, напомню только, что эта расширившаяся До крайности ойкумена с разнообразными ландшафтными зонами отразилась в археологических материалах в стоянках с локально своеобразным кремневым инвентарем, разным составом животного мира, предста­вители которого были предметом охоты, очень различающимися геоморфологически условиями месторасположения. В какой мере территориальные различия, проявляющиеся в отдельных памят­никах, проистекают за счет приспособления к географической среде, то есть представляют собой что-то, входящее в рамки хозяй­ственно-культурной типологии, а в какой мере в них выражаются этнические традиции и они представляют собой археологические культуры в узком смысле слова, решается с помощью более или ме­нее правдоподобной аргументации во многих отдельных случаях, но общий подход пока не вышел из стадии обмена противоречивыми, часто прямо противоположными мнениями. Когда перед нами ар­хеологическая культура, а когда мы сталкиваемся с результатом географической адаптации, археологи спорят и спорят. Но совер­шенно очевидно, что приспособление к разным ландшафтным зо-

в пределах Старого Света впервые в широких масштабах ЙрИвело к формированию антропогеоценозов с различной хозяй­ственной специализацией, которая, как уже говорилось, может быть В каких-то пределах реконструирована. Многочисленные примеры разнообразной специализации хозяйственной деятель­ности в рамках низкоразвитой культуры охотников и собирателей дает и этнографический материал 1. Этим и оправдывается только тот тезис, который мы выдвинули выше и который практически осуществлен в этой главе,— рассматривать антропогеоценозы на хронологическом рубеже, соотносимом с верхнепалеолитическим временем.

<< | >>
Источник: Алексеев В.П.. Становление человечества.— М.: Политиздат,1984.— 462 с., ил.. 1984

Еще по теме Антропогеоценоз как элементарная ячейка первобытного хозяйства и его структура:

  1. Население России и его социальная структура
  2. Сельское хозяйство и его истоки
  3. Содержание курса “История России” и цели его изучения, принципы истории как науки.
  4. § 3. Царь Хаммураби, его управление и его законы.
  5. 25) Содержание понятия «новое мышление». Как новый политический курс советского руководства повлиял на систему международных отношений? Как «новое политическое мышление» отразилось на внешней политике СССР?
  6. ТЯЖЕЛОЕ ВНЕШНЕЕ ПОЛОЖЕНИЕ РИМА В ПЕРВЫЙ ПЕРИОД ЕГО НЕЗАВИСИМОСТИ (500—350 гг. до н. э.) ВОЕНИЗАЦИЯ ЕГО БЫТА И СТРОЯ
  7. Первобытная религия
  8. § 2. Источники первобытной истории.
  9. § 5. Возникновение первобытной родовой общины.
  10. § 3. Периодизация истории первобытного общества.