<<
>>

Переход от присваивающего хозяйства к производящему

Как ни велика была роль перечисленных выше достижений не­олитической культуры, однако главным завоеванием неолита,, имев­шим поистине всемирно-историческое значение, явился переход к производящему хозяйству, развитие в неолите земледелия и ското­водства.

Правда, далеко не все неолитические коллективы перешли к производящему хозяйству. В ряде районов оно появилось лишь в железном веке; сам этот переход был постепенным, а его последствия, обусловившие огромные преимущества земледельческо-скотоводче­ских коллективов над охотничье-рыболовческими, сказались далека не сразу. Поэтому во многих районах, как показывают и археологи­ческие и этнографические данные, уровень развития земледельче­ско-скотоводческих общин не намного отличался от уровня развития высших охотников, рыболовов и собирателей, а в ряде случаев был даже ниже. Поэтому переход к производящему хозяйству, предоста­вив человеку новое могущественное средство производства — зем­лю10, тем не менее еще не привел автоматически к возникновению качественно иных структур, способных противопоставить общества земледельцев и скотоводов всем обществам охотников, рыболовов и собирателей. В. Р. Кабо, попытавшийся недавно вычленить такие ка­чественные различия, вынужден был отметить у высших охотников и рыболовов черты, позволяющие «ставить названные народы на один Уровень с представителями ранних форм производящего хозяйства» 11-

Отдавая дань до сих пор преобладающему в науке мнению о том, что общества* с присваивающим хозяйством достигали высокого уровня развития лишь в особых благоприятных природных условиях, и счи~ тая их редкими исключениями из общей массы отсталых охотников, рыболовов и собирателей, В. Р. Кабо тем не менее отмечает возмож­ность более широкого распространения этого типа присваивающего хозяйства в прошлом 12.

Сейчас имеются все основания говорить о том, что у многих йе- земледельческих обществ земного шара на основе умелого использо­вания окружающей природной среды возникла довольно развитая со­циальная организация, сопоставимая с организацией ранних земле­дельцев и скотоводов и отличающаяся от организации таких низших охотников и собирателей, как австралийские аборигены, бушмены или западные шошоны 13.

Во многих случаях эффективное присваиваю­щее хозяйство служило тормозом, который препятствовал проникно­вению в соответствующие районы земледелия и скотоводства, и од­новременно создавало основу для появления относительно развитых форм социальной организации и общественных отношений, почти не менявшихся после возникновения там производящего хозяйства.

Таким образом, при принципиально иных способах ведения хо­зяйства, отличающих друг от друга доземледельческие и земледель­ческо-скотоводческие общества, их социальные различия, если и вы­являются, то с гораздо большим трудом. По-видимому, здесь следует говорить лишь о том, что производящее хозяйство в перспективе от­крывало более широкие возможности для процесса парцеллизации собственности и действия механизмов классообразования. Поэтому, если предклассовая ступень составляла тот предел, выше которого общественные отношения уже не могли эволюционировать на основе исключительно присваивающего хозяйства, то развитие земледелия и скотоводства открывало принципиально иные возможности, состав­ляя условие формирования и эволюции классовых социальных орга­низмов.

Здесь, правда, следует оговорить одно исключение, связанное с кочевым скотоводством, которое, хотя и является одной из разновид­ностей производящего хозяйства, однако также не позволяет обще­ству подняться выше предклассовых или в редких случаях ранне­классовых отношений. В исторической перспективе развитие высоко­специализированных обществ охотников, рыболовов и собирателей и кочевых скотоводов представляет собой тупиковые ветви и лишь зем­ледельческое или комплексное земледельческо-скотоводческое хозяй­ство позволяет обществу перешагнуть рубеж классообразования и успешно развиваться далее. В этом смысле и надо, по-видимому, по­нимать суть того революционного переворота, который совершился в истории с переходом к производящему хозяйству.

К проблеме происхождения производящего хозяйства в разные эпохи обращались многие исследователи, высказывавшие по самым различным ее аспектам порой диаметрально противоположные идеп.

ранее всего ученых заинтересовал процесс смены одних хозяйствен­ных систем другими.

В XVIII и XIX вв. в европейской науке господ­ствовала так называемая теория «трех стадий», по которой люди пер­воначально занимались охотой, потом перешли к скотоводству, а уж ст него — к земледелию. Однако если ученые XVIII — начала XIX в. (Ш. Монтескье, М. Кондорсе, И. Г. Гердер и др.) относили к охот­ничьей стадии и ручное палочно-мотыжное земледелие, понимая под настоящим земледелием лишь пашенное, то в XIX в. этот нюанс был спущен и возобладало прямолинейное схематичное понимание ука­занной теории (Дж. Леббок, Г. Мортилье, Л. Г. Морган и др.). Боль­шинство исследователей XIX в. считали, что земледелие возникло прежде всего из потребности снабжать домашних животных кормом. Рецедивы этой концепции встречаются и в наши дни 14.

В конце XIX в. в противовес теории «трех стадий» были выдви­нуты две гипотезы: по первой из них скотоводство и земледелие воз­никли независимо в разных районах и лишь в последующее время в процессе их распространения произошло их слияние в единую си­стему хозяйства (эта концепция была развита Э. Тайлором, подхва­чена венской культурно-исторической школой и в настоящее время отдельные ее положения разрабатываются Г. Польхаузеном 15и не­которыми английскими специалистами16); по второй скотоводство могло возникнуть лишь в оседлоземледельческих обществах (идея выдвинута впервые Э. Ханом и в настоящее время разделяется боль­шинством специалистов).

В советской науке в довоенные годы одни ученые считали, что земледельческо-скотоводческое хозяйство возникло сразу в комплекс­ной форме, другие писали о самостоятельной доместикации живот­ных охотниками. Сейчас большинство советских ученых склонно при­держиваться первого из этих взглядов.

Разногласия касались и количества первичных (независимых) центров становления производящего хозяйства. Если для эволюцио­нистов XIX в. этот вопрос являлся второстепенным и они, как пра­вило, решали его с позиций полицентризма, то в первой половине XX в. он стал ареной драматических баталий в связи с распростра­нением в зарубежной науке теорий диффузионизма и миграциониз- ма, а с ними и тенденции к решению рассматриваемого вопроса с по­зиций моноцентризма.

Где только не искали первичный и единствен­ный очаг возникновения земледелия и скотоводства: в Передней Азии (С. Форд и многие другие), в Египте (Г. Эллиот-Смит и У. Перри), в Сахаре и Северной Африке (Г. Пик и Г. Флер), в Южной Азии (Е. Верт), в Юго-Восточной Азии (К. Соэр, Г. фон Виссман). Неко­торые ученые, разделяя мнение о распространении производящего хозяйства в Старом Свете из единого центра, допускали существова­ние независимого очага и в Новом Свете; другие, отстаивая чистоту Диффузионизма, активно им возражали. По В. Шмидту и В. Коппер- су, скотоводство родилось в Центральной Азии, а земледелие — юж­нее, в тропических азиатских районах.

Идеи моноцентризма дожили и до нашего времени 17.

В советской науке с самого начала возобладал полицентристский подход к решению вопроса о центрах возникновения производящего хозяйства. При этом советские ученые опирались на труды Н. И. Ва- вилова и его коллег-биологов, глубоко обосновавших идею очагового происхождения земледелия и скотоводства. В зарубежной науке в до­военные годы лишь немногие исследователи высказывались в пользу полицентризма. Сейчас же правомерность этого подхода настолько очевидна, что с его позиций выступает большинство западных уче­ных 18.

Сложен вопрос о времени появления производящего хозяйства. Еще недавно многие специалисты связывали этот переворот с не­олитом, и неслучайно Г. Чайлд назвал его «неолитической револю­цией». Однако теперь имеются бесспорные археологические свиде­тельства того, что в первичных очагах он начался еще в мезолите. В то же время некоторые авторы считают возможным предполагать начатки земледелия уже в верхнем палеолите (Г. Стивенс, Е. Верт, О. Дэвис) 19. То же самое писали у нас о началах скотоводства И. И. Мещанинов, В. Г. Богораз (Тан) и В. И. Равдоникас. В по­следние годы даже высказана идея о зарождении скотоводства у не­андертальцев (Э. Сэксон). О вероятности зарождения земледелия в мустье писал в свое время В.

Л. Комаров.

Ученые спорят и о причинах перехода к земледелию и скотовод­ству. Если в XVIII — первой половине XIX в. считали, что основ­ным мотивом этой трансформации являлись хозяйственные потреб­ности, то в конце XIX в. появилась идея о развитии культивации ра­стений и доместикации животных из религиозных ритуалов (Г. Эл­лен, Э. Хан, Ф. Джевонс, С. Рейнак). Эта идея находит своих защит­ников и в наши дни (Ч. Хейзер, Ф. Симунс, Э. Айзек и др.). Хозяй­ственные потребности, способные повлечь переход к производящему хозяйству, разные исследователи также понимают по-разному: если многие из них видят в домашних животных и культурных растениях главным образом источники питания, то некоторые авторы считают, что первые домашние животные использовались на охоте в качестве мапщиков или под вьюк, а первые культурные растения — как сырье для домашних производств (хлопок, тыква-горлянка и др.), а также для украшений, косметики и получения ядов и целебных снадобий. С конца XIX в. бытует и идея о зарождении доместикации из полу­бессознательных симбиотических действий. Тогда же возникла гипо­теза о развитии скотоводства на базе содержания животных-«любим­чиков».

Сторонники религиозной теории доместикации видят истоки по­следней исключительно в сфере эволюции ритуалов и идей. Напро­тив, защитники хозяйственной теории объясняют переход к произ­водящему хозяйству кризисной ситуацией, сложившейся по тем или иным причинам в обществах охотников, рыболовов и собирателей. Их позиция особенно укрепилась в последние годы, когда распространи­

лась идея о том, что, вопреки мнению более ранних авторов, «откры­тие» земледелия и скотоводства не было сколько-нибудь единовре­менным актом. По современным представлениям, охотники и соби­ратели издавна знали о механизмах размножения животных и ра­стений и теоретически могли их использовать. Однако применение этих знаний и навыков на практике возникло лишь в силу суровой необходимости. По мнению разных авторов, это произошло в усло­виях экологического кризиса, вызванного либо природными, либо антропогенными факторами, или же в обстановке роста народонасе­ления, потребностям которого прежние хозяйственные системы уже не удовлетворяли.

Впрочем, не все сторонники хозяйственной теории доместикации разделяют идею о кризисе. Р. Брейдвуд и Дж. Мелларт видят в переходе к производящему хозяйству закономерный итог ку­мулятивного развития технологии 20. Недавно в науке появилась еще одна теория, связывающая становление земледелия с социальным фактором — развитием системы лидерства (Б. Бендер) 21.

Решение проблемы перехода к производящему хозяйству услож­няется имеющимся разнобоем в использовании таких терминов, как «культивация», «доместикация» и «производящее хозяйство». К со­жалению, их единое понимание до сих пор отсутствует. В частности, это вызвано тем, что специалисты определяют их, исходя из крите­риев, выработанных разными науками для своих собственных нужд. Например, основным критерием для биологов служит морфофизио­логическая изменчивость. С этой точки зрения к культурным расте­ниям и домашним животным следует относить лишь те виды, кото­рые отличаются от существующих в дикой природе по ряду важных внешних показателей. Однако, как уже не раз отмечалось, эта кон­цепция, с одной стороны, допускает культивирование растений, ди­ких по морфологическим показателям (ситуация, типичная для эпохи становления земледелия), а с другой, включает в число культурных такие виды, которые не использовались человеком, а возникли как побочный продукт его деятельности (сорняки и пр.). С позиций этого подхода в ряде случаев культивация и даже земледелие возможны без доместикации, а доместикация возможна без культивации22. Ясно, что в таком контексте использование этих терминов специали­стами-гуманитариями во избежание путаницы должно быть крайне осторожным. Впрочем, некоторым шагом вперед здесь стало введение термина «синантропизация», означающего косвенное влияние чело­веческой деятельности на дикую природу, вызывающее в ней те или иные изменения 23.

Что касается этнографов, то они часто понимают под доместика­цией прежде всего изменение отношения человека к ряду прежде Диких растений и животных (уход за ними, искусственный контроль за их воспроизводством и прочие манипуляции с ними в интересах человеческого хозяйства) и изменение места последних в его куль­туре. С этой точки зрения доместикация представляется непрерывным процессом количественных изменений, не позволяющих более или

менее четко наметить тот рубеж, который отделяет производящее хозяйство от присваивающего. Это дает некоторым исследователям повод вовсе отказаться от постановки такой задачи и объявить доме­стикацию не более чем интенсификацией процесса, который будто бы имел место во все эпохи 24.

Другие специалисты пытаются определить указанный рубеж, опи­раясь на такие количественные показатели, как общее соотношение объема пищи, полученной от присваивающих и производящих форм хозяйства. Однако и в этом лагере не существует единства. По мне­нию одних ученых, земледельческо-скотоводческими обществами сле­дует считать те, которые получают от производящего хозяйства не менее 25% пищи, другие поднимают эту цифру до 50% 25. В прин­ципе решение этой проблемы допускает и другие подходы. Можно, например, определить соотношение различных видов хозяйства по затратам энергии, которых они требуют от людей, а можно и осно­вываться на мнении самих носителей тех или иных хозяйственно­культурных типов или на характере отражения различных видов хозяйственной деятельности в их духовной жизни. Совершенно оче­видно, что в зависимости от подхода проблема перехода к произво­дящему хозяйству будет решаться по-разному.

Нам кажется, что общее ее решение должно, во-первых, основы­ваться на качественных, а не количественных показателях, которые могут быть в разных районах различными, а во-вторых, опираться прежде всего на объективные материальные критерии. Важнейшим таким критерием представляется образ жизни, определяющий харак­тер культуры и всегда связанный с ведущими видами хозяйства. По­этому к обществам с производящим хозяйством следует относить прежде всего те, образ жизни которых определяется земледелием и/или скотоводством.

3.

<< | >>
Источник: БРОМЛЕИ Ю.В.. ИСТОРИЯ ПЕРВОБЫТНОГО ОБЩЕСТВА. Эпоха первобытной родовой общины. Том 2. МОСКВА. «НАУКА». 1986. 1986

Еще по теме Переход от присваивающего хозяйства к производящему:

  1. 2.2. Становление человеческого общества, возникновение присваивающего хозяйства (3–5 млн лет до н.э. – V–IV тыс-е до н. э.)
  2. 4.1. Предпосылки возникновения производящего хозяйства в низовьях Сырдарьи
  3. 2.3. Становление производящего хозяйства (V–IV тыс. до н. э. – II тыс. до н. э.)
  4. У истоков цивилизации. Особенности формирования производящей экономики на Пиренейском полуострове
  5. Переход к веку металла
  6. № 103 ПЕРЕХОД РАБОВ НА СТОРОНУ ВРАГА
  7. Переход израильских племен к оседлости
  8. § 2. Переход к патриархальному родовому строю. Древнейший Лациум и начало Рима.
  9. ГОРОД И ГОСУДАРСТВО В ВИЗАНТИИ В ЭПОХУ ПЕРЕХОДА ОТ АНТИЧНОСТИ К ФЕОДАЛИЗМУ
  10. ILl. Проблема перехода населения полуострова к металлургии меди
  11. § 4. Переход греков в наступление. Образование Делосского союза.
  12. Часть 2 ГОРОД И ГОСУДАРСТВО В ВИЗАНТИИ В ЭПОХУ ПЕРЕХОДА ОТ АНТИЧНОСТИ К ФЕОДАЛИЗМУ
  13. Переход экономики СССР на военные рельсы. Московская битва и значение победы Красной армии.
  14. ГЛАВА XLI ИТАЛИЯ И РИМ В ПЕРИОД РОДОВОГО СТРОЯ (X—VII вв. до н. э.) ПЕРЕХОД К ИСТОРИЧЕСКОМУ ВРЕМЕНИ.
  15. 10) Россия в ХVII в.: новое в социально-экономическом и политическом развитии. Особенности перехода к новому времени. (10)
  16. Социально-экономическое развитие восточных славян в догосударственный период: общественный строй и быт, эволюция родовой общины а переход к соседской.
  17. ГОРОД И ГОСУДАРСТВО В ВИЗАНТИИ В ЭПОХУ ПЕРЕХОДА ОТ АНТИЧНОСТИ К ФЕОДАЛИЗМУ В ОСВЕЩЕНИИ РУССКОЙ ИСТОРИОГРАФИИ КОНЦА XIX— НАЧАЛА XX в.
  18. № 21. ПЕРЕХОД КАПУИ НА СТОРОНУ КАРФАГЕНА ПОСЛЕ ПОРАЖЕНИЯ РИМА В БИТВЕ ПРИ КАННАХ (Тот Ливой,XXIII, 3, 7)