Развитие и критическая ревизия теории центров
Внезапный уход создателя теории центров происхождения культурных растений из жизни и положение, сложившееся в советской биологической науке в послевоенные годы, на какое-то время задержали дальнейшее развитие этой теории и публикацию посвященных ей работ, но с конца 50-х годов сотрудники возглавлявшегося ранее Н.
И. Вавиловым Всесоюзного института растениеводства (ВИР) стали совершать новые большие экспедиции в районы древнейших земледельческих культур. Это позволило вносить дальнейшие уточнения в систему и географию центров происхождения культурных растений, выработать ряд новых понятий, осуществлять проверку ряда положений теории, сопоставить ее с вновь накопленными археологическими данными и одновре- менно посмотреть на нее как бы со стороны, увидеть ее на фоне мирового опыта по исследованию культурной флоры, критически оценить ее основные достижения на современном этапе развития науки.
Для нас особенно интересны изменения, внесенные в схему Н. И. Вавилова на основании новых систематических и географических работ, а также оригинальных теоретических разработок. Так, Н. А. Базилевская выделила пять дополнительных очагов специально для декоративных растений — южноафриканский (в основном Капская область), умеренная зона Европы, Канарские острова, австралийский и североамериканский1. Из более чем 5000 декоративных растений, культивируемых в настоящее время, на эти дополнительные очаги падает происхождение более чем 1500 видов.
Значительные модификации были введены Π. М. Жуковским, но его концепцию нелегко оценивать из-за больших принципиальных изменений, которые он сам вносил в нее, переиздавая свой основной огромный труд «Культурные растения и их сородичи». В первом издании (1950 г.) теоретическое введение написано под сильным влиянием модных тогда идей, приводятся ссылки на опыты по переделке пшеницы в рожь и т.
д. Появившееся через 14 лет второе издание книги свободно от этих недостатков, содержит обширный обзор географии культурной флоры и систем земледелия по земному шару с широким цитированием работ Н. И. Вавилова, но перегруженность этого обзора общеисторическими сведениями привела ко многим ошибкам: геологическая периодизация четвертичного периода перепутана, предками современного человека объявляются различные антропоиды, возникновение пастушества и земледелия отнесено больше чем на 20 000 лет тому назад и т. д. Только в 1970 г. был опубликован оригинальный вариант центров происхождения культурных растений[141][142], позже включенный в третье издание книги (1971) в виде вводной теоретической главы.Схема Π. М. Жуковского разработана с большой полнотой. Он пользуется терминологией, которой широко пользовался Н. И. Вавилов, но не вводил ее в изложение схемы центров — речь идет о термине «генцентр», подразумевающем генетическую характеристику соответствующего центра. Отдельно выделены мегаген- центры, соответствующие центрам Н. И. Вавилова, и микроген- центры, то есть центры, или очаги, вхождения в культуру узкоэндемических видов или форм. Идея дискретности формообразования проходит и через концепцию Π. М. Жуковского, но географически она выражена менее отчетливо — ареалы мегагенцентров
Географическое распределение центров окультуривания растений по II. М. Жуковскому. I — китайско-японский, // — индонезийско- индо-китайский, III — австралийский, IV — индостанский, V — среднеазиатский, VI — перуано-азиатский, VII — средиземноморский, VIII — африканский, IX — европейско-сибирский, X — центральноамериканский, XI — южноамериканский, XII — североамериканский.
очень обширны и соприкасаются многими участками своих границ, практически йоловина или даже большая часть суши покрыта ареалами мегагенцентров, в тропическом и субтропических поясах — почти вся суша.
Таких мегагенцентров в схеме Π. М. Жуковского 12: китайско-японский, индонезийско-индокитайский, австралийский, индостанский, среднеазиатский, переднеазиатский, средиземноморский, африканский, европейско-сибирский, центральноамериканский, южноамериканский и североамериканский. Нельзя не подчеркнуть в одном случае существенного противоречия в словесном описании мегагенцентров и изображении их границ на карте: судя по тексту, территория Ирана входит в состав переднеазиатского мегагенцентра, что, по-видимому, вполне соответствует характеру культурной флоры, но * на карте и в книге 1970 г., и в третьем издании книги о происхождении культурных растений он в противовес сказанному неожиданно включен в среднеазиатский очаг. Если не обратить внимания на некоторые терминологические расхождения, то по сравнению с самой последней схемой Н. И. Вавилова (1940) число основных первичных центров увеличилось на пять — североамериканский, европейско-сибирский и австралийский центры являются полностью новыми, а· в некоторых других случаях поднят таксономический ранг вторичных второстепенных центров, они рассматриваются как первичные. Для всех их опубликована ботанико-географическая характеристика, то есть приведены списки видов, эндемических для тех или иных центров и в них имеющих свое происхождение. Всего охвачены и разнесены по мегагенцентрам 629 видов, и, следовательно, эта схема по широте охвата видов культурных растений примерно соответствует схеме Н. И. Вавилова 1935 г.Менее ясна в географическом выражении схема микроген- центров. Это центры вхождения в культуру отдельных локально распространенных эндемических видов, установленные, естественно, с гораздо меньшей определенностью, чем крупные первичные fмегацентры. На карте показаны 100 микрогенцентров, но в тексте они последовательно не описаны. Ясно только (и это очень важно для нашей темы), что в пределах крупных центров помимо подразделения их на крупные ареалы формообразования имели место интенсивная дифференциация более низкого таксономического уровня, образование внутривидовых форм, приуроченных к отдельным небольшим районам, и местных сортов.
Эта тенденция не только расширения границ основных очагов, но и их дробления на локальные микроцентры нашла отражение и в фундаментальной книге Е. Н. Синской «Историческая география культурной флоры (на заре земледелия)», изданной в 1969 г. Е. Н. Синская впервые, пожалуй, очень широко привлекла с такой полнотой археологические материалы к решению вопросов происхождения культурной флоры, предложив заменить термины «центр» и «очаг» на термин«область», более употребительный в общей ботанической географии. Е. Н. Синская выделила пять областей, распадающихся на десять подобластей,— древнесредиземноморская область с переднеазиатской, средне-юго-западноазиатской и собственно средиземноморской подобластями, восточноазиатская область с северо-восточноазиатской (японо-маньчжурской) и юго-восточно-цент- ральноазиатской подобластями, южноазиатская область с индоиндокитайской и малакко-малайзийской подобластями, африканская область, новосветская область с центральномексиканской и южноамериканской подобластями.
Такая схема, похоже, представляет собой шаг назад. Помимо того, что она приводит к неуклюжим терминологическим обозначениям (что, в конце концов, не так уж важно), она, по существу, вряд ли может быть поддержана с генетической точки зрения. Многие подобласти вполне самостоятельны по набору вошедщих в культуру видов растений, и поэтому их объединение в области огромной географической протяженности выглядит искусственным. Описание культурной флоры осуществлено в соответствии с традиционным географическим районированием, и соотношение ее с выделенными областями и подобластями требует специальной работы. Но внутри областей и подобластей интенсивного формообразования, как и в схеме Π. М. Жуковского, осуществлена дифференциация по микроцентрам происхождения отдельных видов культурных растений. Таким образом, работы Π. М. Жуковского и Е. Н. Синской дополняют друг друга, позволяя наметить приуроченность того или иного вида и составляющих его форм к определенному узколокальному району.
Кроме областей интенсивного формообразования Е. Н. Синская ввела понятие областей влияния — принципиальное и перспективное нововведение для обозначения больших районов без самостоятельной по происхождению культурной флоры. Но здесь между ее концепцией и взглядами Π. М. Жуковского можно увидеть существенные расхождения: Европа, например, вместе с Сибирью образуют в схеме Π. М. Жуковского первичный мегагенцентр, тогда как в схеме Е. Н. Синской они относятся к областям влияния. Наконец, чтобы сделать настоящий обзор полным, следует назвать вышедшие из той же школы исследования А. И. Купцова, обобщенные в двух книгах: «Элементы общей селекции растений» и «Введение в географию культурных растений», вышедших в 1971 и 1975 гг. А. И. Купцов принял с небольшими терминологическими и классификационными модификациями (индийский и малайско-индонезийский центры рассматриваются как самостоятельные) позднюю схему Н. И. Вавилова, но дополнил ее в соответствии с работами А. Шевалье и его сотрудников западносуданским центром.Широта, оригинальность и доказательность вавиловских идей, то обстоятельство, что сам Н. И. Вавилов пропагандировал их на многих международных конгрессах, а в 1949—1950 гг. сборник его
основных исследований был издан в английском переводе в авторитетной международной серии «Chronika Botanica», имели своим результатом громадное влияние его идей на мировую ботаническую и агрономическую мысль, что вызвало к жизни ряд исследований европейских и американских специалистов, рассматривавших культурную флору многих районов как совокупность дискретных лоіі^совформообразования. Особенно интересна в этом отношении схема центров происхождения культурных растений, предложенная Р. Портересом для Африки — континента, исследованного Н. И. Вавиловым лишь на севере и востоке l. Кстати сказать, нельзя не отметить: Р. Портерес, как и Н. И. Вавилов, много внимания уделял археологической и историко-этнологической документации в анализе генезиса культурных растений.
Им выделены семь центров, из которых каждый охарактеризован специфическим набором как эндемических, так и вторичных видов, то есть привнесенных в культуру, но давших начало местным формам: среднее течение Нигера, территория Сенегала и Гамбии, территория вокруг оз. Чад, центральные районы Африки, Эфиопия, верхнее течение Нила и восточные районы Африки. Три центра из семи расположены в самой Эфиопии или в областях непосредственной близости от нее, что и при более детальном подходе к районированию культурной африканской флоры подчеркивает агроботаническое значение эфиопского, или абиссинского, центра, единственного, как мы помним, выделенного Н. И. Вавиловым в пределах африканского материка. В целом дискретность формообразования получила в этих разработках дальнейшее развитие и подтверждение. Особый центр культивирования ямса, установленный в Западной Африке [143][144], еще усложнил схему центров в пределах Африки.Но концепция дискретности формообразования в рамках культурного растительного покрова ойкумены встретила и возражения. Первые критические замечания были высказаны еще в 30—40-е годы; напомню о приведенном выше соображении Г. Н. Шлыкова о том, что морфологическое разнообразие в пределах какого-то района, как бы оно ни было велико, не есть непременное доказательство приуроченности генезиса любой рассматриваемой формы к данному району. Между тем в концепции Н. И. Вавилова это гипотетическое положение было одним из центральных, он пользовался им как методическим приемом в установлении центров происхождения. Именно этот пункт и послужил мишенью для критики: указывалось на то, что центры происхождения локализовались не там, где устанавливаются районы разнообразия (хотя лишь в редких случаях эти центры локализуются более или менее точно, для их локализации имеется достаточно определенная ин
формация), указывалось и на то, что районы наибольшего разнообразия для разных видов географически не совпадают и даже ботанико-географические исследования рисуют картину их вторичного происхождения 1. Идея дискретности формообразования культурных растений автоматически приводила к концепции полицентрического происхождения земледелия. Как реакция на любую крупную идею оформилась гипотеза моноцентрического происхождения земледелия и последующего распространения методов разведения растений по всему миру, включая и Новый Совет [145][146]. Авторы нигде не пишут о сходстве своих взглядов со старыми и, нужно подчеркнуть, в целом не принятыми современной наукой гипотезами диффузионизма, но сходство это и даже идейное родство налицо: гипотеза распространения земледельческих навыков — целого комплекса традиций и производственного опыта — из единого центра в Передней и Южной Азии по всей ойкумене через колоссальные океанические просторы и значительные географические барьеры на суше представляет собой классический образец диффузионистского мышления. Любопытно, что подобный подход встречает возражения и в расчетах, бытующих в американской этнологии и показывающих скорость распространения отдельных культурных элементов по земной поверхности при условии происхождения их в одном месте: для сельскохозяйственных культур полученные цифры скорости распространения в одну-полторы мили за год [147]не дают возможности объяснить в рамках гипотезы единства центра перехода к земледелию существующий хронологический разрыв между временем возникновения земледелия в Передней Азии и Центральной Америке.
Подобный подход к проблеме происхождения земледелия стоит особняком, но в ограниченной степени диффузное распространение земледельческих навыков допускается и даже постулируется многими авторами. Американец Дж. Харлан предложил даже термин «диффузное происхождение» [148], противопоставив его тер
минам «центр», или «очаг» происхождения и подразумевая под ним формирование той или иной формы не в пределах ограниченного ареала, а на большой территории, в границы которой входят ареалы других культурных форм. Примером подобного формообразования стал африканский материк, широко и многосторонне исследованный в последние десятилетия как с археологической, так и с ботанико-географической точки зрения [149]. Полученные данные показали, что в отличие от того, как думал Н. И. Вавилов, отдельные виды входили в культуру по всему африканскому материку, а не концентрировались в отдельных локальных районах. Для многих широко распространенных видов характерно большое число эндемических разновидностей, приуроченных тем не менее к разным областям. Дискретность формообразования здесь как бы «смазана». Африка именно поэтому часто называется материком «без центров», материком «диффузного происхождения» видов культурных растений. Что касается абиссинского первичного центра в схеме Н. И. Вавилова, то, несмотря на очень значительное число темнопигментированных эндемов многих культурных растений, для него характерных, западноазиатское или западноафриканское тяготение культурной флоры Эфиопии в целом не вызывает сомнений, а все эти эндемы имеют относительно позднее происхождение.
Специфика формообразования культурной флоры в рамках африканского материка не могла тем не менее полностью заслонить значение многочисленных фактов, свидетельствующих о дискретном формообразовании в Евразии и Новом Свете. Дж. Харлан и Дж. де Вет в статье, на которую выше была сделана ссылка, пишут о теории центров, оценивая ее историческую роль очень высоко (с. 55): «Таким образом, сейчас, когда все данные должным образом классифицированы и оценены, мало осталось от теории в ее первоначальном виде кроме того, что сельскохозяйственные культуры более изменчивы в некоторых местах по сравнению с другими». Но это и есть дискретное формообразование, и факт его нельзя признать красноречивее! Видимо, поэтому Дж. Харлан, указывавший, в частности, на то, что у Π. М. Жуковского мегаген- центры почти выросли до размеров материков, что ослабляет саму идею центров, желая в то же время совместить свою идею «диффузного происхождения» культурных растений с очевидным фактом дискретного формообразования, выступил с гипотезой совмещения дискретного формообразования с непрерывным и выделения центров параллельно с огромными областями, внутри которых происхождение тех или иных культурных видов нельзя привязать
к ограниченным районам 1. В пределах Евразии выделены два центра — переднеазиатский и северокитайский и один «не- центр» — обширные области Юго-Восточной Азии. Северная Африка и Эфиопия попадают в границы влияния переднеазиатского центра, тогда как Африка, южнее Сахары, также образует один громадный «нецентр». Наконец, в Новом Свете выделен один центр — в Центральной Америке, а вся Южная Америка также представляет собой, по мнению автора, «нецентр», огромную область непрерывного формообразования. При всей кажущейся на первый взгляд половинчатости такого подхода он выглядит перспективным в том отношении, что открывает возможность дальнейшего изучения степени дискретности формообразования, что, очевидно, на ближайшее время составит центральную проблему культурной ботаники и в конечном итоге позволит окончательно разрешить дискуссию о центрах происхождения культурных растений.
Какие выводы можно сформулировать сейчас, исходя из наличной фактической информации, основных итогов ее теоретической обработки и имея в виду конечную цель использования этих выводов для восстановления происхождения и раннего этапа развития земледелия?
Как бы ни относиться к теории центров происхождения культурных растений во множестве ее конкретных вариаций, следует признать, что она правильно устанавливает факт дискретного формообразования культурной флоры, а значит, и предопределяет выбор полицентрической теории происхождения земледелия. В свете такого подхода «новосветское» земледелие полностью независимо в своем происхождении от «старосветского», африканское, к югу от Сахары,— от евразийского, в Евразии перед- неазиатско-средиземноморско-европейскую область трудно расчленить сколько-нибудь отчетливо; также своеобразны, но не очень отчетливо подразделяются восток и юго-восток Азии. Таким образом, мы должны признать, как минимум, четыре независимые области введения растений в культуру, а следовательно, и четыре первичных очага возникновения земледельческой культуры и в то же время подчеркнуть, что очаги эти составные и внутри их дальнейший научный поиск, теперь уже опирающийся на археологические и историко-этнологические материалы, должен выявить более мелкие территориальные и Ограниченные по числу используемых и возделываемых видов очаги вторичного таксономического уровня. Независимый переход к земледелию в нескольких местах, разумеется, не исключал взаимодействия первичных очагов, обмена земледельческим опытом и самими возделываемыми культурами, но это взаимодействие и этот обмен относятся уже к более поздним периодам истории общества: начало их, видимо, па
дает на эпоху бронзы и первых государственных образований и выходит, следовательно, за рамки рассматриваемого нами раннего этапа истории первобытного общества. Неравномерность развития внутри этих независимых очагов, возможно, именно поэтому приводила на первых порах к резкой неравномерности в возрастании численности человечества в разных областях ойкумены.
Еще по теме Развитие и критическая ревизия теории центров:
- Города как торгово-ремесленные и политико-административные центры в древней Руси. Роль городов в развитии общества.
- ГЛАВА 1 «ДИКИЕ ТЕОРИИ»
- ГЛАВА 1. НАЧАЛО СПОРА. «ДИКИЕ» ТЕОРИИ
- В. Я. Гросул. Труды по теории истории. / [Текст]. - М.,2014.-548 с., 2014
- Центр и провинция
- 3. ПОЛИТИЧЕСКИЕ ЦЕНТРЫ ПРИКАСПИЯ В VIH в.
- § 5. Афины как культурный центр греческого мира.
- Основные этнокультурные центры удельной Руси: Новгородско-Псковская земля.
- § 3. Двенадцатиградие Кампании. Его центры и территория. Этнический состав населения.
- Основные этнокультурные центры удельной Руси: Ростово-Суздальское княжество.
- Основные этнокультурные центры удельной Руси: Галицко-Волынская Русь.