<<
>>

Развитие земледелия

Одно время считалось, что переход к земледелию автомати­чески вел к значительному повышению уровня жизни населе­ния, с самого начала давая определенное количество излишков пищи. Если понимать это положение в самом общем плане в смысле генеральной тенденции развития, то с ним, пожалуй, можно было бы согласиться.

Однако в каждом конкретном слу­чае картина была настолько своеобразной, что это требует спе­циального анализа, без которого процесс классообразования останется непонятным. Действительно, если мы сопоставим уро­жайность ранних основных сельскохозяйственных культур Передней Азии и Мезоамерики, то уже одно это показывает, сколь различными были те исходные рубежи, с которых в раз­

ных регионах начиналось земледелие. Так, судя по этнографи­ческим данным, индейцы сапотеки считали выгодным разводить маис лишь тогда, когда его урожайность составляла не менее 200—250 кг/га. Самые древние сорта маиса давали 60—80 кг/га, и даже к 3650 (3000) г. до н. э.19 урожайность не превышала 90—120 кг/га. Указанный предел в 200—250 кг/га был преодо­лен лишь во второй половине III — начале II (в первой поло­вине II) тыс. до н. э., результатом чего в Мезоамерике было распространение первых стационарных раннеземледельческих поселков. Зато переднеазиатские хлебные злаки (пшеница и яч­мень) еще в диком состоянии могли давать 500—800 кг/га, служа надежной основой возникшей кое-где накануне перехода к^емледелию более или менее прочной оседлости 20.

Специфика древнейшего земледелия в разных регионах мира определялась не только урожайностью первых возделываемых растений, но и такими факторами, как климат, почвы, гидро­графический режим, особенности орудий труда и в целом земле­дельческой техники, характер организации труда, своеобразие перехода к земледелию (самостоятельно или под влиянием извне), роль присваивающих форм хозяйства в общей системе хозяйства, воздействие прежних культурных традиций и т.

д. Основным орудием древнейших земледельцев была палка-копал­ка (или кол) для рыхления почвы, и лишь позже, да и то не везде, к ней прибавилась мотыга. Поэтому древнейшие си­стемы земледелия принято называть палочно-мотыжными. Однако сам по себе вид почвообрабатывающих орудий мало что может сказать об эффективности земледелия. Поэтому гораздо более важной представляется общая реконструкция древнеземледель­ческих систем, которые могли быть основаны на полеводстве с постоянными участками или на перелоге, на богарном земле­делии или на ирригации, на экстенсивных или интенсивных ме­тодах и т. д.

Но и это еще не все. Нетрудно показать, что даже в рам­ках одной земледельческой системы эффективность земледелия могла быть различной. Так, в условиях подсечно-огневой систе­мы земледелия урожай маиса у мексиканских индейцев в не­давнем прошлом составлял около 1,5 т/га, а у некоторых дру­гих индейцев Северной Америки — 2,5 т/га. Эта же система в ряде районов Вьетнама давала около 200 кг суходольного риса на 1 человека в год, а ибаны Саравака получали с ее помощью более 250 кг суходольного риса на 1 человека в год. Не меньше различий можно отметить у разных народов в объеме земле­дельческого труда. Например, земледельцы Ганы для расчистки территории с помощью железных топоров тратили в лесной зоне 50—75 человеко-дней на 1 га, в зоне кустарников — 25—37, а в открытой саванне — 10—20. Совершенно другие показатели отмечены у ибанов, которым для расчистки лесных участков

с помощью железных топоров было необходимо 13—17 человеко­дней на 1 га, а для расчистки участков вторичной раститель­ности — 7—1121.

Таким образом, для решения вопроса о том, в какой мере и какое именно земледелие могло создать прочные материаль­ные предпосылки для возникновения цивилизации, необходимы конкретные детальные исследования. К сожалению, проблема эволюции первобытных земледельческих систем изучена еще да­леко не достаточно. Те немногие авторы, которые пытались ее решить, нередко приходили к весьма противоречивым выво­дам, а реконструируемые ими линии эволюции пока что трудно согласуются между собой 22.

Это происходит не только из-за не­хватки данных в связи с тем, что до недавнего времени древ­ние системы земледелия почти не изучались. Одним из важных недостатков многих концепций является недоучет сложности исторических процессов, в частности того, что земледелие далеко не всегда развивалось лишь от более экстенсивных к более интенсивным формам. В истории не раз случалось и так, что в связи с переходом в новую среду обитания, с изменением техники и набора культурных растений, с нарушением прежнего соотноше­ния между различными отраслями хозяйства, с развитием внешних отношений и обмена и т. д. мог, напротив, совершаться переход от интенсивной земледельческой системы к экстенсивной.

Не менее сложной представляется и проблема соотношения подвижности и оседлости, в особенности если подвижность отождествляется с подсечно-огневой или переложной системой земледелия, а оседлость — с более интенсивными методами. На самом деле древнейшее стационарное земледелие могло наблюдаться у подвижных групп, которые время от времени возвращались к одним и тем же участкам, где выращивались культурные растения. Напротив, подвижные формы земледелия далеко не всегда требовали перемещения земледельческих по­селков с места на место. Имеется немало этнографических фак­тов о том, что земледельцы могли десятилетиями обитать в долго­временных поселках, чередуя обработку то одних, то других участков (некоторые малайцы Малаккского п-ова, ламеты Лаоса, куикуру Центральной Бразилии, ашанти Западной Африки и т. д.). О том же свидетельствуют некоторые палеоэкономические рас­четы 23.

Сейчас можно считать установленным, что в подавляющем большинстве регионов мира древнейшее земледелие было связа­но с очень плодородными, хорошо орошенными почвами, с местами высокого стояния подпочвенных вод. Кое-где при этом осуществ­лялось паводковое или лиманное орошение, которое почти не тре­бовало каких-либо трудовых затрат. Так, в Нубии кочевники хадендоа сажали зерна злаков в наносной нильский ил сразу же после спада воды в реке.

Никакой специальной обработки поч­

вы при этом не требовалось. Собрав урожай, люди снова надолго покидали эти места.

Со временем роль земледелия возрастала, и общины все доль­ше и дольше задерживались поблизости от своих земельных участков. В этой обстановке рост населения вел к неизбежному отпочкованию отдельных групп, которым приходилось осваивать новые земли. Эта «первичная земледельческая колонизация» была направлена прежде всего в наиболее плодородные районы, экологически сходные с местами первоначального обитания. Вот почему ареалы древнейшего земледелия напоминали как бы длинные узкие языки, простиравшиеся вдоль речных долин и рассекавшие прежде единые ареалы первобытных охотников, собирателей и рыболовов. Специальные исследования, проведен­ные в последние годы, позволяют предполагать, что неолитиче­ское земледелие в Юго-Восточной и Центральной Европе было высокоурожайным и могло служить базой для прочной осед­лости. Так как неолитические обитатели Греции и Балкан воз­делывали участки с очень плодородными почвами, то в усло­виях палочно-мотыжной техники они могли снимать гораздо более обильные урожаи, чем крестьяне средиземноморской зоны при традиционном пашенном земледелии‘в начале XX в. По имею­щимся расчетам, ранние земледельцы Греции могли получать урожай злаков и бобовых по 800—1000 кг/га. Тропические поч­вы при такой системе быстро истощаются и заставляют земле­дельцев относительно часто менять места обитания. Однако почвы умеренного и средиземноморского поясов отличаются большей устойчивостью к процессам разрушения и для своего восстановления требуют лишь кратковременных периодов за­лежи. Их плодородие можно было повысить также чередованием посевов (злаков — бобовых), использованием удобрений (навоз, перегной, компост и т. д.) и выпасом скота на жнивье. О том, что именно такие земледельческие системы кормили древнейшие оседлые общины, свидетельствуют многочисленные телли Болга­рии, а также поселения культуры линейно-ленточной керамики в Центральной Европе 24, так как перестройки свидетельствуют о длительном обитании на одном месте, что в данных условиях было возможно только при высокоэффективном земледелии.

Как уже отмечалось, ранними орудиями для обработки почвы служили палки-копалки и мотыги. Однако при работе на раз­ных землях их эффективность была неодинаковой. Первые обла­дали некоторым преимуществом в условиях плотных, трудных для обработки почв. Напротив, на мягких почвах мотыги в 1,5— 2,0 раза их превосходили25. Вот почему на Балканах мотыги появились очень рано и отличались большим разнообразием, соответствующим, видимо, дифференцированному их примене­нию. Зато в некоторых других районах мотыги встречались крайне редко или их вообще не было.

Сейчас общепризнанно, что подсечно-огневое земледелие не было универсальной ранней земледельческой системой и возникло далеко не сразу. Однако по вопросу о времени его становления мнения специалистов существенно расходятся. Одни из них относят это к раннему неолиту, к периоду «первичной земле­дельческой колонизации»; другие считают, что оно появилось в среднем и позднем неолите в условиях расселения ранних земледельцев за пределы первичных земледельческих районов; наконец, одно время существовала концепция, по которой широ­кое распространение подсечно-огневого земледелия могло произой­ти только после появления железных орудий26. Детальное изучение этнографических данных и проведение специальных экспериментальных исследований, показавших высокую эффек­тивность работы каменным топором, как будто бы позволяют полностью отказаться от последней из перечисленных гипотез.

тем не менее остается фактом, что огромные пространства ^Тропической Африки были окончательно освоены земледельцами кбайту только в раннем железном веке, а черноземы Централь­ной Индии начали широко обрабатывать только после появле­ния железного плуга.

Как бы то ни было, в других районах мира распростране­ние подсечно-огневого земледелия произошло в условиях господ­ства каменной техники. Так, первичное освоение европейских районов древними земледельцами требовало вырубки лесов; причем интенсивность вырубок в средиземноморской зоне и в не­которых районах умеренного пояса (лёссовые плато бассейнов Дуная, Эльбы, Рейна, Днепра и Днестра) с менее густым расти­тельным покровом была ниже, чем последующие вырубки более густых лиственных лесов, удаленных от речных долин 27.

Вместе с тем роль подсечно-огневой техники в древнейшем земледелии Северной и Северо-Западной Европы остается не до конца уста­новленной; выводы о большом ее значении, полученные на осно­вании споро-пыльцевого анализа, в настоящее время оспари­ваются некоторыми специалистами 28.

Если сравнить эффективность подсечно-огневого или пере­ложного земледелия с более интенсивными системами, то обна­ружится следующая картина. Первое менее трудоемко, не требует регулярных продолжительных затрат труда и нередко быстрее дает отдачу, чем вторые. Более того, в особо благоприятных условиях оно даже способно давать урожаи не меньшие, чем при искусственном орошении, и даже большие, чем при примитив­ной пахоте. Так, при ирригационном земледелии в Южной Месо­потамии в зависимости от состояния почв урожайность ячменя колебалась от 200 до 1200—1400 кг/га. В то же время при пере­ложной системе здесь получали 550—800 кг/га29. Таким обра­зом, преимущества ирригационного земледелия не являются столь уж явными, как это принято считать. У даяков Калиман­

тана также зафиксированы две системы земледелия: одна с по­стоянными участками у болот, другая — подсечно-огневая на скло­нах rlop. На участках у болот урожайность риса, как правило, больше, чем на участках в горах (соответственно 1903 и 1578 кг/га). Однако первая система требует гораздо больше уси­лий, чем вторая (соответственно 2165 и 1663 чел.-час./га) 30.

Основным недостатком подсечно-огневой системы является быстрое падение урожайности и необходимость длительных пе­риодов залежи для регенерации. Так, у индейцев Юкатана уже на второй год объем урожая снижался на 25—50%, и для восстановления плодородия требовалось не менее 9 лет. В усло­виях Замбии требовались более длительные периоды залежи, и местные земледельцы оставляли свои участки на 17 лет31. Следовательно, для стабильного снабжения общины земледель­ческой продукцией в условиях подсечно-огневой системы ей тре­бовалось гораздо больше земли, чем возделывалось в каждый данный момент, так как часть земли всегда была представлена участками залежи. Если же учесть, что урожайность в этих усло­виях оказывалась все же, как правило, ниже, чем при некото­рых способах постоянного интенсивного земледелия, то разница в потребности в земельных участках между рассматриваемыми системами была довольно значительной.

Подсчитано, что в Мезоамерике для содержания семьи при подсечно-огневой системе требовалось обрабатывать 7,5— 15,0 га, при возделывании постоянных участков в горах — 6,5 га, при ирригационном земледелии — менее 1 га, а в усло­виях чинампы (искусственные обводненные огороды в долине Мехико) — менее 0,5 га. У некоторых народов Юго-Восточной Азии семья из 5—6 человек, занимаясь подсечно-огневым зем­леделием, должна была обработать в течение года 1,0—1,5 га земли, не считая залежных участков. Гораздо меньшие участки обрабатывали народы, практикующие террасное и ирригацион­ное земледелие. Семье из 5—6 человек у апатани Северо-Вос­точной Индии нужно было лишь 0,6-0,8 га постоянных полей, а у хайнаньских ли семье из 4 человек хватало для пропита­ния 0,2 га земли для заливного риса и 0,07—0,13 га для поса­док суходольного риса и проса. В Белизе 1 га искусственно обводненных полей мог, судя по расчетам исследователей, про­кормить 19 индейцев майя. У кофьяр Северной Нигерии семье из 5 человек нужно было обрабатывать не менее 1 га постоян­ных участков земли. Определенным преимуществом ирригацион­ного земледелия перед подсечно-огневым было то, что первое нередко давало возможность собирать по два урожая в год32.

И все я^е отмеченные преимущества ирригационного земле­делия не были безусловными. Как теперь установлено, ранняя ирригация в Месопотамии имела экстенсивный подвижный ха­рактер: из-за засоленности почв людям приходилось время

ют времени разбивать участки на новых местах. Ясно, что эта практика требовала больших земельных площадей, чем при си­стеме постоянных полей. Кое в чем она напоминала хозяйство современных арабов Междуречья, у которых семье из 6 чело­век для нормального ведения хозяйства необходимо как мини­мум 6 га земли, половина из которых находится под паром. Тем не менее на оставшейся половине можно выращивать не менее 1500 кг зерна, причем лишь 600 кг из них уходит на пропитание 33.

Все эти расчеты показывают, что древнейшая ирригация вряд ли могла успешно конкурировать с другими видами земле­дельческой практики, и они долгое время уживались в рамках единой хозяйственной системы. И ныне такая ситуация нередко встречается у самых разных народов мира. Так, у апатани Се­веро-Восточной Индии отмечено несколько видов земледельче­ских участков: огороды и фруктовые сады рядом с поселками, специальные террасированные участки для выращивания рисо­вой рассады, крупные террасные поля для заливного риса и, наконец, богарные участки для выращивания проса. Сочетание ирригационного террасного или долинного земледелия с подсеч­но-огневым или переложным отмечено также у кофьяр Север­ной Нигерии, хайнаньских ли, ифугао Филиппин, на Гавайях и во многих других местах 34.

Ирригационное земледелие возникло в глубокой древности и с течением времени широко распространилось во многих за­сушливых районах мира35. Древнейшие каналы были созданы обитателями Месопотамской низменности и, возможно, ряда других областей Передней Азии (поселки Чога-Мами, Телль-эс- Савван, Тепе-Сабз, Хаджилар, поселки Южного Ирана) еще в VII — начале VI (VI — начале V) тыс. до н. э. Как показа­ли раскопки у поселка Чога-Мами, вначале эти каналы были небольшими, шириной до 2 м, но уже к концу VII (VI) тыс. до н. э. здесь имелся магистральный канал шириной до 10 м, который не раз использовался на протяжении последующих тысячелетий36. Это — свидетельство возникновения высокоэф­фективной системы, способной давать значительные урожаи.

Гораздо хуже известна история становления ирригации в Египте. Во всяком случае, по мнению большинства специали­стов, каналы, валы и запруды для регулирования воды устраи­вались египтянами еще со второй половины V (в IV) тыс. до н. э Однако широкие масштабы ирригация приобрела лишь в эпоху фараонов.

Весьма рано ирригация, хотя бы в самой примитивной фор­ме, могла возникнуть в некоторых засушливых областях Кав­каза, где энеолитические земледельцы не могли существовать без искусственного орошения. К сожалению, единственные сви­детельства об этом — канавы в древнейшем закавказском посел-

ке Арухло I — трактуются специалистами по-разному. Если одни авторы видят в них древнейшие оросительные сооружения, то другие проявляют на этот счет гораздо меньше оптимизма37. Как бы то ни было, большинство исследователей согласны в том, что корни кавказской ирригации могут восходить к энео­литу.

⅛τo же касается древних террасных земледельческих со­оружений, широко известных в Дагестане, на южных склонах Большого Кавказа, в предгорьях Малого Кавказа и в Южной Грузии, то они возникли, видимо, на протяжении второй поло­вины III — первой половины II (II) тыс. до н. э. в ходе интен­сивного заселения предгорных и горных районов. Впрочем, некоторые авторы связывают начало их возведения с куро- аракской культурой раннего бронзового века. В Грузии орошае­мое земледелие большой роли, видимо, никогда не играло. Но в Армении и Азербайджане с I тыс. до н. э. нужды земле­дельцев обслуживались крупными ирригационными сетями 38.

На юге Средней Азии, в предгорьях Копетдага, в неолите и раннем энеолите практиковалась лиманная система земледе­лия с простейшими приспособлениями — обваловкой отдельных участков, перегородками и водоотводами. Первые настоящие ка­налы возникли здесь в среднем энеолите. А в позднем энеолите, в конце V —первой половине IV (IV) тыс. до н. э., в Геоксюр- ском оазисе имелась целая сеть каналов, устроенная местными обитателями для удерживания влаги в условиях миграции русла Теджена. Крупнейшие из каналов, магистральные, достигали в длину 3 км и имели ширину от 2,5 до 5 м. От них к ∣полям отходили более мелкие каналы. Эта система могла орошать 50—75 га земли. Все же людям не удалось справиться со свое­вольной рекой, и на протяжении второй половины IV (первой половины III) тыс. до н. э. цветущий оазис пришел в полное запустение.

В период формирования и развития протогородских обществ Южной Туркмении второй половины IV—II (III—II) тыс. дон. э. здесь должны были существовать гораздо более мощные систе­мы ирригации, однако они еще не изучены. В этот период высокоразвитые земледельцы и скотоводы проникли из Южной Туркмении на юг Узбекистана, где возникла блестящая сапал- литепинская культура раннего бронзового века, безусловно свя­занная с орошаемым земледелием. А во второй четверти II (в середине II) тыс. до н. э. новый очаг орошаемого земледе­лия возник в акчадарьинской дельте Амударьи (тазабагъябская культура) 39. z

В первобытной Европе орошаемое земледелие большого зна­чения не имело. Лишь кое-где в энеолитических обществах Болгарии возводились искусственные дамбы для задержания ила40да в наиболее засушливых областях юга Испании на про­

тяжении энеолита или в раннем бронзовом веке как будто бы имелись небольшие каналы41.

К сожалению, земледельческие системы в долине Инда в до- хараппскую и хараппскую эпохи остаются пока что почти со­вершенно не изученными. Если, по мнению одних авторов,, благодаря необычайно плодородным местным землям простейшее паводковое земледелие уже могло давать здесь значительные урожаи, то, как считают другие, протоиндийская цивилизация, достигла расцвета только за счет мощной ирригационной сети42. Последнее представляется более правдоподобным, так как главное древнее культурное растение долины Инда — круглозерная пшеница — могло выращиваться только в условиях искусствен­ного полива. Кроме того, остатки оросительных каналов были изучены недавно в хараппском поселке Шортугаи в Северо- Восточном Афганистане.

Исследования, ведущиеся в последние годы в странах Юго- Восточной Азии, позволяют вплотную приблизиться к решению, вопроса о времени возникновения здесь орошаемого земледелия и характере древнейших ирригационных систем. Какой бы спор­ной ни представлялась сейчас эта проблема, ясно, что искусст­венные сооружения для заливного рисоводства начали создавать­ся здесь на протяжении I тыс. до н. э. Вместе с тем и к ру­бежу нашей эры местное заливное рисоводство не отличалось большими масштабами, и его организация была под силу отдель­ным семьям или семейным группам43.

В Китае ирригация возникла также только в I тыс. до н. вначале на р. Хуанхэ, а затем в долине р. Янцзы, причем пер­воначально искусственные дамбы начали строить для регулиро­вания паводков. ; Ирригационные работы развернулись здесь уже в условиях появившейся ранее государственности. Поначалу они проводились по инициативе самих общинников, и только к 400 г. до н. э. организация этих работ стала вменяться в обя­занность особым чиновникам 44.

В Океании земледельческие террасы устраивали в основном для выращивания таро и янггоны. Они были распространены от Новой Гвинеи до Полинезии, причем чем далее на восток,, тем эта техника становилась все сложнее. Если на Новой Гви­нее можно было встретить намеренную повалку деревьев на склонах для предотвращения эрозии, то в Вануату имелись уже как временные террасы, огороженные деревянными забор­чиками, так и небольшие постоянные террасы. Очень сложные по конструкции террасы наблюдались на Новой Каледонии, где вообще отмечено наибольшее разнообразие их типов во всей Океании45. К сожалению, пока что трудно нарисовать сколько- нибудь детально картину развития интенсивного земледелия в Океании. Известно, что древнейшие канавы для каких-то земледельческих нужд устраивались папуасами в горах Новой

Гвинеи с VII (VI) тыс. до н. э. К рубежу нашей эры относят­ся дренажные канавы на о. Анейтьюм (Вануату), а на протя­жении II тыс. н. э. здесь возникла и ирригация./На некоторых островах Микронезии її Полинезии орошаемое земледелие воз­никло на рубеже I—II тыс. н. э.46

В доколониальный период орошаемое земледелие было широ­ко распространено и у многих африканских народов. В Запад­ном Судане это заливные поля в речных долинах, горные тер­расы у коньяги, калере и диммук, искусственные каналы у части сонгаи, хауса и канембу. Разнообразные оросительные системы встречались в Северо-Восточной, Восточной и Юго-Восточной Африке. Например, покомо и теита Восточной Кении устраива­ли каналы с запрудами и шлюзами. Похожие небольшие ирри­гационные сооружения встречались и у ряда других народов — у паранилотов (эндо) и нилотов (ачоли). Во многих горных районах сооружали террасы, а кое-где применяли колодезное орошение. Особенно сложную систему имели баротсе (лози) ^Западной Замбии, где вначале осушали болота, потом оро­шали, выравнивали поля насыпями, строили плотины и устраи­вали искусственные пруды. История возникновения этих систем изучена слабо. Известно, что еще в I тыс. до н. э. у гараман- тов в оазиса^ Центральной Сахары имелись искусственные подземные водосборники (фоггаре) для орошения полей. Древ­нейшие террасы Южной Мавритании датированы концом I тыс. до н. э., террасированные поля в районе Энгарука в Тан­зании - XVI-XVIII вв. н. э.47

В доколумбовой Америке методы интенсивного земледелия (сады, огороды, насыпные поля, террасы, лиманное и колодез­ное орошение, каналы, дренаж) были широко известны, но их облик и степень распространенности остаются еще мало иссле­дованными. Однако установлено, что искусственные насыпные поля, орошавшиеся каналами, имелись в Северной Колумбии, Эквадоре, Венесуэле, Боливии, Северо-Восточной Аргентине, Перу, на Юкатане и в Белизе 48.

В разных районах Мезоамерики земледельческие системы, основанные на искусственном орошении, возникли и распростра­нились на протяжении I тыс. до н. э. Древнейшие данные об этом имеются сейчас из долины Теуакана, где к X (IX) в. до н. э. была построена плотина, впоследствии не раз перестраивавшая­ся. В своем окончательном виде в конце III в. до н. э. она могла вмещать до 600 тыс. куб. м воды для орошения. Если вначале ирригация не играла здесь большой роли, то в II— I вв. до н. э. местное население получало с орошаемых участ­ков не менее 40% земледельческой продукции49. В долине «Оахаки в первой половине I тыс. до н. э. распространилось ко­лодезное орошение, а после 500 г. до н. э. в предгорьях стали ^появляться земледельческие террасы. По-иному интенсификация

земледелия протекала в долине Мехико, где во второй полови­не I тыс. до н. э. производились работы по осушению болот и созданию тысяч небольших искусственных земледельческих участков на мелководье (чинампы) 50. Судя по последним ис­следованиям в Северном Белизе, к последней четвертні тыс. дон. э. индейцы майя научились сооружать искусственные насыпные поля и орошать их с помощью разветвленной сети каналов. В одной из областей было обнаружено 95 насыпных участков на площади 37 га, прорезанной магистральным каналом (1200 м) и шестью отводными каналами (до 100 м) 51rТеперь есть все основания отказаться от бытовавшей еще совсем недавно кон­цепции, согласно которой города-государства майя возникли^ на основе исключительно подсечно-огневого земледелия. <

На территории США ирригационное земледелие было распрост­ранено лишь на юго-западе, где в I тыс. н. э. носители куль­туры хохокам строили оросительные каналы, террасы и дамбы. Интенсивное земледелие здесь достигло кульминации в первой половине II тыс. н. э., когда в долине р. Солт были проложены магистральные каналы длиной более 10 км, а орошаемые пло­щади занимали несколько десятков кв. км. Однако даже в этих, условиях индейцы не пренебрегали обработкой лежавших по со­седству богарных участков. Определенный интерес представляет и тот факт, что один из крупнейших поселков культуры хохо­кам Гу-Ачи площадью 15 га, расположенный в пустынном районе, существовал за счет паводкового орошения, с помощьк> которого местные обитатели выращивали маис и хлопок. Во вто­рой половине I — начале II тыс. н. э. от носителей культуры хохокам искусству ирригации обучились соседи: вначале — мо- гольон, затем — анасази. Однако впоследствии западные группы индейцев пуэбло отказались от этой практики, малоэффективной в условиях плато Колорадо 52.

Восточнее, в долине Миссисипи, процесс классообразования шел своим\ весьма своеобразным путем. Он долгое время разви­вался в условиях господства присваивающих отраслей хозяйства, пока, наконец, в VIII—IX вв. н. э. земледелие (выращивание маиса, фасоли, тыкв и ряда местных растений) не стало глав­ным занятием местного населения. Однако и после этого оно сохраняло примитивный мотыжный характер, а участки оро­шались лишь периодическими паводками. Видимо, только благодаря исключительному плодородию почв здесь сложились крупные предклассовые общества, отличавшиеся значительной степенью социальной и имущественной дифференциации53.

Хуже всего древние земледельческие системы изучены в Юж­ной Америке. Предполагается, что до XXII (XIX) в. до н. э. земледельческие участки на побережье Перу орошались лишь периодическими паводками. А начиная с указанного рубежа во» внутренних частях речных долин у побережья появилась настоя·

щая ирригация, наряду с которой большое значение сохраняло и паводковое орошение. В горах же возникли искусственные террасы 54.

Другой формой интенсивного земледелия было пашенное. Проблема его возникновения до сих пор является остро дискус­сионной. Где и когда появились древнейшие пахотные орудия? Какой облик они имели и какие функции выполняли? Насколь­ко они были эффективны? В каком направлении шла их эво­люция? Все эти вопросы до сих пор нельзя считать окончательно решенными. Однако, исходя из современных данных, наиболее вероятной представляется следующая картина.

Вопреки прежним гипотезам о происхождении древнейшего рала от мотыги или от суковатой палки, в настоящее время большинство специалистов в качестве исходной формы считают так называемые бороздовые орудия. По С. А. Семенову, основ­ное назначение таких орудий заключалось «в прокладывании в поле борозд, делящих его на гряды, и в покрывании посевов землей, в разделении посевной площади на участки, расплани­рованные по временным границам» 55. Этнографически они до­статочно хорошо известны во многих районах Старого Света от Западной Европы и Западной Африки до Восточной и Юго- Восточной Азии. Как правило, простейшей формой этих орудий являлись деревянные палки или заступы, которые волочились по полю силой по меньшей мере двух человек.

Еще в конце XIX в. под курганами в Северо-Западной и Северной Европе исследователи находили остатки пахоты в виде прочерченных крест-накрест борозд, затем в Польше и Дании были зафиксированы борозды более раннего времени, а в последние годы в ЧССР, Щании и Англии удалось обнару­жить пахоту середины IV (рубежа IV—III) тыс. до н. э.56 По традиции многие авторы до сих пор считают, что эти следы оставлены ралом. Однако более вероятным представляется, пто это работа бороздовых орудий, тем более что последние известны теперь в самых разных европейских культурах поздне­го неолита и энеолита, начиная с второй половины V (с IV) тыс. до н. э., а находки древнейших рал относятся к го­раздо более позднему времени.

Первоначально целая серия деревянных бороздовых орудий •была найдена на памятниках позднего неолита и энеолита Центральной Европы, а совсем недавно сходные по функциям бесспорно неолитические почвообрабатывающие орудия удалось обнаружить на севере ФРГ и в Англии57. Видимо, аналогич­ного рода работы могли выполняться и некоторыми орудиями из рога, находки которых известны в энеолите и раннем брон­зовом веке на Балканах и в Закавказье. Правда, отдельные авторы58до сих пор называют их ралами или сохами. Но, как убедительно показал Ю. А. Краснов, роговые орудия никак

не могли служить деталями упряжных пахотных орудий. Поэтому скорее можно согласиться с теми исследователями, которые считают их бороздовыми ручными орудиями или «ручными со­хами», влекомыми силой самого человека без помощи тяглового скота59. Так, видимо, должен решаться вопрос и о характере трипольского земледелия. Гипотеза о применении трипольцами настоящего рала (С. Н. Бибиков, В. Н. Даниленко) пока не име­ет строгих доказательств. Вместе с тем проведенные советскими учеными экспериментальные исследования показали высокую эффективность мотыжной обработки почвы на землях Молдавии. Помимо мотыг, трипольцы могли применять для рыхления зем­ли и заделывания колосков в почву роговые бороздовые орудия типа обнаруженных в Новых Русештах 160.

В долине Инда при раскопках в Калибангане также удалось обнаружить поле с бороздами хараппского или дохараппского времени. Судя по характеру борозд, и здесь надо говорить о применении «ручной сохи», а не настоящего рала 61.

Бороздовые орудия были малоэффективны и вряд ли суще­ственно повышали производительность труда. Они могли использоваться только на уже взрыхленных мотыгами или очень мягких почвах./ Поэтому обычно их применяли для каких-либо второстепенных подсобных работ: для снятия дерна, проведения канавок, устройства грядок, выравнивания уже возделанного поля и т. д. Не следует думать, что самые ранние рала были намного эффективнее древнейших бороздовых орудий. IИ в Юж­ной Месопотамии, и в Египте они также служили дляПЇОверх- ностного рыхления почв, проведения борозд и заделывания се­мян в землю. Они не могли заменить мотыги и более того — не могли дспользоваться без предварительной обработки участков мотыгами:г4 соответствующие изображения имеются в раннедина- стическомР Египте. Интересно, что широкое распространение ка­менных мотыг в Месопотамии происходило одновременно со ста­новлением пашенного и ирригационного земледелия. Вместе с тем по производительности труда уже древнейшие рала iпре­восходили мотыги, хотя вначале, видимо, ненамного. Taκ,fe не­которых областях Индонезии обработка земли ралом, запряжен­ным буйволами, проходила в 1,5—3 раза быстрее, чем мотыга­ми62. А эксперименты С. А. Семенова показали, что некоторые типы древних европейских рал были в 45—75 раз производи­тельнее, ЧЄМ ручные ОРУДИЯ, В ЧаСТНОСТИ MOTMΓ‰J

Где и когда впервые появились настоящие рала? Одно время в трудах ряда специалистов упорно развивалась гипотеза о так называемых «каменных лемехах» — колодковидных орудиях, известных еще носителям культуры линейно-ленточной керами­ки в ранненеолитической Европе и рано появившихся в Северо- Восточном Китае. Эта гипотеза и сейчас имеет своих защитни­ков. Вместе с тем после убедительной критики, высказанной

такими глубокими знатоками древней земледельческой техники,, как С. А. Семенов и Ю. А. Краснов, она может считаться пол­ностью опровергнутой 63.

Древнейшие известные нам рала происходят из Южной Месо­потамии, где они изображались на глиняных табличках урук- ского и джемдетнасрского времени — IV (конца IV —нача­ла III) тыс. до н. э. Многие специалисты не без основания связывают их с развитием ирригационного земеделия и пред­полагают их более раннее появление в Месопотамии. Однако» до сих пор ученые спорят о том, где впервые появилось рало — в Северной или Южной Месопотамии, произошло это во второй, половине VII (VI), на протяжении VI — начала V (в V) или во второй половине V (первой половине IV) тыс. до н. э. ФиСудя по лингвистическим данным, пашенное земледелие имелось, у древнейших семитод, индоевропейцев и северокавказцев уже· в V—IV тыс. до н. 3.!,LJ

В Египте первые рала начали применять в период правле­ния II—III династий; по мнению одних авторов, они восходят к местным мотыгам; другие авторы довольно убедительно дока­зывают их прямую генетическую связь с месопотамскими ралами.

К сожалению, мы до сих пор не знаем, когда архаические рала появились на Кавказе. В позднем бронзовом веке они уже здесь несомненно имелись. Судя по облику наиболее архаичных закавказских рал, известных этнографически, их прототип, сход­ный с месопотамскими двухрукояточными кривогрядильными ра­лами, мог попасть в Закавказье во второй половине IV—III (в течение III) тыс. до н. э. Некоторые авторы относят появ­ление рала к самому началу бронзового века или даже к раз­витому энеолиту66.

Столь же мало изучен вопрос о появлении пахотных орудий в Средней Азии. Предположения об использовании здесь рала в эпоху энеолита пока что не подкрепляются фактами. Вместе с тем недавняя находка сосуда с изображением пахоты на бы­ках в Бактрии надежно датирует распространение здесь рала во II тыс. до н. э. и позволяет надеяться на обнаружение еще более ранних таких орудий 67.

Неясной остается и проблема возникновения и ранних эта­пов эволюции упряжных пахотных орудий в Европе. Целый ряд таких орудий, обнаруженных в торфяниках Северной Европы,, не имеет четкой даты и относится разными авторами то к нео­литу, то к бронзовому веку, то к раннему железному веку. Гораздо более надежно датируются находки древнейших рал,, сделанные недавно советскими археологами в Поднепровье. Здесь в курганных погребениях катакомбного времени, т. е. вто­рой половины III (первой половины II) тыс. до н. э., были об­наружены деревянные части рал, одно из которых относилось к прямогрядильному, а другое — к кривогрядильному типу.

‘^Изображение прямогрядильного рала, запряженного быком, дати- фбванное серединой III (рубежом III—II) тыс. до н. э., было обнаружено недавно в Прикубанье^ Наряду с известным ра­нее изображением прямогрядильного рала на стеле того же времени под Симферополем, эти находки убедительно свиде­тельствуют в пользу распространения пашенного земледелия в районе северопричерноморских степей к середине III (рубе­жу III—II) тыс. до н. э. К той же эпохе относится находка древнего рала в поселке Ледро (культура полада) в Северной Италии69. Что же касается ранних упряжных пахотных ору­дий в Северной Европе, то их, видимо, следует датировать на­чиная со второй четверти II (второй половины II) тыс. до н. э.70

В Северо-Западной и Северной Европе на протяжении брон­зового/и раннего железного века в связи с введением пахоты распространились и так называемые «кельтские поля», т. е. огра­ниченные каменными бортами участки земли по 0,1-0,3 га. Они были надежно защищены от ветра и удобрялись пасущим­ся по жнивью скотом71.

\В Китае рало появилось только в раннем железном веке. Древнейшие сообщения о глубокой вспашке восходят здесь лишь ко второй ПОЛОВІИІІЄ I тыс. до и. э. В более раннюю эпоху поля обрабатывали мотыгами и бороздовыми орудиями 7f.

® Юго-Восточной Азии деревянные бороздовые орудия по­явились во II тыс. до н. э. В I тыс. до н. э. здесь стали исполь­зоваться настоящие рала с бронзовыми, а затем и железными лемехами. Во второй половине I тыс. до н. э. пашенное земле­делие возникло в Таиланде73.

В Африке в доколониальную эпоху упряжные пахотные ору­дия большого распространения не получили. Они применялись лишь в некоторых северных районах в обществах, уже имев­ших ярко выраженную раннеклассовую структуру.

Несмотря на то что пашенное земледелие было шагом вперед по сравнению с мотыжным и вело к росту производительности труда, его введение далеко не сразу обусловило рост объема сельскохозяйственной продукции. Оценивая эффективность ран­ней пахоты, следует учесть, что в ряде районов, например в Европе, начало применения рала приходилось на тот период, Йбгда наи­более плодородные земли были уже значительно истощены нео­литическим и энеолитическим палочно-мотыжным земледелием и их урожайность сильно упала. Кризисная ситуация заставляла людей осваивать новые плодородные области, где архаические приемы пахоты с помощью весьма несовершенных орудий вели к быстрой эрозии почв. В итоге урожай на полях земледельцев бронзового века мог быть в 3—6 раз ниже, чем в условиях ранненеолитического мотыжного земледелця.^·

Таким образом, как показывает приведенный выше обзор, ирригационное и пашенное земледелие, будучи важными компо­

нентами интенсификации земледельческого труда, во-первых* далеко не сразу выявили все свои преимущества перед преж­ним палочно-мотыжным методом, а во-вторых, не везде сопутст­вовали процессу разложения первобытного общества и классо- образования. Поэтому представляется необходимым рассмотреть и другие методы интенсификации земледельческого труда, кото­рые, к сожалению, гораздо хуже фиксируются археологически.

^о многих областях Африки, где традиционное земледелие оставалось палочно-мотыжным, помимо уже перечисленных выше fспособов орошения широко применялись следующие приемы:

1) не просто тщательное рыхление почвы, а специальное окучи­вание и устройство грядок, что заметно повышало урожайность;

2) смешанные посевы, позволявшие получать максимум продук­ции при минимуме издержек. Как подчеркивает И. А. Сванидзе* урожайность каждой отдельной культуры при этом была ниже, чем при чистых монокультурных посевах, но зато общий уро­жай—выше; 3) чередование посевов различных культур, что благоприятно сказывалось на плодородии почвы и позволяло про­длевать сроки использования отдельных участков; 4) применение* самых разнообразных удобрений растительного и животного про­исхождения 74. Благодаря местным, разработанным еще в древ­ности способам повышения урожайности и достигли процветания раннеклассовые образования, сложившиеся в доколониальный период в Великой саванне Африки к югу от пояса экваториаль­ного леса, где ни ирригации, ни пашенного земледелия не было. Одним из способов максимального использования земли здесь было выращивание очень широкого набора самых разнообразных культурных растений: просяных, корне- и клубнеплодных, бобо­вых, а также фруктовых деревьев и пальм. Эти растения предъ­являли различные требования к почве, влаге, и местные земле­дельцы искусно использовали особенности созревания этих расте­ний, получая урожаи тех или иных культур в течение всего года. Люди возделывали здесь главным образом сады-огороды, где чересполосно росли травы, овощи, бобовые, фруктовые де­ревья и пальмы, и полевые участки, где первоначально выращи­вали разнообразные просяные культуры 75.

В принципе сходная система земледельческой интенсифи­кации имелась и у майя в низменностях Мезоамерики. Помимо насыпных полей и разнообразных оросительных сооружений, майя также использовали широкий набор разнообразных куль­турных растений, практиковали смешанные и плодосменные по­севы и сочетали участки подсечно-огневого земледелия (мильпа) с возделыванием садов и огородов76. По-видимому, аналогич­ная картина наблюдалась и в Перу, где земледельческая система ни в коей мере не может считаться примитивной лишь на том основании, что там единственным почвообрабатывающим орудием до рубежа I—II тыс. н. э. служил заостренный кол.

Различные методы искусственного повышения плодородия почв были выработаны и в Океании. Для этого папуасы наиболее развитых районов Новой Гвинеи использовали разнообразные удобрения. В некоторых горных долинах они выращивали батат на особых грядках, окруженных дренажными канавками. Эти канавки периодически чистили, перенося образовавшийся ил на грядки, что повышало их плодородие. Папуасы энга после сбора урожая перекапывали грядки и удобряли их растительными от­бросами, а абелам вырывали для ямса специальные глубокие ямы, наполняя их плодородной землей, взятой с поверхности.

Помимо удобрений обитатели Океании активно использовали сочетание разных земледельческих систем (ирригация и подсеч­но-огневая) , разводили много самых разнообразных растений, а при их возделывании применяли самые разные методы и приемы, наиболее эффективные в данном конкретном районе. Один из миссионеров, восторженно описывая высокий уровень земледельческой культуры на о. Раротонга, сообщал о бесчис­ленных рядах искусственно посаженных каштанов, тянувшихся от самых гор до моря, о расположенных между ними углублен­ных в землю искусственно орошаемых участках таро, о высоких насыпях, в нижней части которых сажали таро обыкновенное, на склонах — гигантское таро, а наверху — хлебные деревья, и о до­рогах, обсаженных банановыми пальмами 77.

Некоторые из перечисленных методов интенсификации земле­делия могут фиксироваться археологически. Это данные о соотно­шении смешанных и чистых посевов, о появлении полеводства, о доместикации новых растений и выведении новых сортов, более урожайных или более соответствующих новой природной обста­новке. Так, смешанные ^посевы зерновых и зернобобовых фикси­руются в Северной Месопотамии и Греции в VII (VI) тыс. до н. э., в Египте—во второй половине VI (в V) тыс. до н. э., в Закавказье — со второй половины VI до середины IV (в V— IV) тыс. до н. э., на юго-западе СССР — к середине IV (нача­ле III) тыс. до н. э. Кое-где в этих районах фиксируется и пере­ход от смешанных к чистым посевам, означавший значительный шаг вперед древней агрономической практики. В Северной Месо­потамии это происходило во второй половине VI — первой поло­вине V (в V) тыс. до н. э., на юго-западе СССР —- начиная со второй половины V (в IV) тыс. до н. э., в Греции — в середи­не IV (на рубеже IV—III) тыс. до н. э., а в Закавказье — во второй, половине IV —первой половине III (в III) тыс. До h∙ θul8J

Известно, что в различных физико-географических районах имеются разные условия для выращивания растений, что связа­но с сезонными колебаниями в получении солнечной энергии, с водным режимом, почвами и т. д. Поэтому распространение земледелия в новые области и его развитие там требовали вве­

дения в культуру новых растений, селекции и изменений в соот­ношениях между посевами разных культур. Специальные этно­графические исследования показывают, что современные прими­тивные земледельцы проявляли большую готовность выращивать новые растения, активно заимствуя их друг у друга. Нередко у них имелись специальные огороды, где они проверяли эффектив­ность таких растений в местных условиях 79.

⅛ Судя по археологическим данным, в неолите, энеолите и брон­зовом веке в Передней Азии и Европе распространился лен, который первоначально использовался не только для ткачества,, но и в пищу. Здесь были выведены новые, более продуктивные* сорта пшеницы и ячменя, постепенно были окультурены и рас­пространились просо, овес и рожь, которые в раннем ЖЄЛЄЗНОМЇ веке сыграли большую роль в подъеме земледелия Центральной и Северной Европы. Особым разнообразием отличался набор зер­новых и зернобобовых культур в энеолите и бронзовом веке в Закавказье. В Белуджистане в энеолите был окультурен хлоп­чатник. На протяжении энеолита и эпохи бронзы во многих райо­нах Средиземноморья, Юго-Восточной Европы, Закавказья и Средней Азии возникло садоводство. Начиная со второй поло­вины VI (в V) тыс. до н. э. виноградарство фиксируется в За­кавказье, с конца V (в IV) тыс. до н. э. оно было уже известно обитателям Болгарии и Молдавии, во второй половине IV — пер­вой половине III (в III) тыс. до н. э. оно широко распростра­нилось от Палестины до Греции и Анатолии, а с середины III (к началу II) тыс. до н. э. виноград выращивали в Италии; Испании и в Южной Туркмении. Со второй половины V (в IV—III) тыс. до н. э. садоводство, которое помимо винограда включало культуру оливы, финиковой пальмы, фигового дерева,, граната, каштана, 'грецкого ореха и других фруктовых деревьев^ в разном наборе в зависимости от региона широко распространи­лось в странах Восточного и Северного Средиземноморья и, види­мо, в некоторых районах Причерноморья и Кавказа 80.

г Развитие садоводства имело ряд существенных последствий: вонпервых, оно позволило эффективно осваивать гористые мест­ности с относительно бедными каменистыми почвами, малоблаго­приятными для выращивания злаков. В особенности это была актуально для Южной Эгеиды, Апеннинского п-ова, горных райо­нов Кавказа и т. д. Во-вторых, для садовых культур было нужно гораздо меньше земли, чем для злаков, что позволило более эко­номно использовать земельные ресурсы и обусловило рост плот­ности населения. В-третьих, так как сады позволяли снимать урожай в течение многих лет, их появление стало еще одним фактором, обусловившим прочную оседлость и развитие обособ­ленной, а затем и частной собственности на землю. Наконец,, в-четвертых, садоводство вело к дальнейшему разделению труда и усилению роли обмена^Поликультурное земледелие, развив­

шееся в некоторых районах Старого Света в эпоху раннего ме­талла, было, по словам Ф. Энгельса, одной из предпосылок вто­рого крупного общественного разделения труда 80a.

Вместе с тем если в Передней Азии и Европе садоводство возникло в процессе интенсификации уже имевшегося земледе­лия, то в Африке, Южной Америке, Юго-Восточной Азии и Океа­нии уход за плодовыми деревьями нередко был одним из типов раннеземледельческой практики. Частично это объяснялось высо­кой урожайностью некоторых местных плодовых культур, кото­рые кое-где служили основными источниками питанця^ц

С появлением и развитием интенсивных методов земледелия разделение труда вступило в новую фазу. Прежде всего это отра­зилось на характере половозрастного разделения труда. Давно известно, что при переходе от палочно-мотыжного земледелия к пашенному основные земледельческие работы постепенно пере­шли в ведение мужчин. После проведения широкого сравнитель­ного анализа81этот вывод можно приложить к самым разнооб­разным видам интенсивного земледелия. /Оказалось, что, чем сложнее земледельческая техника, тем шире участие мужчин в земледелии. А в условиях ирригационного и пашенного земледе­лия роль мужского труда во всех сферах сельскохозяйственного труда быстро увеличивалась. В целом то же самое относится и к детскому труду, применение которого со временем становилось все более регулярным^/

Все это хорошо видно на примере апатани Северо-Восточной Индии, разводивших главным образом заливной рис. Обработка земли у апатани проходила вручную, но отличалась большим искусством. На горных склонах здесь устраивали специальные террасы, орошавшиеся дождем или горными потоками, а долина была сплошь покрыта многочисленными рисоводческими участка­ми, питающимися водой из сети умело сделанных каналов. Начи­ная с зимы и до мая многие общинники занимались починкой оросительных сооружений: юноши носили на носилках землю, а девушки укладывали ее. Для этих работ в прошлом применя­лись только деревянные заступы и мотыги.

Для поздних сортов риса у апатани имелись постоянные зали­тые водой участки, а для ранних участки сначала осушали, очи­щали от мусора и вскапывали, а затем снова орошали перед по­садкой. На поля высаживали рисовую рассаду, которую выращи­вали на специальных участках вблизи поселка. Эти участки постоянно удобряли и держали под водой и лишь перед посад­кой зерен риса осушали и подготавливали землю. Рассаду выра­щивали женщины, но в ее пересадке на поля могли участвовать также юноши и подростки. Поля под рис тщательно удобряли: всю зиму и весну на них регулярно сносили навоз, золу, пере­гной и кухонные отбросы, а перед самой посадкой сжигали мусор.

Летом женщины время от времени пропалывали поля, а муж­чины окружали их изгородью, чтобы уберечь посевы от домаш­них животных. Урожай ранних сортов риса убирали в августе,, а поздних — в октябре-ноябре. Осенний сбор урожая являлся очень трудоемким делом, и в нем участвовали все трудоспособ­ные члены отдельных домохозяйств.

Не меньше заботы апатани проявляли к огородам и богарным посевам проса. Мужчины делали для проса специальные грядки, в обработке которых им иногда помогали девушки. Зато посадка^ прополка и уборка проса были делом взрослых женщин.

Таким образом, наиболее трудоемкие земледельческие работы у апатани исполняли мужчины, однако и в других работах они нередко помогали женщинам. Особую роль играли группы под­ростков-сверстников (патанг), которые поочередно помогали всем родителям, за что те обязаны были их кормить 82.

Большой объем земледельческих работ выполняли мужчины у хайнаньских ли, где практиковалась не только ирригация, но и пашенное земледелие. Там создание и ремонт оросительных сооружений, пахота и боронование, возведение грядок, внесение в землю удобрений считались мужской работой, а в пересадке саженцев, прополке и сборе урожая участвовали все трудоспособ­ные члены общины, хотя сбор урожая являлся преимущественно женским делом 83.

Пример кофьяр Северной Нигерии выявляет еще одну сущест­венную особенность интенсивного земледелия, позволяющую от­дельным семьям вести более независимое существование. По- сравнению со своими соседями, занимавшимися подсечно-огне­вым земледелием, кофьяры тратили на обработку своих постоян­ных участков в два раза больше времени, но зато у них почти не было тяжелых коллективных работ 84.

Археологические материалы также дают примеры регламента­ции сельскохозяйственного труда по полу. На территории Анато­лии захоронения мужчин с серпами производились уже в Чатал- Гуюке в первой половине VII (первой половине VI) тыс. до н. э. В Южной Польше в лендьелских могилах второй половины V — начала IV (в IV) тыс. до н. э. роговые мотыги встречались только в мужских погребениях. В мужских могилах позднего триполья также встречались серпы и мотыги. Наконец, в ката­комбных могилах в Поднепровье древнейшие рала сопровождали в загробной мир именно мужчин.

Еще одной особенностью разделения труда в условиях перво­бытного интенсивного земледелия было постепенное высвобожде­ние от сельскохозяйственных работ вождей и знати, к обработке участков которых все чаще привлекались простые общинники. Это хорошо видно на примере Меланезии и Полинезии, где с усложнением земледельческих систем с запада на восток доля участия в них вождей и их родственников падала 85.

<< | >>
Источник: Бромлей Ю.В.. История первобытного общества. Эпоха классообразования. Том 3. М.: Наука,1988.— 568 с.. 1988

Еще по теме Развитие земледелия:

  1. Развитие земледелия
  2. § 1. Возникновение развитого земледелия и скотоводства. Начало металлургии.
  3. Развитие земледелия в районах Поднестровья и нижнего Дуная
  4. Лекция 1: Возникновение земледелия, скотоводства и ремесла. Общие черты первого периода Истории Древнего Мира и проблема путей развития.
  5. РОЛЬ ЗЕМЛЕДЕЛИЯ
  6. § 3. Возникновение примитивного земледелия и скотоводства.
  7. Земледелие и скотоводство
  8. ЗЕМЛЕДЕЛИЕ
  9. § 4. Земледелие, землевладение и землепользование.
  10. Появление оседлого земледелия
  11. Возникновение земледелия и скотоводства