<<
>>

СРЕДНИЙ ПАЛЕОЛИТ НА ТЕРРИТОРИИ БЫВШЕГО СССР

В. П. Алексеев

Мустьерские памятники, относящиеся к рисс-вюрмско- му межледниковью, единичны и располагаются в пределах бывшего СССР на Восточно-Европейской (Русской) равни­не.

Это местонахождение Хотылево на Десне (Заверняев, 1978) и местонахождение Сухая Мечетка на Волге (Замят­ии»,1961). В обоих случаях речь идет о достаточно ясном стратиграфическом залегании в отложениях рисс-вюрмс- кого межледниковья и фауне, свидетельствующей о клима­тическом потеплении. Все остальные мустьерские памят­ники, будь то пещерные стоянки или открытые местонахож­дения, а число их к настоящему времени превысило 600, относятся к началу вюрмской эпохи. На территории Вос­точно-Европейской равнины фауна отличалась холодным и суровым климатом, похолодание в сравнении с современ­ной эпохой фиксируется в Крыму и на Кавказе, но оно мало коснулось Средней Азии и южных районов Сибири, где и сосредоточены мустьерские находки.

Сведения об ископаемых людях из мустьерских место­нахождений пока фрагментарны и почти целиком отно­сятся к Крыму, Кавказу и Средней Азии; еще не описаны костные остатки людей мустьерского возраста с огромной территории Сибири. В литературе появилось сообщение о том, что коренной зуб из четвертого мустьерского гори­зонта стоянки Рожок I в Приазовье (Праслов,1968) при­надлежит человеку современного типа, но это единствен­ная находка на всей Восточно-Европейской равнине. Гео­графическое распространение этих палеоантропологи­ческих находок очень неравномерно (карта 12), сохран­ность их очень разная: наряду с остатками, допускающи­ми достаточно детальную морфологическую характерис­тику и таксономическую диагностику, обнаружены и еди­ничные фрагменты, которые мало прибавляют к нашим знаниям о территориальных вариациях в морфологичес­ком типе мустьерского человека.

Прогрессивные особенности строения упомянутого зуба со стоянки Рожок I не следует особенно переоцени­вать: в диагностическом отношении отличия верхнепале­олитических и позднемустьерских форм в узорах корон­ки зубов не очень отчетливы, и по одному зубу трудно ска­зать что-либо достаточно определенное.

Несравненно более богатую информацию доставляют нам палеоантропологические находки в Крыму. Они обна­ружены при раскопках грота Киик-Коба в 1924 г. Г.А. Бонч- Осмоловским (1940) и при раскопках топографически близких одна к другой стоянок Заскальная V и Заскаль- ная VI Ю.Г. Колосовым (1978) в 1970-х годах. Скелет кис­ти и стопы взрослой формы описаны в двух монографиях Г.А. Бонч-Осмоловского (1941, 1954), фрагментарный ске­лет младенца 6-8 месяцев - Э. Влчеком (Е. Vlcek, 1976). Рентгенологическое исследование показало, что взрос­лый скелет принадлежал женщине примерно 35 лет (Рох­лин,1965). Любопытно отметить, что даже у младенца первого года жизни выражены неандерталоидные осо­бенности.

Помимо массивности скелета наиболее характерной особенностью женщины из Киик-Кобы является своеобраз­ная форма сустава первой пястной кости, от которой зави­сит отведение большого пальца и противопоставление его всем остальным. ГА Бонч-Осмоловский обратил внимание на обстоятельство, что некоторые, менее резкие отклонения от седловидной формы, свойственной современному чело­веку, фиксируются и в скелете кисти французских неандер­тальцев, и аргументировал гипотезу, в соответствии с кото­рой неандерталец вообще обладал ограничеі шо противопо­ставлявшимся большим пальцем. Дальнейшие исследования показали, что противопоставление большого пальца зависит не только от формы сустава, но и от развития соответствую- щей мускулатуры, которая могла компенсировать недоста­точно совершенное строение сустава первой пястной кости (Семенов,1950). Этот же автор после изучения каменного инвентаря из грота Киик-Коба высказал достаточно аргумен­тированную мысль о праворукости киик-кобинского неан­дертальца.

Что касается массивности скелета киик-кобинского неандертальца, по которой он сходен с другими неандер­тальскими формами Европы, то она получила объяснение как адаптивная особенность, связанная с перестройкой ло­комоции в ходе антропогенеза (Алексеев,I960). Попереч­ные размеры кисти и стопы связаны высокой морфофи­зиологической корреляцией.

При усовершенствовании прямохождения ширина стопы среди других признаков должна была имегь адаптивное значение. В силу существу­ющей прямой морфофизиологической корреляции ши­рина кисти, не имевшая такого адаптивного значения, так­же увеличилась, что и привело у неандертальцев к созда­нию мощной, очень широкой кисти, не характерной для более ранних гоминидов.

На стоянках Заскальная V и VI обнаружены остатки не­скольких индивидуумов, но, к сожалению, они принадле­жат неполовозрелым субъектам и представлены в основном костями кисти. Это обстоятельство очень затрудняет так­сономическую диагностику, так как возрастная динамика размеров костей кисти плохо изучена даже у современно­го человека, тем менее она известна у неандертальца. Все же с некоторыми оговорками можно утверждать, что люди, жившие на стоянках Заскальная V и VI, были близки по сво­им морфологическим особенностям киик-кобинскому че­ловеку (Якимов, Харитонов, ∖c>~lς)∙,Данилова,1983).

Карта 12.Расположение мустьерских поселений на территории бывшего СССР, в которых были обнаружены остатки древних людей: 1 - Рожок I; 2 - Киик-Коба; 3 - Староселье; 4 - Заскальная V и VI; 5 - Ахштыр; 6 - Сакажиа; 7 - Тешик-Таш

Исключительно интересная палеоантропологическая находка была сделана в 1953 г. АА Формозовым (1958) в пещере Староселье. Скелет обнаруженного младенца, к со­жалению, описан не полностью, в литературе фигурирует лишь описание черепа (Рогинский,1954) ребенка, возраст которого определен примерно в 1,5 года. Американские па­леоантропологи из Филадельфийского университета, ра­ботавшие с оригиналом, считают это возрастное опреде­ление заниженным и полагают, что в действительности старосельский младенец имел возраст 2-4 года, но, к со­жалению, аргументация в пользу завышения возраста ста­росельской находки пока не опубликована. Автор первич­ного описания определил находку как типичного предста­вителя современного человека с некоторыми примитив­ными признаками, отметив в то же время сходство его чере­па с детским черепом из известной пещеры Схул.

Не столько сам диагноз, сколько исключительное значение нахожде­ния черепа современного типа в мустьерском слое при­влекло пристальное внимание западноевропейских и рос­сийских исследователей, которые с разных морфогенети­ческих позиций и под разным таксономическим углом зрения высказались по поводу таксономического положе­ния старосельского черепа в системе гоминидов.

Первоначальный диагноз ЯЛ. Рогинского был поддер­жан Я.П. Якимовым, М.М. Герасимовым, X. Ульрихом, Ф. Клар­ком Хауэллом, В.В. Булгаком, А. Тома, К. Куном, М.Ф. Урысо- ном и С.И. Успенским (обзор литературы приведен в рабо­те Агексеева (1976). Этому традиционному мнению моїут быть противопоставлены лишь два диагноза одинаково выдающихся авторитетов в палеоантропологии челове­ка - X. Гросса (Н. Gross, 1956) и Г.Ф. Дебеца (1956). X. Гросс полагал, что в случае сгаросельской находки мы имеем дело с костными остатками неандертальского человека, Г.Ф. Де- бец, наоборот, считал, что на черепе старосельского мла­денца нет никаких примитивных признаков и что сгаро- сельский человек должен быть без всяких оговорок отне­сен к современному типу.

Дополнительный материал для суждения о таксономи­ческом диагнозе староссльской находки доставляет при­ем пересчета детских размеров во взрослые с помощью шкалы увеличения размеров от младенческого возраста до взрослого у современного человека (Алексеев,1981). В соответствии с этой процедурой «взрослые» размеры че­репа из Староселья оказываются чрезвычайно малыми, а соотношение их типично современным. В верхнепалео­литической серии он занимает крайнее место даже среди женских черепов, из чего можно сделать вывод, что он при­надлежал женщине. Но и это не может полностью объяс­нить его малые размеры. Гипертрофия в области лобного и затылочного отделов черепа наводит на мысль о прояв­лении какой-то мозговой патологии, возможно, гидроце­фалии. Если принять возраст черепа в 2-4 года, как пред­лагают американские специалисты, а они опираются на необычный порядок прорезывания зубов, то «взрослые» размеры станут еще меньше, и предположение о патоло­гии приобретет тогда дополнительную поддержку.

Находка полностью черепа, явно принадлежавшего человеку современного вида, в мустьерском слое важна в связи с проблемой происхождения последнего. АА. Фор­мозов показал сходство производства в Киик-Кобе и Ста­роселье в одном важном признаке - наличии в обоих слу­чаях значительного числа двусторонне обработанных орудий. Таким образом, стоянка в Староселье может быть поставлена в непосредственную связь с более ранней сто­янкой в гроте Киик-Коба. Весьма вероятной представля­ется поэтому и генетическая преемственность поколений между людьми, оставившими оба памятника. А такая гене­тическая преемственность в свою очередь свидетельству­ет о том, что Крым был частью территории, на которой развивался человек разумный.

Кавказские палеоантропологические находки менее выразительны, чем крымские. Они происходят из пещеры Сакажиа и Ахштырской пещеры. В первом случае речь идет о фрагменте верхней челюсти и изолированном коренном зубе (Ниорадзе и др., 1978), во втором - об изолированном коренном зубе (Векилова, Зубов,1972). В обоих случаях ма­териал мало пригоден для определенной диагностики. Ди­агностируя находки в Сакажиа, грузинские антропологи наряду с типичными неандерталоидными признаками пытались показать наличие у них признаков человека со­временного вида, в частности, истолковывали относитель­ную узость грушевидного отверстия как черту сходства с палестинскими формами. Между тем палестинские неан­дертальцы из Схул и Кафзех в большинстве своем как раз широконосы (Vandermeersch, 1981). Поэтому вернее будет считать, что фрагменты из Сакажиа оставлены неандер­тальцем, и не приписывать ему современных черт.

Изолированный коренной зуб из Ахштырской пеще­ры обнаруживает сочетание архаических и современных морфологических черт с преобладанием последних. В об­щем его принадлежность человеку современного типа ве­роятна. При всей условности этого диагноза он важен в том отношении, что позволяет включить и Кавказ в зону раз­вития человека современного типа, где уже в эпоху мусть- ерской культуры появлялись люди с его признаками.

В целях полноты изложения следует упомянуть обнару­жение фрагментов черепа на стоянке Ереван I (Асланян и др., 1979), но стратиграфическая позиция находки крайне

і геясна, а кости имеют столь современный облик, что есть все основания отнести эту находку к числу сомнительных.

Переходя к территории Средней Азии, мы должны на­звать скелет неполовозрелой формы, найденный А.П. Ок­ладниковым в 1938 г. в гроте Тешик-Таш. Череп был опи­сан Г.Ф. Дебецом (1940), длинные кости и другие фрагмен­ты скелета - Н.А. Синельниковым и М.А. Гремяцким (1949). Рент генологическое изучение скелета позволило опреде­лить его возраст приблизит ельно в 9 лет (Рохлин,1949). Естественно, таксономическая оценка неполовозрелого субъекта дело несравненно более трудное, чем изучение скелета, принадлежавшего взрослой особи. Это и породи­ло дискуссию, не исчерпанную до настоящего времени. Первоначальный диагноз Г.Ф. Дебеца сводился к т ому, что тешик-ташский мальчик (а пол находки был определен как мужской) принадлежал к тому же классическому типу европейских неандертальцев, что и французские находки Шапель-о-Сен и Ферраси 1. М.А. Гремяцкий (1949), повтор­но и более подробно описавший череп, занял нейтраль­ную позицию в оценке таксономического положения на­ходки, не поддержав первоначальный диагноз Г.Ф. Дебеца, но и не возражая определенно против него.

А между тем в промежутке между 1940 и 1949 гг. появи­лась статья Ф. Вайдепрайха (Weidemvicb, 1945) и полеми­ческий ответ на нее Г.Ф. Дебеца (1947). Ф. Вайденрайх с большим сомнением отнесся к возможности сопоставлять череп из Тешик-Таша с французскими классическими неандерт альцами, отметил ряд прогрессивных особенно­стей в его морфологии и склонялся к идее его сходства с более продвинутыми в эволюционном от ношении форма­ми в рамках неандертальской группы, формами типа Эрингсдорф (Германия). ГФ. Дебец последовательно ра­зобрал морфологическую аргументацию Ф. Вайдепрайха и не согласился с ней, продолжая отстаивать свою первоначальную позицию. Однако изучение внутренней поверхности черепа тешик-ташского человека также выя­вило в нем много прогрессивных признаков (Бунак,1951). Выполненная М.М. Герасимовым (1955, 1964) реконструк­ция внешнего облика мальчика из Тешик-Таша, опиравша­яся на самостоятельные морфологические изыскания, ста­ла дальнейшим аргументом в пользу взгляда на пего как на прогрессивную форму. Поэтому подавляющее большин­ство исследователей рассматривали тешик-ташского человека как представителя не классического, а прогрес­сивного типа в составе неандертальской группы (см. об­зор литера туры в работе Алексеева, 1973). Нельзя не отме­тить, что и Г.Ф. Дебец (1956) затем присоединился к этой точке зрения.

Дальнейшая работа над уточнением таксономического положения этой находки была проведена с использованием той же процедуры получения «взрослых» размеров на основе шкалы их изменений от младенческого до взрослого состоя­ния у современного человека (Алексеев,1981). Она полностью подтвердила существование значительных отличий от классических неаі ідергальцев Франі щи и извеспюе сходство с прогрессивными формами типа Схул. «Взрослые» размеры тешик-ташского человека оказались минимальными по срав­нению со всеми другими неандертальцами, кроме черепа из Штайг гхайма, что позволило сделать вывод о том, что это была жег іщиіга. А. Тома (A Thoma,1964) аріумеї пировал приг гадлеж- ность тешик-ташской формы кэволюционной всіви, ведущей к современным монголоидам, но при этом опирался лишь на форму и сагиттальный контур черепной коробки, что не яв­ляется специфичным для монголоидов. Поэтому его точка зре­ния нс получила распространения. В то же время по струк­турным особенностям лицевого отдела черепа, которые дей­ствительно специфичны в расовом отношении, - по ширине г юса и тенденции к некоторому проп гатизму тешик-ташский череп сходен с черепом (хул V. В дополнение к связывающим их прогрессивным особен! гостям эго сходство позволяет выс­казать мысль, что территория южг гых районов Средг гей Азии входила в обширный восточно-средиземноморский очаг развития человека современного типа, который, учитывая приведенные выше данные о морфологии крымских и кав­казских находок, включал в себя также Кавказ и южные районы европейской части бывшего СССР.

Перечисленные месгог гахождения исчерпывают список костных ост атков человека мустьерского времени, обнару­женных на территории бывшего Советского Союза. Какуже было сказано в начале этого раздела, число мустьерских памятников с культурными остатками в несколько десятков раз больше, и все же этого недостаточно, чтобы наше зна­ние мустьерской эпохи на террит ории бывшего СССР мож­но было считать полным. Огромным пробелом в наших знаниях остается неравномерная изученность памятников разных областей. Подавляющее большинство мустьерских местонахождений сосредоточено в Крыму и па Кавказе, между тем огромные област и в пределах Восточно-Евро­пейской равнины, Средней Азии и Сибири остаются до сих ігор «белыми пятнами», и их нельзя исключить за счет того, что в их географических границах гге проживали мустьер- ские люди: палеогеографические данные говорят о том, что огги бьгли вполне пригодны для заселения и проживания.

Другая трудность в интерпретации мустьерской куль­туры на территории бывшего СССР состоит в том, что су­ществует пригщит шальная непреодолимость, несмотря па обилие памятников, ряда моментов, осложняющих их стратиграфическую характеристику'. Отдельные группьг их отстоят’ одна от другой на огромные расстояния, равнин­ные стоянки геологически залегают' совершенно в иных условиях по сравнению с пещерными, любые попытки синхронизации, несмотря па большое число исследова­ний ио четвертичной геологии, палеогеографии четвер­тичного ггериода и археологической тафономии, остают­ся в высшей степег ги условными. Поэтому выявление групп разновременных памятников возможно лишь в пределах ограниченных территорий и выявленные кое-где динами­ческие тенденции в изменении технологии каменного инвентаря носят узко локальный характер.

Сводг гый обзор всех мустьерских памятников европей­ской части СССР осуществил недавно Н.Д. Праслов (1984). Он справедливо выделяет стоянки полуострова Крым в ка­честве ведущих для этой территории, гак как они в подав­ляющей массе представляют собою долговременные сто­янки с большим культурным слоем и могли быть исходны­ми для многих групп местонахождений на Восточно-Ев­ропейской равнине, которая заселялась не только с запа­да, но и с юга. Все имеющиеся к настоящему времени на­блюдения особенностей весьма разрозненных и фрагмен­тарных памятников ашельской эпохи в Восточной Евро­пе свидетельствуют о том, что преобладал южный путь ее заселения. Поэтому' в только ч то упомянутой сводке тер­риториальные группы памятников охарактеризованы в первую очередь в сравнении с крымскими. Предложенная схема территориалы гой дифференциации, κοι гечно, дале­ка от окончательного варианта, так как в ней отсутствуют многие районы, но огга все же приводит в известный по­рядок наблюдаемые территориальные вариации в техни­ке раскалывания камня и формах каменного инвентаря.

В схеме выделены шесть групп: крымская (НД. Праслов называет ее белогорской зоной по имени г. Белогорска, око­ло которого обнаружены в предгорьях очень богатые мес­тонахождения), поволжская, приазовская, деснинская и две приднестровские. Прежде чем перейти к их характеристи­ке, нужно отметить, что поселения открытого типа преоб­ладают, и исключение составляют лишь крымские СТОЯГІКИ, представляющие собой, за исключением упомянутой выше открытой стоянки Заскальная, пещерные местонахожде­ния. В пределах Восточно-Европейской равнины наиболее северные памятники мустьерской эпохи доходят до 52 град, северной широты. Среди них не только места поселений, более гиги менее долговременных, но и мастерские, выде-

ляющиеся значительным преобладанием предметов пер­вичного расщешіения, то есть сколов и нуклеусов.

Наиболее богатыми и выразительными памятниками Крыма являются стоянки Заскальная V и Заскальная VI (Каю- сое,1977, 1979), упоминавшиеся выше, пещера Чокурча (Эрнст,1934), Волчий грот (Бадер,1939), Киик-Коба (Бонч- Осмаловский, 1940)иСтароселье(Фо/тмото«, 1958), также рас­смотренные в связи с находками костных остатков человека мустьерского времени. Пещерная стоянка Шайтан-Коба, так­же давшая многочисленный набор каменных орудий, рас­сматривалась открывшим се ГА Бонч-Осмоловским (1934) как уникальная, но современная оценка, опирающаяся на бо­лее і юлный материал, позволяет и э тот памятник объединить в одну' группу с другими. Во всяком случае, НД Праслов на­ходит для этого веские типологические основания.

Крымские памятники объединяются двумя типологичес­кими чертами инвентаря, оді га из которых предстаїиіеі га прак­тически повсеместно, а другая встречается па всех стоянках, кроме Шайтаг г-Кобы. Первая из этих черг - зі іачитедьнос чис­ло двусторонне обработанных орудий (рис. 22). Для доказа­тельства приведем процент их наличия по отношению к об­щему' числу орудий. На стояі ικax Заскальная V и Заскалы іая VI двусторонне обработанные формы достигают 40%, в Чокур- че - 24%, в Киик-Кобе - 14%, в Староседье - 12%. Есгь двусто­ронние орудия и в Шайтаї і-Кобе и Волчьем гроте, хотя их доля не і юдсчитана. Перечисленные памятники и хронолоіически, и типологически неодновременны, инвентарь Киик-Кобы, например, производит гораздо более архаическое впечатле­ние, чем производство Староселья. Но АА Формозов прони­цательно отметил непосредственную связь и преемственность обеих стоянок, опираясь именно на наличие двусторонне об­работанных форм и некоторые второстепенные детали морфологии орудий. Установление этой преемственности имеет особое значение в данном случае, так как в обоих гро­тах обнаружены, как мы знаем, костные остатки ископаемых людей разного пола, возраста и анатомически не­сопоставимые между'собой. Археологический материал вос-

Рис. 22.Мустьерские артефакты из пещеры Киик-Коба, Крым

Рис.2.5. Мустьерские арт ефакты из Сухой Мечетки, бассейн р. Волги

полняег недостатки палеоантропологической информации и позволяет постулировать генетическую связь между арха­ичной и прогрессивной формами ископаемых людей.

Вторая черта, характерная для морфологии инвентаря крымских стоянок. - малое число нуклеусов. Исключение составляет лишь Шайтан-Коба. Рядом с гротами мусгьерс- кого производства были выходы хорошего слоист ого крем­ня, не требовавшего специального раскалывания, что и объясняет редкое присутствие нуклеусов в инвентаре. По­близости o r II 1айтап-Кобы таких выходов плитчатого крем­ня нет, и поэтому жители этого грота предварительно рас­калывали кремневые желваки, чтобы получить заготовки для вторичной обработки. Значительное число нуклеусов, естественно, выделяет' эту стоянку' среди всех остальных.

Поволжская группа представлена упомянутой в нача­ле раздела стоянкой Сухая Мечетка. Она расположена на правом береіу Волги в границах города Волгограда и ис­следовалась СН. Замятиным (1961)в 1952 и 1954 гг. Пло­щадь раскопа составила 650 кв. м, по сам исследователь считал, что в действительности поселение было вдвое больше. Раскопанная часть стоянки имеет1 определенную топографию - видны следы кострищ, наблюдаются очаги концентрации орудий. Всего в пределах раскопанной ча­сти стоянки было собрано около 1 000 предметов, но лишь 5% из них составляют орудия. Среди них, как и в Крыму, двусторонние формы представлены в значительном коли­честве (они образуют около 10% всех орудий), но есть и местное своеобразие: много треугольных и угловатых скребков, обработанных ретушью лишь с одной стороны (рис. 23). Это своеобразие, размеры и богатство памятни­ка, его обособленное географическое положение (это са­мый восточный из крупных памятников на территории Восточной Европы) и обусловливают необходимость вы­деления его в особую группу.

В приазовскую группу, помимо упомянутой выше стоян­ки Рожок I, «давшей», как мы помним, изолированный чело­веческий зуб (Праслов,1968), входит еще ряд стоянок, разли-

Рис. 24-Мустьерская культура бассейна р, Днестр (стоянка Молодо­ва I). План жилища и каменные орудия: 1 - очаги; 2 - кости мамонта чающихся в некоторых деталях камені юго инвентаря, но в і ;е- лом образующих какое-то типологическое, а может быть, и генетическое целое. Стоянка Рожок 1 занимает среди і шх клю­чевое положение, потому7 что она многослойна и дала бога­тый иі івентарь, мало различающийся по слоям, что свидетель­ствует о і ιe очень ддителы юм периоде ее обживаї іия. Ориги­налы юй особенностью иі івеї ітаря этой стояі іки, придающей известное своеобразие всей даі той группе і іамяті шков, явля­ется наличие на φοι те типичного мустьерского і іроизводства со скребками и остроконечниками каких-то форм типоло­гически более позднего, даже верхнепалеолитического об­лика. НД. Праслов выделяет в эти т ипы концевые скребки и проколки с четко оформлеї II1ЫМ наконечником. Г 1ри всей от­меченной выше неопределенности морфологического ди­агноза на основании единичного коренного зуба, его совре­менный облик совпадает с технологической тенденцией к появлению прогрессивных форм в производстве этой ло­кальной группы мустьерских памятников.

Деснинская группа так же, как и поволжская, образова­на одним памятником - упомянутым в начале раздела мес­тонахождением Хотылево (Заверняев,1978). Эта группа вмест е с поволжской, как уже говорилось, относится, судя по стратиграфии стоянок, к концу рисс-вюрмского перио­да межледниковья, то есть древнее других групп. Хотылево не имеет четко выраженного культурного слоя и представ­ляет собой мастерскую, давшую несколько десятков тысяч поделок, среди которых орудия составляют меньше 1%. Ре­зультаты первичной обработки представлены асимметрич­ными нуклеусами, среди которых много предметов с одним крупным сколом, образовавшимся при снятии отщепа. Эго - лсваллуазская традиция, среди орудий - бифасы, ли­стовидные наконечники и ножи более или менее обычной формы. Пожалуй, наиболее своеобразны черешковые ору­дия, отдаленно напоминающие фолсомские наконечники из палеолитических памятников Северной Америки, как бы типологические прототипы таких наконечников. НД. Прас­лов (1 984) справедливо полагает, что хотылевский комплекс і ιe имеет аналогий среди других памятников Восточі юй Ев­ропы и что аналогии ему можно увидеть в некоторых па­мятниках западных районов Украины и восточной части Германии. Если это наблюдение подтвердится, то можно будет сделать вывод, что в конце рисс-вюрмского межлед­никовья какая-то группа мустьерских людей продвинулась из Центральной Европы на восток, в бассейн Десны.

В отличие от всех предыдущих случаев обе днестровс­кие группы не контрастируют локально, а противопостав­ляются друг другу' лишь по типологии каменного инвен­таря. Первую из этих групп составляют памятники у села Молодова, из которых наиболее крупными и богатыми по инвентарю являются многослойные стоянки Молодова I и Молодова V (Черныш,1965). В инвентаре господствует ле- валлуазская техника расщепления, двусторонне обрабо­танные формы не встречены вовсе (рис. 24). Орудия в ос­новном изготовлены при использовании пластин, среди скребков преобладают боковые формы. Весь этот комп­лекс получил в литературе наименование молодовской му- стьерской культуры (Праслов, 1968; Анисюткин,1971).

Находящиеся по соседству памятники другой при­днестровской группы менее богаты, и хотя среди них есть многослойные стоянки, но в целом культурные слои выра­жены плохо, характеризуясь не только менее богатым ин­вентарем, но и почти полным отсутствием остатков фауны (Анисюткин, 1971; Кетрару,1973). Для этой группы также характерны двусторонне обработанные формы орудий, а также большое число зазубренных (зубчато-выемчатых) орудий. На этом основании Н.К. Анисюткин выделил дан­ный комплекс в особую мустьерскую культуру, которую на­звал по наиболее значительной стоянке (Стинка) стинков- ским. Н Д. Праслов (1984) высказывает сомнение в правомер­ности этого выделения, но так или иначе это особая группа памятников, не обнаруживавшая аналогий в группах, кото­рые были описаі іьівыше, и, главное, имеющая значителы іьіе отличия от предыдущей молодовской группы.

Заканчивая обзор территориальной дифференциации мустьерских стоянок Восточно-Европейской равнины и Крыма, следует отметить, что они дают уникальную инфор­мацию в двух отношеї іиях. На стояі ικax Молодова I и V были открыты оста тки наземных жилищ (Черныш,1965). Лучше всего сохранились следы жилища на стоянке Молодова I, раскопанного АП. Чернышом в 1958-1959 гг. (рис. 25). Ос­новными констру'ктивными элементами жилища были ко­сти мамонта: были использованы черепа, лопатки, кости таза, длинные кости конечностей, бивни и нижние челюс­ти. Его площадь - 10x7 кв. м. На площади жилища зафикси­рованы 15 очагов и скопления орудий. Важность этого от­крытия состоит не только в том, что оно свидетельствует о

Рис. 25Реконструкция жилища на стоянке Молодова I, бассейн р. Днестр (по Чернышу)

Рис. 26.Рисунок животного па кости из мустьерского слоя стоян­ки Пронятин на Украине

строительных возможностях неандертальского человека, заметно расширяя наши представления об его технических достижениях и уровне психического развития, но и в том, что размеры жилища и большое число очагов показывают, что неандертальцы жили группами в несколько десятков человек, состоявшими из нескольких семей.

Другая уникальная находка происходит из мустьерско­го слоя стоянки Пронятин на Украине (Сытник,1983). Это обломок кости, на одной стороне которого вырезана фи­гура какого-то животного (рис. 26). Значение этого очень схематичного рисунка трудно переоценить - он показы­вает, что символическое мышление и артистические спо­собности у неандертальца уже были развиты до такой сте­пени, что он был в состоянии в изобразительной форме выразить образы окружавшего его внешнего мира. Исклю­чительно разнообразные резные рисунки верхнего палео­лита получают в этой находке как бы исток, из которого они развились. Предыстория изобразительного творче­ства древнейшего человечества отодвигается этой наход­кой в домустьерскос время.

Переходя к территории Кавказа, следует начать с того, что геологическая специфика горной страны выразилась в воз­можности использовать помимо кремня лавовые породы (базальт и обсидиан). В доі юлнение к исключительному раз­нообразию мустьерского производства эго еще один фак­тор, затрудняющий сопоставление отдельных далеко распо­ложенных одна от другой стоянок с целью выявления их ти­пологического сходства и генетического родства. Сами по себе мустьерские местонахождения распадаются на памят­ники двух типов: открытые местонахождения в ряде север­ных районов Северного Кавказа и на черноморском побе­режье, мі югие из которых не имеют культурного слоя и пред­ставлены сборами на поверхности, и стоянки в гротах и глу­боких пещерах. Стоянки последнего типа дали большой объем остатков фауны, изучение которых позволяет рекон­струировать климатический режим в мустьерское время и представить себе виды крупных млекопитающих, на кото­рых охотились мустьерские люди. В отличие от предшеству­ющей ашельской эпохи, когда главным объектом охоты был пещерный медведь, мустьерцы перешли к охоте на копыт­ных - благородного оленя, горного козла, лося, лошадь, ди­кого осла. Охота на этих животных при существовавших орудиях их убоя требовала оіромной сноровки и знания их привычек и поведения. Вероятно широкое распространение загонной охоты. Кроме этих основных объектов охоты в пе­щерах обнаружены горная индейка и красный волк - инди­каторы холодного климата (Верещагин,1959).

Полная сводка данных о мустьерских памятниках Кав­каза составлена В.П. Любиным (1977, 1984). Эта сводка, опирающаяся как на ревизию всей огромной литературы о предмете, так и на большие оригинальные материалы, представляє г собою к настоящему времени полный итог накопленной информации. Выделение локальных вариан­тов мустъсрской культуры на Кавказе зат руднено типоло­гическим разнообразием инвентаря и чересполосным рас­пространением однородных типов орудий. Все же, по-ви­димому, с достаточной объективностью может быть выде­лена іубская археологическая культура в западных райо­нах Северного Кавказа, названная так по Губскому место­нахождению (Аутлев,1964, 1973). Памятники этой куль­туры отличают несколько достаточно ярких особеннос­тей инвентаря: призматическая, леваллуазская и радиаль­ная техника первичного расщепления, малые размеры ору­дий, обращающее на себя внимание богатство разновид­ностей скребел и скребков. Однако столь типичные комп­лексы, охватывающие к тому же группу стоянок, не выра­жены в других районах Кавказа столь отчетливо, и выде­ление генетически единых локальных вариантов в других областях сопряжено с большими трудностями и потребу­ет еще больших исследовательских усилий.

В.П. Любин, видимо, поэтому отказался от выделения ар­хеологических культур и предпочел писать о линиях раз­вития, которые, строго говоря, следовало бы лучше назвать технологическими традициями. Они объединяют не толь­ко соседние, но и сравнительно далеко расположенные один от другого памятники и все же выражают какие-то общие навыки, лежащие в основе технологии и в ряде слу­чаев восходящие к общим прототипам, взаимные культур­ные влияния, какую-то общность исторической судьбы и тд. В.П. Любин выделяет' три технологические традиции - ти­пично мустьерскую, традицию зубчатого мустье и тарант­скую. Две первые представлены десятками памятников как на Северном Кавказе, так и в Закавказье (рис. 27), они дос­таточно типичны и не заслуживают особой характеристи-

Рис. 27.Типичная мустьсрская культура Закавказья (по Любину)

ки, напоминая соответствующие памятники Западной Ев­ропы. Технологическая традиция, которую В.П. Любин на­зывает тарантской, представлена лишь одним местонахож­дением - стоянкой Цопи в центральных районах Грузии (Григория,1963). Эта традиция выражается в очень коротких и широких сколах при первичном расщеплении камня, а также в большом количестве боковых скребел типа Кипа.

В ряде пещерных стоянок Кавказа найдены черепа пе­щерного медведя в таком положении по отношению к дру­гим находкам, что трудно исключить предположение об их неслучайной топографии (список стоянок приведен в работе Любина (1984). Многие исследователи рассмат­ривают эти наблюдения как доказательства наличия культа медведя в верованиях мустьерских людей Кавказа. В.П. Любин более осторожно оценивает эти сообщения, требующие, по его вполне справедливому мнению, даль­нейшего обоснования и проверки, но в целом их никак нельзя игнорировать, особенно, принимая во внимание известные швейцарские пещеры со скоплениями также черепов пещерного медведя. В свете этих западноевропей­ских аналогий культ медведя на Кавказе в мустьерское вре­мя кажется вероятным.

В Средней Азии мы сталкиваемся с памятниками обо­их типов - открытыми стоянками и стоянками в пещерах; на юге Сибири - только с пещерными стоянками (Абра­мова,1984). Правда, на территории Тувы открыты место­нахождения мустьерского типа в двух пунктах, но весь кремневый материал собран на поверхности и, следова­тельно, не стратифицирован. Нужно отметить, что остат­ки фауны из среднеазиат ских стоянок дают возможность дифференцировать их по объектам добываемых видов животных: на равнине - лошади, куланы, тур, слон (видо­вой диагноз неясен), в горах - горный козел, бурый мед­ведь, благородный олень. В остатках из Усть-Канской пе­щеры на Алтае (Руденко,I960) горный козел заменен гор­ным бараном.

Оставаясь в рамках только местонахождений с опре­деленно выраженным культурным слоем и фауной, мож­но выделить в мустье Средней Азии, следуя В.А. Ранову (Ра­нов, Несмеянов,1973), четыре группы памятников, каждая со своей технологической традицией: леваллуазскую, ле- валлуа-мустьерскую, типично мустьерскую и мустье-со- анскую. Расположены они чересполоспо, и ни одна из них нс образует сплошного ареала. Наиболее знаменитым из всех среднеазиатских памятников является упомяі іутьій вы­ше грот Тешик-Таш с мустьерским погребением, известный западноевропейским читателям по публикациям X. Мовиу- са (Movius,Н.,1953) и Ф. Борда (Bordes, ∕7.,1955). Этот грот дал, как известно, более или менее типичный мустьерский инвентарь. Вообще три первые из перечисленных техно­логических традиций не нуждаются в каком-либо специ­альном описании, так как они соответствуют типичным памятникам Западной Европы и Западной Азии. Что каса­ется мустье-соанской традиции, то она представлена не­сколькими стоянками, обнаруженными, по-видимому, в пе­реотложенном состоянии (Ранов, 1965; Ранов, Несмеянов, 1973). Основным отличием стоянок этой группы является наличие наряду с мустьерским инвентарем большого чис­ла галечных орудий.

Вокрут скелета тешик-ташского ребенка лежали, как известно, четыре пары рогов горного козла. А.П. Окладни­ков (1940, 1949) писал в связи с этим о зачатках солнечно­го культа, но для этого вряд ли есть сколько-нибудь серьез­ные основания. В то же время несомненно, что это погре­бение носит искусственный характер и свидетельствует о каких-то специальных обычаях, связанных с захоронени­ем умерших.

Осталось сказать несколько слов о мустьерских памят­никах Сибири. Помимо Усть-Канской пещеры нужно упо­мянуть еще грот Двухглазка в Хакасии (Абрамова,1981) и мустьерские находки на высоких террасах реки Ангары (Медведев,1975). Находки на Ангаре не образуют культур­ного слоя, Усть-Каиская стоянка (Анисюткин, Астахов, 1970) и стоянка Двухглазка обнаруживают леваллуазскую тсх1 юлогическую традицию в обработке камня. Но все это, безусловно, лишь самая общая и предварительная харак­теристика мустьерской эпохи в Сибири. Под руководством А.П. Деревянко продолжаются исследования нескольких пещер на Алтае с многослойной стратиграфией - Страш­ная, Денисовская, Сибирячиха, а также открытые стоянки на реке Селимдже - левом притоке Амура. Они дали огром- I іьій материал мустьерского времени - первичные заготов­ки, орудия, фауну, но материал этот пока остается неопуб­ликованным.

БИБЛИОГРАФИЯ

АБРАМОВА С.А. 1981. Мустьерский грог Двуглазка в Хакасии. - Краткие сообщения Института археологии. -Μ. Т. 165. С. 73-82.

— 1984. Ранний палеолит азиатской части СССР. - В кн.: П.И. Борисовский (ред.). Палеолит СССР. - М. С. 135-160.

АЛЕКСЕЕВ В.П. I960. Некоторые вопросы развития кисти в про­цессе антропогенеза. - В кн.: М.Г. Левин (ред.). Антропологи­ческий сборник И. - М. С. 100-114.

— 1973- Положение тешик-ташской находки в системе гоми­нид. - В кн.: Г.В. Лебединская, М.Г. Рабинович (ред.). Антропо­логическая реконструкция и проблемы палеоэтпографии. - М. С. 100-114.

— 1976. Position of the Staroselye Find in the Hominid System,/. Hum. Et’ol. (London), Vol. 5, pp. 413-421.

АНИСЮТКИН H.K., АСТАХОВ C.H. 1970. К вопросу о древнейших памятниках Алтая. - В кн.: В.Е. Ларичев (ред.). Сибирь и ее сосе­ди в древности. - Новосибирск.

— 1971. Мустье Пруто-Днестровского междуречья. - М.

АСЛАНЯН А.Т. и др. 1979· Открытие черепа древнего человека в Ереване. - Вопросы антропологии. -Μ. Т. 60. С. 38—51.

АУТЛЕВ П.У. 1964. Губская палеолитическая стоянка. - Советская археология. - М. № 4. С. 172-176.

— 197.3. Мустьерская стоянка в губском навесе I. - В кн.: Кавка:! и Восточная Европа в древности. - М. С. 19-25.

БАДЕР О.Н. 1939. Крупнейшая мустьерская стоянка у Волчьего гро га в Крыму. - Вестник древнейшей истории. -Μ. Т. I. С. 258-263.

БОНЧ-ОСМОЛОВСКИЙ Г.А. 1940. Грог Киик-Коба. - М.-Л.

— 1941. Кисть ископаемого человека из грота Киик-Коба. - М.-Л.

— 1954. Скелет стопы и голени ископаемого человека из грота Киик-Коба. - М.-Л.

БУНАК В.В. 1951. Муляж мозговой полос ти палеолитического джет- ского черепа из грота Тешик-Таш, Узбекистан. - Сб. Музея ан­трополог. и этнограф. - М.-Л. Т. 23. С. 417-479.

ВЕКИЛОВА Е.А., ЗУБОВ А.А. 1972. Антропологические остатки из мустьерских слоев Ахштырской пещеры. - Краткие сообще­ния Института археологии. - М_, № 131. С. 61-64.

ВЕРЕЩАГИН Н.К. 1959. Млекопитающие Кавказа: история форми­рования фауны. - М.-Л.

ГЕРАСИМОВ М.М. 1955 Восстановление лица по черепу (современ­ный и ископаемый человек). - М.

— 1964. Люди каменного века. - М.

ГРЕМЯЦКИЙ М.А. 1949. Череп ребенка неандертальца из грота Тешик-Таш, Южный Узбекистан. - В кн.: М.Ф. Нестурх (ред.). Тешик-Таш: палеолитический человек. - М. С. 137-182.

ГРИГОЛИЯ Г.К. 1963· Палеолит Квемо-Картли (погребальная пеще­ра Цопи I). - Тбилиси.

ДАН ИЛОВА Е.И. 1983. Aι ггропологическая характеристика костных остатков неандертальских детей из III культурного слоя мус­тьерской стоянки Заскальная VI (Крым). - Вопросы антропо­логии. - М. Т. 71. С. 72-87.

ДЕБЕЦ Г.Ф. 1940. Об антропологических особенностях челове­ческого скелета из пещеры Тешик-Таш. - Труды Узбекского филиала академии паук СССР (Ташкент). Сер. I. Т. 1. С. 46-68.

— 1947. О положении палеолитического ребенка из пещеры Те- шик-Таш в системе ископаемых форм человека. - М.

— 1956. Современное состояние палеоантропологических ис­следований в СССР. - Тезисы докладов на сессии Отделения ис­торических наук и пленуме Института истории.материалв- нои культуры в 1()55 году. - Л. (22-23.

ЗАВЕРИЛ ЕВ Ф.М. 1978. Хотылевскос палеолитическое местонахож­дение. - Л.

ЗАМЯТИИ!! С.Н. 1961. Сталинградская палеолитическая стоян­ка. - Кра ткие сообщения Института археологии. - Μ. Т. 82. С 2 5-56.

КЕТРАРУ НА 197 5. Памятники эпохи палеолита и .мезолита: архе­ологическая карга Молдавской ССР. - Кишинев.

КОЛОСОВ 10.1’ 1977. Белая Балка. - Симферополь.

— 1979. Аккайскис мустьсрскис стоянки и некоторые итоги их исследования. - В кн.: Исследования но палеолиту в Крыму. ~ Киев. С. 1 52- 1 5 1.

КОЛОСОВ ЮГ. и др. 1978. - Стоянки Заскальная V и Заскальная VI. - Археологическая палеография. -Μ. Т. 84. С. 57-42.

ЛЮБИН В.Г1 197“. Мустьсрскис кулыуры Кавказа. - М.

— 1984. Ранний палеолит Кавказа. - В кн.: П.И. Борисковский (рсд.). Палеолит СССР. - М. С. 45-93.

МЕДВЕДЕВ Г.И. 1975. Местонахождения раннего палеолита в юж­ном Приангарье. - В кн.: Древняя история народов юга Вос­точной Сибири. - Иркутск.

НИОРАДЗЕ М.Г. и др. 1978. - Пещера Сакажиа. - Археологическая палеогеография. -Μ. Т. 84. С. 26-29.

ОКЛАДНИКОВ А.П. 1940. Исследование палеолитической стоян­ки Тешик-Таш. - Труды Узбекского филиала Академии наук СССР. - Ташкент. Т. I. С. 3-45.

— 1949. Исследование мустьерской стоянки и погребения не­андертальца в гроте Тешик-Таш. - В кн.: М.Ф. Нестурх (рсд.), Тешик-Таш: палеолитический человек. - М. С. 7-85.

ПРАСЛОВ НД 1968. Ранний палеолит Северо-Восточного Приа­зовья и Нижнего Дона. - Л.

— 1984. Ранний палеолит Русской равнины и Крыма. - В кн.: П.И. Борисковский (рсд.). Палеолит СССР. - М. С. 94-134.

РАНОВД.А. 1965. Каменный век Таджикистана. - Душанбе.

РАНОВ ДА.. НЕСМЕЯНОВ С.А. 1973. Палеолит и стратиграфия ант- роногена Средней Азии. - Душанбе.

РОГИНСКИЙ 10.10 1954. Морфологические особенности черепа ребенка из позднсмустьсрского слоя пещеры Старосельс. - Советская этнография. - Л. Т. I. С. 27-39.

РОХЛИН Д.Г. 1949. Некоторые данные рентгенологического иссле­дования детского скелета из гро га Тешик-Таш, Южный Узбе­кистан. - В кн.: М.Ф. Нестурх (ред.). Тегиик-Таш: палеолити­ческий человек. - М. С. 109-121,

— 1965. Болезни древних людей (кости людей различных эпох - нормальные и патологические изменения). - М.-Л.

РУДЕНКО С.И. 1960. Усть-Канская пещерная палеолитическая сто- яіικa. - Палеолит и неолит. - М.-Л. Т.4. С. 104-125.

СЕМЕНОВ С.А. 1950.0 противопоставлении бол ьшого пальца руки неандертальца. - Краткие сообщения Института этногра­фии. - М. Т. її. С. 76-78.

СИНЕЛЬНИКОВ НА, ГРЕМЯЦКИЙ М.А. 1949. Кости скелета ребен­ка-неандертальца из грога Тешик-Таш. Южный Узбекистан. - В кн.: М.Ф. Hccιypx (ред.). Тешик-Таш: палеалитический чело­век.-М. С.123-135.

СЫТИ И К АС. 1983- Гравированный рисунок на кости с мустьерской стоянки под Тернополем. - В кн.: Р.С. Василевский (ред.). Плас­тика и рисунки древних культур. - Новосибирск. С. 39-46.

ФОРМОЗОВ Λ.Α. 1958. Пещерная с тоянка Старосельс и ее место в палеолите. - М.

ЧЕРНЫШ А.П. 1965. Ранний и средний палеолит Приднестровья. -М.

ЭРНСТ ХА 1934. Четвертичная стоянка в пещере у деревни Чокурча в Крыму: - Труды И МеждушлрсхУной конференции Ассоциации по изучению Четвертичного периода Европы. - Л. Т. 5. С. 184-206.

ЯКИМОВ Я.П., ХАРИТОНОВ В.М. 1979. К проблеме крымских не­андертальцев. - В кн.: Исследования по палеолиту в Крыму. - Киев. С. 191-201.

14

<< | >>
Источник: ИСТОРИЯ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА. Том I. Доисторические времена и начала цивилизации ПОД РЕДАКЦИЕЙ ЗЯ. Де Лаата ПРИ УЧАСТИИ АХ. Дани ХЛ. Лоренсо Р.Б. Нуну. 2003

Еще по теме СРЕДНИЙ ПАЛЕОЛИТ НА ТЕРРИТОРИИ БЫВШЕГО СССР:

  1. (29) СССР накануне и в начальный период второй мировой войны (внешняя политика, расширение территорий, подготовка к войне).
  2. Глава 4. Становление оседло-земледельческой культуры на территории низовьев Сырдарьи в системе древних культур Средней Азии во второй половине I тыс. до н.э.
  3. Андрей Шерефединов(154). В отдельной книге 1576/77-1577/78 гг. упоминаются две трети деревни и три пустоши из его бывшего поместья (CCLXVIII) в Кошелеве стану Московского уезда. Всего 76 четв. д.з.[4900]
  4. Палеолит в северной Африке
  5. § 4. Оформление современного физического типа человека. Верхний палеолит.
  6. Верхний палеолит в Сибири и Китае
  7. Палеолит в юго-восточной Азии
  8. Глава 1. Нижний палеолит (Ранний древнекаменный век)
  9. Глава 2. Верхний палеолит (Поздний древнекаменный век)
  10. 44. Образование СССР: предпосылки, проекты и объединения. Значение и последствия образования СССР. Конституция СССР 1924г.
  11. 60. «Перестройка» 1985-1991г. (предпосылки, цели, осн. этапы, итоги).*новое полит. мышление* в сфере международных отношений и последствия этого курса для национ. интересов и безопасности СССР. Борьба общественно-полит. сил. Разрушение СССР. Крах перестройки и ликвидация социализма в СССР
  12. 47. «Перестройка» в СССР (1985–1991 гг.). Распад СССР. (23)
  13. Территория и ее административное деление
  14. «ТЕРРИТОРИЯ ВАБАНДАР»