Возникновение рода как одна из сторон ант ропосоциогенеза

Постепенное расширение сферы действия хозяйственных поло­вых табу делало все более продолжительными периоды агамии и все более редкими и короткими периоды оргиастических праздников.

Оргиастические нападения. Однако, кроме членов данной праоб­щины, существовали люди, которые к ней не принадлежали и на ко­торых поэтому не распространялись действия половых табу. Хотя каждая праобщина была замкнутым объединением, изоляция их друг от друга не могла быть абсолютной. Их члены не могли время от времени не встречаться. На стадии, когда подавление полового инстинкта достигло такой степени, что дальнейшее его сдерживание становилось все более трудным, встречи мужчин и женщин, принад­лежавших к разным коллективам, стали принимать форму оргиастических нападений более сильной стороны на слабую.

Нападали мужчины на женщин. При большом численном пере­весе женщин они также могли нападать на мужчин. Став ритуали- зованными, оргиастические нападения женщин долгое время по тра­диции сохранялись и после того, как объективная нужда в них ис­чезла.

Наиболее ярким примером может послужить обычай йауса, который был зафиксирован Б. .Малиновским на о-вах Тробриан (Ме­ланезия). Здесь повсеместно был распространен порядок, по кото­рому прополка огородов, каждый из которых находился в распоря­жении отдельной семьи, совершалась всеми женщинами деревни совместно. На юге о. Киривина и о. Вакута женщины, занимавшие­ся коллективной прополкой, имели право напасть на любого заме­ченного ими мужчину, если только он не принадлежал к числу жи­телей их деревни.

Прежде всего следует обратить внимание на то, что обычай йау­са с начала до конца носил ярко выраженный оргиастический ха­рактер. Недаром Малиновский назвал ее оргиастическим нападе-

ниєм женщин. Все особенности йаусы свидетельствуют о том, что она в своей сущности представляет собой не что иное, как пережи­ток имевшего в прошлом место необычайно бурного, неудержимого, принимавшего самые дикие формы проявления полового инстинкта. Такое проявление полового инстинкта можно объяснить, лишь до­пустив, что он до этого долгое время не мог получить удовлетворе­ние, сдерживался. В пользу этого предположения говорят опреде­ленные факты. Оргиастические нападения женщин на Тробрианах были возможны лишь в период общественной прополки огородов и ни в какой другой. А этот период был временем действия строжай­ших половых табу. Во время прополки огородов были не только вос­прещены половые сношения: вообще считалось неприличным муж­чинам данной деревни приближаться к женщинам, когда они были заняты этой работой²⁷. Именно поэтому можно думать, что йауса в своей исходной форме была не чем иным, как стихийным проры­вом долгое время сдерживавшегося производственными табу поло­вого инстинкта. Прорыв этот стал возможным потому, что его объ­ектом был чужак — человек, не подпадавший под действие половых запретов, относившихся только к членам данного коллектива.

Йауса не стоит особняком. Совсем в другое конце земного шара у некоторых племен Северного Ирана, когда женщины сообща ра­ботали в поле, ни один мужчина-чужак не мог пройти мимо них, не уплатив выкупа.

Иначе как пережитками оргиастических нападений женщин нельзя не считать целую группу обычаев и обрядов, имевших по­истине универсальное распространение. Существование их отмечено у народов всех частей света, не исключая и Европы²⁹. Первая осо­бенность всех этих обычаев, обрядов, празднеств заключалась в том, что в них могли принимать участие исключительно лишь женщи­ны. Вторая — в том, что все они в той или иной степени носили эро­тический характер: женщины нередко раздевались донага, соверша­ли неприличные телодвижения и танцы, исполняли непристойные песни, обращались друг к другу с шутками весьма нескромного со­держания и т. п.

И, наконец, третья их особенность состояла в том, что всякий мужчина, вольно или невольно оказавшийся свидетелем этих об­рядов, подвергался со стороны разъяренных женщин самому же­стокому обращению.

Подобного рода обычаи и обряды зафиксированы у многих наро­дов Европы, Азии, Африки, Америки, Австралии и Океании. Во время афинского праздника Тесмофорий женщины знатного проис­хождения собирались вместе в особом здании, куда доступ мужчи­нам был строго воспрещен. Здесь они обращались друг к другу с неприличными шутками и сквернословили. Во время праздничной , процессии женщины совершали непристойные действия и распевали

непристойные песни. Важно, что женщины, принимавшие участие в праздничных обрядах, готовили себя к ним длительным половым воздержанием³⁰. Но особенно ярко черты былых оргиастических на­падений проявлялись в греческих вакханалиях, являвшихся перво­начально исключительно женскими праздниками. По словам Плу­тарха, во время праздника женщины яростно набрасывались на плющ, который считался мужским растением, и раздирали его на части³¹. Свидетельством происхождения вакханалий из оргиастиче­ских нападений женщин является изложенная в трагедии Эврипида «Вакханки» легенда о растерзании участницами такого празднества Ленфея ³².

В пору бытовавшего до XX в. у мордвы женского праздника всякий мужчина, который попадался навстречу двигавшейся по де­ревне с пением эротических песен процессии женщин, становился -объектом издевательств³³. Можно упомянуть и об обряде опахива­ния деревни, который бытовал у многих народов Азии и Европы. В России, например, совершалось опахивание глубокой ночью и в тайне от мужчин. Все женщины, принимавшие в ней участие, рас­пускали волосы и оставались в одних нижних рубахах, а иногда раздевались полностью. Затем они с криком неслись вокруг деревни. Ни один мужчина не мог попасть им на глаза без риска быть из­битым ³⁴.

Не менее убедительные доказательства того, что в определенный период истории человечества оргиастические нападения представ­ляли собой всеобщее и закономерное явление, дает наряду с этно­графией и фольклористика.

Легенды об амазонках. На о-вах Тробриан Б. Малиновским была записана легенда, связанная с оргиастическими нападениями жен­щин. Туземцы были убеждены, что где-то далеко в море лежит о. Кауталуги, населенный исключительно женщинами. Когда к ост­рову приплывает лодка и моряки выходят на берег, женщины на­брасываются на них, заставляют их непрерывно удовлетворять свои желания и в конце концов замучивают насмерть. Как утверждали сами рассказчики, нападение обитательниц этого острова на муж­чин полностью сходно с обычаем йауса. Это дает основание полагать, что в данном случае мы имеем дело с отражением в фольклоре ор­гиастических нападений женщин ³⁵.

К этой легенде примыкает целый цикл преданий о так называе­мых амазонках, т. е. народах, состоящих из одних женщин. Леген­ды эти имели универсальное распространение. Понять, какой имен­но факт истории человечества нашел в них свое отражение, можно, если вспомнить, что развитие половых производственных табу с не­избежностью привело к известному обособлению мужчин и женщин. И забегая вперед, отметим, что это обособление не только не исчез­ло, но даже углубилось после превращения праобщины в род.

Легенды об амазонках отличались друг от друга по своему со- держанию. Но по крайней мере в значительной их части нашло отражение не только обособление полов, но и оргиастические напа­дения женщин. Этот тип легенд, по-видимому самый ранний, вклю­чает три основных момента: 1) существование местности (чаще всего — острова), населенной только женщинами, 2) вступление по­следних в связи с случайно появившимися в этой местности мужчи­нами-чужеземцами и 3) последовавшая затем смерть чужеземцев. Подобного рода легенды существовали у арабов, нивхов, айнов, жи­телей Моллукских островов, китайцев, древних греков и других на­родов ³⁶.

Легенды данного типа являются исходными. Из них путем вы­падения одних моментов и добавления других возникли предания остальных типов, причем в ряде случаев мы можем проследить, как это произошло. В некоторых легендах наблюдается исчезновение одного из основных моментов — представления о стране женщин. В них сохраняется лишь мотив Опасности, грозящей мужчине от первого сочетания с женщиной. Связь имеющих широкое распро­странение в мировом фольклоре сказок, содержащих этот мотив, с легендами амазонского типа была раскрыта В. Я. Проппом³⁷. Нуж­но отметить, что представление об опасности первого сочетания с женщиной не было лишь фольклорным мотивом. У многих народов зафиксировано наличие самой живой веры в это, а также существо­вание многочисленных обрядов, имеющих целью эту опасность ней­трализовать ³⁸.

В другой линии развития амазонских легенд мотив существова­ния страны женщин сохраняется, но исчезает представление об опасности, грозящей мужчинам-чужеземцам. Таковы китайские, ко­рейские, тибетские, бурятские, японские, индонезийские, ирланд­ские, норвежские предания ³⁹. ‘

Но наибольший интерес представляет третья линия развития амазонских легенд. В ней, на наш взгляд, нашли отражение реаль­ные сдвиги в отношениях между праобщинами, начало которым было положено оргиастическими нападениями.

Легенды, в которых представлены промежуточные стадии этого развития, зафиксированы у самых различных народов (папуасы Но­вой Гвинеи, древние индийцы, китайцы и др.)⁴⁰. Примером легенды, в которой нашел отражение конечный момент развития, может по­служить рассказ Страбона об амазонках, живущих на Кавказе рядом с народом гаргариев (по другим версиям, рядом с племенами гелов и легов). В течение большей части года амазонки живут совершен­но самостоятельно. Но имеются два месяца, когда они поднимаются

на гору, отделяющую их от гаргариев. Последние также, по древ­нему обычаю, поднимаются на гору и вступают с амазонками в связь. Девочек, родившихся в результате этих отношений, амазонки оставляют у себя, мальчиков отдают гаргариям⁴¹. Эта легенда су­ществовала во множестве вариантов⁴². Но в еще большем числе вариантов мужчины и женщины, находившиеся в подобного рода отношениях, выступали в качестве жителей соответственно муж­ского и женского островов. Такого рода легенды были широко рас­пространены как в Старом Свете, так и по всей Центральной и Юж­ной Америке⁴³.

Сходные мотивы имеются в преданиях австралийцев арунта (аранда), в которых рассказывается о существовании в мифическую эпоху альчера самостоятельных мужских и женских групп, между членами которых имели место половые отношения⁴⁴. В мифах арунта мы встречаем намеки и на существование в былом нападе­ний мужчин на женщин. Так, в одном из преданий рассказывается сьмужчине, имевшим своим тотемом дикую кошку, который шел от страны соленой воды на север и по пути насиловал и убивал жен­щин. В других мифах рассказывается о целых группах мужчин то­тема дикой кошки, бродящих по стране. В полном противоречии с существовавшим в раннем и среднем альчере порядком, по кото­рому мужчины жили с женщинами своего тотема, мужчины, имев­шие тотемом дикую кошку, вступали в связь с женщинами, тотем которых отличался от их собственного. Записавшие эти легенды Б. Спенсер и Ф. Гиллен особо обращают внимание на тот факт, что путешествия мужчин тотема дикой кошки, следствием которых были их связи с женщинами других тотемов, относятся к среднему альчера, т. е. ко времени, непосредственно предшествовавшему, со­гласно легендам, введению экзогамии ⁴⁵.

Возникновение дуально-праобщинной организации. Переходя от легенд к действительности, мы должны сказать, что в рассматривае­мой эволюции амазонских легенд нашло верное отражение реальное развитие отношений между мужчинами, принадлежавшими к раз­ным праобщинам (а тем самым имевшим и разные, тотемы). Оргиа­стические нападения, носившие в своей исходной форме дикий и жестокий характер, не могли первоначально не привести к извест­ному обострению отношений между первобытными коллективами, к возникновению вражды между ними, которая выливалась и в кровавые столкновения. В дальнейшем характер отношений между ними начал меняться. Это было связано с тем, что в существовании полового общения между членами разных коллективов были заин­тересованы на данном этапе в равной степени все праобщины. Только нормализация отношений между праобщинами могла обес­печить удовлетворение подавляемого внутри каждой из них и рву­щегося вовне полового инстинкта и тем самым реализацию объек­тивной необходимости в расширении полового общения между фор­мирующимися людьми.

Постепенно половые отношения между представителями разных коллективов начали все в большей степени происходить с обоюдного* (вначале молчаливого, а затем и все более открытого) согласия обе­их праобщин, начали все в большей мере санкционироваться ими. На смену оргиастическим нападениям пришли иные формы органи­зации половых отношений. О том, что они собой представляли, по­зволяют судить данные этнографии.

Б. Малиновским на о-вах Тробиан зафиксировано существование двух обычаев — улатиле и катайауси. Улатиле представляла собой «экспедицию» юношей одной деревни, имевшую целью вступить в связь с девушками другой деревни. Хотя такие экспедиции и были узаконены обычаем, но тем не менее сборы и отправление в путь были окружены тайной. Скрыто покинув деревню, юноши двигались открыто, с песнями, пока не приближались к намеченной деревне. Подойдя к ней, они прятались в чаще, куда к ним тайком прокрады­вались девушки. Если место встречи обнаруживали жители данной деревни, могла произойти схватка, которая иногда влекла за собой войну между селениями. Таким образом, улатиле характеризовалась двойственностью. С одной стороны, она была указонена обычаем, а с другой, могла привести к серьезным столкновениям между чле­нами двух общин. Такой же двойственностью отличалась и катайау­си, представлявшая собой женский вариант улатиле — любовную «экспедицию» девушек в одну из соседних деревень⁴⁶.

Улатиле и катайауси тробрианцев не были исключением. Сущест­вование подобного рода экспедиций юношей и девушек в соседние общины в самое последнее время было зафиксировано у ряда племен горных районов Новой Гвинеи (чимбу, дене, сиане_г камано, форе, узуруфа, джате) ⁴⁷. Сходные обычаи были обнаружены у бушменов Африки⁴⁸. Определенный свет на ранние формы организации поло­вых отношений между людьми, принадлежавшими к разным коллек­тивам, проливают некоторые обычаи аборигенов Австралии.

У австралийцев Арнемленда две жившие в отдалении локальные группы время от времени устраивали совместные праздники, длив­шиеся по несколько дней. Во время праздника мужчины каждой из групп вступали в отношения, с женщинами другой группы. Это не только не вызывало протеста со стороны мужей, но, наоборот, ими всемерно поощрялось. При этом мужчины одной локальной группы, вступая в отношения с женщинами другой, в то же время демон­стрировали свою враждебность к ним, что носило чисто ритуальный характер⁴⁹. Но эту ритуальную рознь нельзя рассматривать иначе, как пережиток когда-то существовавшей между мужчинами и жен­щинами, принадлежавшими к разным коллективам, реальной враж­ды, возникновение которой во многом связано с оргиастическими нападениями.

По мере того как половое общение между членами разных кол­лективов из случайности стало правилом, эта вражда из реальной превратилась в ритуальную. И в такой форме она длительное время

продолжала существовать и после того, как связи между коллекти­вами окончательно упрочились.

Фактически в приведенном примере мы имеем дело с оргиасти­ческими праздниками, но -своеобразными. В отличие от тех, что были описаны выше, в ходе них не происходило нарушение родового агамного табу. Половые отношения были возможны лишь между лицами, принадлежащими к разным фратриям. Эти праздники были оргиастическими, но не промискуитетными. И такого рода праздни­ки тоже имеют весьма широкое распространение. Характерной осо­бенностью большинства из них является выражавшаяся в самых разнообразных формах фиктивная вражда между мужчинами и женщинами, принадлежавшими к разным группам. Чаще всего она приобретала форму ритуальной борьбы или состязания между полами. Существование такой борьбы или ее разнообразнейших пе­режитков отмечено по всему миру, в том числе и у народов, у кото­рых не было обнаружено оргиастических праздников. Эта борьба или ее многообразные пережитки являются важным моментом сва­дебной обрядности у многих народов, в том числе и русского. У зна­чительного числа этнических групп она приобретает форму избие­ния жениха, а иногда также и сопровождающих его лиц, женской родней и подругами невесты, что опять-таки заставляет вспомнить об оргиастических нападениях женщин ⁵⁰.

Общий ход развития вел, таким образом, к превращению поло­вых отношений между членами разных коллективов из случайности в правило, а затем и в необходимость, к трансформации их из фак­тора, обострявшего отношения между человеческими группами, в фактор, тесно связавший их друг с другом. И это с неизбежностью привело к тому, что каждая из ранее изолированных праобщин ока­залась в большей или меньшей степени прочно связанной с одним из остальных человеческих коллективов. Повсеместно возникли си­стемы, состоящие из двух взаимобрачующихся праобщин — дуаль- но-праобщинные организации. Каждая из таких организаций пред­ставляла собой формирующуюся дуально-родовую организацию, а каждая из входящих в ее состав праобщин являлась становящимся родом.

Антропологические аспекты проблемы. Возникновение дуально- праобщинной организации сделало возможным завершение форми­рования как общества, так и человека. Проблема происхождения человека современного типа была детально рассмотрена в предшест­вующей главе, но лишь в антропологическом плане. Более широкий, философский ее ракурс был оставлен в стороне. Именно он и будет предметом нашего рассмотрения. Становление Homo sapiens будет проанализировано в неразрывной связи с формированием общества. Каждая из праобщин была с точки зрения биологии инбредной ли­нией. Соответственно завязывание половых отношений между чле­нами разных праобщин было не чем иным, как внутривидовой гибридизацией. Как известно, одним из следствий гибридизации яв­

ляется гетерозис — резкое возрастание крепости, мощности, жизне­способности, а в случае внутривидового скрещивания — также и плодовитости потомства по сравнению с исходными родительскими формами. Другое важнейшее следствие гибридизации — обогащение наследственной основы, резкое повышение размаха изменчивости, необычайное возрастание эволюционной пластичности организма⁶¹. В силу этого завязывание половых отношений между членами раз­ных стад давало возможность разрешить давно уже назревший кон­фликт между потребностями развития производства и физической организацией палеоантропов. И, возникнув, эта возможность под действием вновь обретшего силу праобщинйо-индивидуального от­бора начала быстро превращаться в действительность. Дуально- праобщинные организации представляли собой своеобразные «кот­лы», в которых быстрыми темпами шла переплавка поздних неан­дертальцев в Homo sapiens.

Быстрота, с которой произошла на территории Западной Европы смена классических неандертальцев неоантропами, всегда была од­ним из главных аргументов сторонников взгляда, согласно которому первые не были предками вторых. По их мнению, совершенно не­возможно объяснить, каким образом почти не изменившаяся на про­тяжении нескольких десятков тысяч лет морфологическая организа­ция классических неандертальцев могла в течение каких-то 4-—5 тыс. лет трансформироваться в существенно отличавшуюся от нее физи­ческую организацию неоантропов. Единственный выход из положе­ния состоял для них в допущении, что неоантропы пришли в Запад­ную Европу извне, истребив и, может быть, частично ассимилировав населявших ее классических неандертальцев.

Ввиду всего сказанного выше необычайная быстрота, с которой шел процесс превращения неандертальцев в неоантропов, получает свое естественное объяснение. Прежде всего это превращение давно уже назрело, стало настоятельной производственной, экономической необходимостью. Гибридизация не только сделала этот процесс воз­можным, но, дав ему мощный толчок, необычайно его ускорила.

Другой важный аргумент противников взгляда, по которому предками западноевропейских неоантропов были предшествовавшие им на этой территории классические неандертальцы, — ссылка на специализированный характер морфологического облика последних. При переходе от ранних неандертальцев к поздним, классическим произошла, с одной стороны, утрата целого ряда сапиентных при­знаков, с другой — появление особенностей, которых не было у ран­них палеоантропов и которые отсутствуют у неоантропов. С биоло­гической точки зрения классических неандертальцев нельзя рассмат­ривать иначе, как форму, отклонившуюся от пути, ведущему к нео­антропу, т. е. от сапиентного направления. Как указывали сторон­ники рассматриваемой точки зрения, в силу открытого А. Долло закона необратимости классические неандертальцы как специализи­рованная форма не могли быть предками неоантропов.

Излагаемая в данной главе концепция возникновения неоантро­па, в которой огромную роль играет гибридизация, снимает это воз­ражение. В настоящее время большинство биологов выступают про­тив абсолютизации закона необратимости эволюции. Соглашаясь с тем, что вид никогда не может вернуться к состоянию, уже прой­денному его предками, они в то же время считают возможным воз­вращение отдельных утраченных в ходе эволюции признаков и даже их комбинаций. Не ограничиваясь указаниями на фактический ма­териал, свидетельствующий о возвращении утраченных особен­ностей, Π. П. Сушкин, а вслед за ним такие известные биологи, как А. М. Сергеев, С. И. Огнев, А. Н. Иванов, раскрыли механизм этого явления. Им оказалось так называемое «помолоденпе» орга­низма, т. е. преждевременное окончание онтогенеза, как бы его об­рыв, и закрепление эмбриональных особенностей во взрослом со­стоянии организма. И как раз гибридизация является фактором, способствующим «помолодению» организма и возвращению утрачен­ных им признаков, его деспециализации ⁵².

Деспециализация организма невозможна без его «помолодения». Если неоантроп действительно является потомком специализирован­ных неандертальцев, то его морфологический облик обязательно должен носить следы помолодения. И он их действительно обнару­живает. На абсолютизации таких особенностей современного чело­века была построена целая концепция антропогенеза — теория фе- тилизации (от лат. fetus — зародыш) Л. Болька. Но если сама эта концепция несостоятельна, то факты, легшие в ее основу, неопро­вержимы. Сохранение некоторых эмбриональных и инфантильных особенностей в морфологической организации современного чело­века никем не ставится под сомнение⁵³.

О том, что именно специализированные неандертальцы были предками Homo sapiens, свидетельствуют особенности морфологи­ческого облика людей из пещеры Мугарет-эс-Схул (Палестина). Они жили в вюрме I—II и были не столько собственно неандертальцами, сколько формами, переходными от палеоантропов к неоантропам. Их можно было бы назвать позднейшими палеоантропами. И важно подчеркнуть, что они были формами переходными не просто от не­андертальцев, а от поздних специализированных неандертальцев. Наличие у части схулцев значительного числа отчетливо выражен­ных черт классических неандертальцев общепризнано.

Поразительно многообразие морфологического облика людей из Схул. Одни из них (Схул VIII, IX) являются почти типичными классическими неандертальцами, лишь обладающими некоторыми сапиентными признаками; другие (Схул IV, V) обнаруживают зна­чительную близость к неоантропам. Если принять во внимание, что самых ранних из найденных обитателей Схул отделяет от самых поздних сравнительно незначительный промежуток времени, то все это нельзя расценивать иначе, как свидетельство необычайной быст­роты, с которой шел процесс трансформации палеоантропов и неоан­

тропов. Однако пестрота антропологического состава Схул столь ве­лика, что одной лишь трансформацией объяснить ее невозможно. Необходимо допустить гибридизацию. Многообразие форм гибридов, начиная со второго поколения, является твердо установленным фак­том. К выводу о том, что население Схул обнаруживает гибридную природу, пришли многие исследователи, в частности Я. Я. Рогин­ский. Не исключено, что коллектив, с членами которого схуЛцы поддерживали тесные отношения, обитал в находящейся в 200 м от их стоянки пещере Мугарет-эт-Табун. Тогда оба эти коллектива вместе образовывали одну дуально-праобщинную организацию.

Завязывание отношений между праобщинами поздних неандер­тальцев и образование дуально-праобщинных организаций — очагов формирования современного человека — представляло собой яв­ление, закономерно обусловленное всем предшествующим развити­ем формирующегося общества. Поэтому оно должно было иметь ме­сто по всей территории расселения неандертальцев.

О времени и месте трансформации неандертальцев в людей со­временного физического типа дают представления материалы не только палеоантропологии, т. е. остатки людей неандертальского, переходного и современного типов, но и археологии- Трансформация палеоантропов в неоантропов была тесно связана с зафиксирован­ным археологией переломом в развитии техники производства, а также и духовной жизни, который обычно именуют переходом либо от среднего палеолита к верхнему, либо от раннего (нижнего) па­леолита к позднему (верхнему).

Археологические аспекты проблемы. Поздним палеолитом от­крывается эпоха эволюции каменной индустрии уже сформировав­шихся, готовых людей. В предыдущем томе серии каменная инду­стрия поздних предлюдей была названа эолитом, каменная инду­стрия формирующихся людей — археолитом. Вполне последователь­но ввести единый термин для обозначения всего периода эволюции каменной индустрии готовых, сформировавшихся людей. Таким тер­мином могло бы стать слово «кайнолит» (от греч. kainos — новый, litos — камень). Этап, традиционно именуемый поздним палеолитом, является начальной стадией кайнолита. Поэтому его можно было бы назвать ранним кайнолитом. Мезолит и неолит соответственно можно было бы назвать средним и поздним кайнолитом. Однако, вводя новые, генерализующие понятия, мы будем наряду с ними пользоваться и старыми, привычными: ранний палеолит, поздний палеолит и др.

Поздний палеолит как определенная стадия эволюции был выде­лен первоначально лишь на западноевропейском материале. На этой территории переход к позднему палеолиту был ознаменован целым рядом явлений. Произошли существенные изменения в технике об­работки камня. Для мустье было характерно скалывание довольно грубых пластин с массивных дисковидных нуклеусов. Специфиче­ские для верхнего палеолита нуклеусы носили правильную призма­

тическую форму. С них скалывались (позднее отжимались) длин­ные, узкие и тонкие пластинки. Из этих ножевидных пластинок пу­тем вторичной обработки сколом и тонкой ретушью получались са­мые разнообразные специализированные орудия (ножи, резцы, скребла, проколки, скобели и т. п.). Из них же изготовляли острые и легкие наконечники метательных копий. Если составное оружие появилось еще в мустье, то широкое распространение получило оно только в позднем палеолите. Многие каменные орудия в верхнем палеолите стали употребляться с деревянными или костяными ру­коятками или в оправах.

Но хотя новая эпоха именуется поздним палеолитом, изменения в технике производства затронули не только каменную индустрию. Еще в предшествующее время люди использовали наряду с камен­ными и деревянными орудия из кости и рога. Однако эти орудия были несовершенны. Не существовало специальных приемов обра­ботки кости и рога. При их изготовлении применялся лишь один способ обработки материала — ретушь. Положение резко изме­нилось с переходом к позднему палеолиту. Люди начали создавать из кости и рога орудия самых разнообразных форм: шилья, иглы с ушком, проколки, наконечники мотыг, лощила, кирки, наконечники копий и дротиков, копьеметалки, гарпуны.

Если в отношении мустье можно говорить, причем с определен­ной долей осторожности, лишь о появлении зачатков искусства, то> существование искусства в точном смысле этого слова в верхнем палеолите совершенно бесспорно. Памятниками художественной деятельности людей являются пещерная и наскальная живопись, скульптурные изображения животных и людей из камня, кости, рога, глины, гравировка на кости и т. п. Появилось множество раз­личного рода украшений.

После выделения верхнего палеолита он был разделен на три последовательно сменяющихся этапа: ориньяк, солютре и мадлен. Однако в дальнейшем все в большей степени стало выясняться, что поздний палеолит разнообразится не только во времени, но и в про­странстве. Ни на одном этапе своего развития он не исчерпывался одной единой культурой, а существовал как совокупность значи­тельного их числа. Так, на территории одной лишь Западной и Цент­ральной Европы начальная пора позднего палеолита представлена такими культурами, как ориньяк, шательперрон, селет. Все эти куль­туры наряду со специфическими чертами имеют общие существен­ные признаки, которые позволяют их характеризовать как поздне- прлеолитические. Существование культур, отвечающих всем тради­ционным признакам позднего палеолита, давно уже отмечено по всей территории Европы, на Ближнем и Среднем Востоке, в Северной Африке.

Творцы традиционной периодизации эволюции каменной инду­стрии рассматривали ее как всеобщую, в равной степени примени­мую для всего мира. Для них палеолит (с его подразделением на

нижний, средний и верхний), мезолит и неолит были универсаль­ными ступенями. В дальнейшем, по мере развертывания археологи­ческих исследований за пределами Западной Европы, это положение было поставлено под сомнение. Стали утверждать, что подобного рода периодизация имеет значение лишь для определенных регио­нов, прежде всего для Европы и Ближнего Востока, и что для ос­тальных территорий она непригодна.

Была, в частности, предложена совершенно иная периодизация эволюции каменной индустрии в Африке южнее Сахары: ранний, средний и поздний каменные века, отличные от традиционно выде­ляемых палеолита, мезолита и неолита. Еще недавно многие архео­логи считали, что эта периодизация абсолютно несопоставима с ев­ропейской. Особенно упорно утверждалось, что в Африке не только отсутствует поздний палеолит как стадия, но вообще нет этапа, ко­торый; бы ему соответствовал ⁵⁴.

Однако в свете последних исследований выяснилось, что «сред­ний каменный век» Африки в целом и по характеру техники, и по времени адекватен среднему палеолиту Европы, и, соответственно, переход от «среднего каменного века» Африки к «позднему камен­ному веку» в общем совпадает с переходом от среднего палеолита Европы к позднему. Начало «позднего каменного века» Африки ха­рактеризовалось не только существенными изменениями в технике обработки камня. Оно, как и переход к позднему палеолиту Европы, было ознаменовано появлением различных приемов обработки кости и возникновением искусства ⁵⁵.

Ответ на вопрос, существовал ли поздний палеолит в Африке’ южнее Сахары, зависит от того, какой смысл мы будем вкладывать в данный термин. Если под позднепалеолитической Донимать лишь каменную индустрию, отвечающую всем основным признакам позд­непалеолитических культур Западной Европы, то в таком случае в Африке южнее Сахары позднего палеолита не было. Если же под поздним палеолитом понимать новую стадию в эволюции техники производства, соответствующую той, которая представлена поздне­палеолитическими культурами Европы, то в таком случае поздний палеолит в Африке южнее Сахары был.

Во избежание возможной путаницы мы, сохраняя термин «позд­ний палеолит» лишь за культурами, тождественными европейским, будем именовать стадию развития, представленную ими, ранним кайнолитом. Если поздний палеолит представляет собой региональ­ное явление, то кайнолит вообще, ранний кайнолит в частности, — универсальную стадию эволюции каменной индустрии и техники производства вообще.

Долгое время в археологии Индии существовал разрыв между памятниками раннего палеолита и мезолита. К настоящему времени на территории этой страны найден типичный поздний палеолит, во многом напоминающий поздний палеолит Ближнего Востока и Ев­ропы ⁵⁶.

Не только о раннем кайнолите, но и о позднем палеолите можна говорить в применении к Сибири. Однако здесь есть свои особен­ности. Появление новой, специфически позднепалеолитической тех­ники обработки камня не привело к коренному изменению всего состава каменного инвентаря стоянок. Значительную часть его про­должали составлять орудия старых типов, характерные для мустье и даже еще более ранних эпох. Однако во всех других аспектах признаки позднего палеолита проявились необычайно отчетливо. В большом числе появились орудия из кости и рога, украшения,, возникло искусство ⁵⁷.

В Юго-Восточной Азии не обнаружены культуры, которые отли­чали бы признаки, присущие позднему палеолиту Европы. Там встречаются орудия, с одной стороны, в основном раннепалеолити­ческого облика, с другой — мезолитические. Не исключена вероят­ность, что орудия позднепалеолитического типа еще будут там от­крыты, как это произошло в Индии. Однако вполне возможно, что некоторые из уже найденных культур, представляющие собой про­грессивные модификации бесспорно раннепалеолитических инду­стрий, стадиально соответствуют позднему палеолиту Европы, т. е. являются раннекайнолитическими. К числу их, по-видимому, долж­на быть отнесена позднеаньятская культура Бирмы, основные ору­дия которой — массивные чопперы, чоппинги и ручные тесла. Осо­бенности развития этой индустрии Бирмы, вероятно, во многом обу­словлены спецификой материала, из которого изготовлялись орудия. Этим материалом было в основном ископаемое дерево ⁵⁸.

Еще сложнее обстоит дело на Калимантане и прилежащих остро­вах. Как указывают некоторые исследователи, орудия, по времени соответствующие позднепалеолитическим индустриям Европы, носят явно раннепалеолитический облик — это чопперы и массивные кварцитовые отщепы. Некоторые из орудий по типу сопоставимы лишь с дошелльскими, олдовайскими ⁵⁹. Другие археологи отмечают, что каменная индустрия этого региона все же развивалась. По их мнению, примерно в одно время с переходом к позднему палеолиту в Европе здесь произошел определенный сдвиг в эволюции камен­ной техники. Если предшествующая каменная индустрия может быть охарактеризована только как раннепалеолитическая, то пришедшая ей на смену — уже как пренеолитическая. До этого сдвига полностью отсутствовали орудия из кости и раковин, после они появились в боль­шом количестве⁶⁰.

В поисках объяснения замедленного развития каменной индуст­рии как на Калимантане, так и в других районах Юго-Восточной Азии многие авторы пришли к выводу, что древние жители этой террито­рии основные свои орудия изготовляли не из камня, а из дерева, прежде всего бамбука. Каменные орудия использовались только для самых грубых работ. Поэтому не было необходимости в появле­нии все более и более совершенных приемов их обработки. Основное направление развития их техники производства состояло в совер­

шенствовании вначале бамбуковых, а затем и костяных орудий⁶¹. Такое объяснение представляется очень близким к действитель­ности.

В применении к этим территориям говорить о позднем палеолите не приходится. Но о раннем кайнолите, т. е. стадии развития тех­ники изготовления не только каменных орудий, но и орудий вооб­ще, соответствующей верхнему палеолиту Европы, можно и должно.

Связь перехода к позднему палеолиту с трансформацией палео­антропов в неоантропов. Прослеживаемая по всей территории рас­селения людей теснейшая связь трансформации палеоантропов в неоантропов с крупным переломом в развитии техники производства вообще, каменной индустрии в частности, с переходом к кайнолиту вообще, позднему палеолиту в частности, не является случайной. Этого следовало ожидать. Особенности морфологической организа­ции поздних палеоантропов препятствовали сколько-нибудь суще­ственным сдвигам техники производства вообще, техники обработки камня в особенности. Трансформация палеоантропов в неоантропов, сняв это препятствие, сделала возможным самый крупный прогресс в развитии техники. И возникнув, данная возможность с неизбеж­ностью превратилась в действительность.

Приводить данные, свидетельствующие о связи поздних палео­антропов с мустьерской индустрией, а ранних неоантропов — с позднепалеолитической, вряд ли необходимо. Их столь много, что эта связь долгое время никем не ставилась под сомнение. В послед­ние годы положение осложнилось. Появились сообщения, во-первых, о находках людей современного физического типа в слоях с мусть­ерской индустрией, во-вторых, о находках неандертальцев в гори­зонтах с индустрией позднего палеолита. И на них необходимо спе­циально остановиться.

Начнем с сообщений первого рода. В ряде работ Б. Вандермеерш характеризовал людей из мустьерских слоев пещеры Джебел-Каф- зех (Палестина) как подлинных неоантропов. В дальнейшем выяс­нилось, что в действительности они являются позднейшими палео­антропами, т. е. формами, переходными от палеоантропов к неоан­тропам ⁶². В пещере Ветерница (Хорватия) в слое с типичной мусть­ерской индустрией были найдены остатки бесспорного неоантропа. Но в настоящее время большинство исследователей полагают, что здесь мы имеем дело с впускным погребением из одного из ориньяк- ских слоев⁶³. Как уже говорилось, А. А. Формозовым в пещере Ста- роселье (Крым) в позднемустьерском слое был обнаружен скелет ребенка. Я. Я. Рогинский в первой своей публикации, посвященной этой находке, отметил наличие у ребенка черт как неоантропа, так и палеоантропа ⁶⁴. В дальнейшем в литературе возобладал взгляд на старосельца как на неоантропа, именно он и отстаивается в преды­дущей главе. Однако в этом вопросе нельзя разобраться, не приняв во внимание той роли, которую сыграла в процессе превращения палеоантропов в неоантропов неотения (т. е. «помолодение») орга-

низма. В силу неотении юные представители позднейших палеоан­тропов должны были по своему морфологическому облику быть бо­лее сапиентными, чем взрослые особи, причем эта их близость к неоантропам должна была быть тем большей, чем более ранним был возраст. Ребенку из Староселья было примерно полтора года. И в этой связи нельзя не принять во внимание выраженное Я. Я. Ро­гинским в указанной статье мнение, что если бы ребенок из Старо­селья остался жив, то с годами у него усилились бы примитивные, неандертальские особенности, в частности появился бы столь харак­терный для неандертальцев надглазничный валик. Все это взятое вместе дает известное основание полагать, что староселец не‘ был неоантропом, а вместе с обитателями Схул и Кафзех принадлежал к числу позднейших палеоантропов.

Однако если бы даже в несомненной ассоциации с мустьерской индустрией был бы обнаружен бесспорный неоантроп, то это не могло бы поставить под сомнение связь перехода от археолита к кай- нолиту с трансформацией палеоантропов в неоантропов. Превраще­ние первых во вторых бесспорно создавало возможность существен­ного совершенствования техники производства, но эта возможность совершенно не обязательно должна была сразу же превратиться в действительность. Для этого нужно время.

С более сложной проблемой сталкивают сообщения о находках неандертальцев с индустрией верхнего палеолита. Некоторые из них также оказались неточными. В одном из слоев пещеры Велика Пе- чина (Хорватия) с индустрией, охарактеризованной как протооринь- якская, были найдены остатки человека, который первоначально был отнесен к палеоантропам. При более тщательном исследовании вы­яснилось, что в действительности он является неоантропом⁶⁵. Много неясностей с недавними находками в пещере Виндия (Хорватия). Там в слое g^,ι, индустрия которого не поддается точному диагнозу, но ниже которого лежал бесспорно мустьерский, а выше — столь же бесспорно ориньякский, были обнаружены разрозненные остатки не­скольких людей. Эти особи, как очень осторожно сообщается в пуб­ликации, не отличаются сколько-нибудь значительно от людей, най­денных в лежащем ниже слое и являющихся неандертальцами, но не могут быть абсолютно точно определены в силу отсутствия достаточного числа данных⁶⁶.

Однако, по-видимому, нет пока оснований ставить под сомнение находку человека неандертальского типа в слое с индустрией ша- тельперрон (нижний перигор) в пещере Сен-Сезар (Шаранта, Фран­ция) ⁶⁷. Этот слой находился между мустьерским снизу и ориньяк- ским вверху. Объяснений может быть несколько. Прежде всего сле­дует учесть, что, как общепризнано, индустрия шательперрон обла­дает ярко выраженными мустьерскими чертами⁶⁸. Они настолько сильны, что некоторые исследователи выступили с предложением отнести шательперрон не к позднему палеолиту, а вместе с мустье к предшествующей стадии эволюции каменной индустрии⁶⁹. Как 4 история первобытного общества

они утверждают, различие между поздним мустье и шательперроном является меньшим, чем между последним и ранним ориньяком. Это делает довольно вероятным предположение, что обитатели Сен- Сезара данного времени относились к числу не поздних, а поздней­ших палеоантропов. Как можно было видеть на примере обитателей Схул, для позднейших палеоантропов было характерным сосуще­ствование самых различных форм, начиная с почти подлинных клас­сических неандертальцев и кончая почти настоящими неоантро­пами.

Но даже если считать, что обитатели Сен-Сезара были уже в це­лом подлинными неоантропами, логично допустить наличие у от­дельных представителей этой группы пережиточно сохранявшихся неандертальских особенностей. Такого рода особенности отмечены у многих ранних неоантропов Европы. Затем следует принять во внимание ту роль, которую сыграла в процессе трансформации па­леоантропов в неоантропов гибридизация. Как известно, одним из ее последствий является так называемый гибридный атавизм, т. е. по­явление у потомков признаков, присущих исходным формам.

Во всяком случае, как видно из всего приведенного выше, слу­чаи находок неоантропов в ассоциации с мустьерскими орудиями и неандертальцев в связи с позднепалеолитической индустрией на­столько редки, что не ставят под сомнение общее правило: связи палеоантропов со средним, а неоантропов — с поздним палеолитом. Из этого правила мы и будем исходить при попытке определить вре­мя и место трансформации палеоантропов в неоантропов.

Время перехода к позднему-палеолиту и появление неоантропа. Самой ранней из достоверных находок неоантропов является чело­век из пещеры Ниа на о. Калимантан. Его возраст радиоуглеродным методом определен в 39820±1012 лет⁷⁰. Некоторые исследователи утверждают, что имеются и более ранние находки. В их число раз­ные авторы включают людей из Кафзех (Палестина), Омо, Канама, Канжера, Бордерской пещеры (все — Африка). Люди из Кафзех, которых Б. Вандермеерш отнес ко времени 60 тыс. лет назад, были, как указывалось, не неоантропами, а позднейшими палеоантропами. Возраст их большинство исследователей склонно сейчас оценивать примерно в 40 тыс. лет⁷¹. Крайне спорным является возраст всех остальных перечисленных выше гоминид. В ряде случаев спорным является и отнесение их к числу неоантропов. Долгое время к нео­антропам относили и датировали возрастом в 37 тыс. лет и 35 тыс. лет человека из Флорисабед (Южная Африка). В настоящее время оспариваетсд и его принадлежность к числу людей современного типа, и его возраст.

Самыми ранними из датированных радиоуглеродным ^методом местонахождений позднего палеолита являются культура на пла­стинах пещеры Самуилица в Болгарии (42720± 1300), культура дабба из пещеры Хакфет-эт-Дабба в Ливии (40500±1600), селет пещеры Чертова Дыра в Словакии (38320 ±2480), близкая к селету

«ежмановская» культура пещеры Нетопежова в Польше (38160 ± ± 1250) ⁷². За ними следуют индустрия африканского «позднего ка­менного века» Бордерской пещеры в Южной Африке (35700± 1100), нижний горизонт барадостской индустрии в пещере Шанидар в Ираке (3540±600), ориньяк пещеры Рафакет на Ближнем Востоке (34600), базовый ориньяк пещеры Абри-Пато во Франции (34250± ±675 и 33300±760), верхний палеолит пещеры Кара-Кумар в Аф­ганистане (34000±3050) и пещеры Ле-Готт во Франции (33860± ±500), шательперрон грота Дю-Ренн, Арси-Сюр-Кур во Франции (33860±1000 и 33500 ±400), ориньяк, следующий сразу за слоем протоориньяка, пещеры Велика Печина в Югославии (33850 ±520) ⁷³. Все остальные датировки верхнего палеолита моложе 33 тыс. лет.

Самыми поздними абсолютными датировками археолита являют­ся индустрия африканского «среднего каменного века» в Виткрансе в Южной Африке (33150 ±2500), позднее мустье Ля-Кины во Фран­ции (35250±530), верхнее леваллуа — мустье пещеры Кебара в Па­лестине (35300 ±500 и 4100+1000), финальное мустье, непосред­ственно предшествующее шательперрону, в Ля-Рошет во Франции (36000±550), индустрия африканского «среднего каменного века» в Зомбепата (Зимбабве) (37290±1140), мустье пещер Ле-Готт (37600±7000) и Комб-Греналь (39000±1500) во Франции, верхнее леваллуа — мустье пещеры Табун в Палестине (39700±800) ⁷⁴. Для переходного уровня от мустье к позднепалеолитической индустрии дабба в пещере Хауа-Фтеах в Ливии получена дата в 34000± ±2800 лет⁷⁵. Позднейший палеоантроп из Ханеферзанд (ФРГ) да­тируется радиоуглеродным методом в 36 тыс. лет⁷⁶. Все остальные датированные по Си находки археолита и палеоантропов старше 40 тыс. лет.

Если отбросить крайние цифры, то в целом получится, что пере­ход от палеоантропов к неоантропам и от раннего палеолита (архео­лита) к позднему палеолиту (раннему кайнолиту) произошел при­мерно в период от 40 до 35 тыс. лет назад. В Западной Европе он в основном приходится на первый интерстадиал вюрма (вюрм I—II) по общепринятой схеме, что соответствует вюрму II—III по схеме французских исследователей.

Приведенные выше цифры свидетельствуют о том, что процесс трансформации палеоантропов в неоантропов протекал по существу одновременно во всех основных населенных регионах земного шара, т. е. носил панойкуменный характер. Эти факты находятся в про­тиворечии с моноцентрической концепцией происхождения челове­ка современного физического типа в любом ее варианте, включая и отстаиваемую Я. Я. Рогинским теорию широкого моноцентризма. Поэтому в настоящее время исследователи все в большей степени в той или иной форме принимают идею панойкуменного происхож­дения неоантропа.

Таким образом, все имеющиеся факты не только не противоре­чат, но, наоборот, находятся в полном соответствии с предложенной 4*

выше концепцией возникновения человека современного типа, ко­торая одновременно является концепцией происхождения экзо­гамии, рода, теорией завершения становления человека и человече­ского общества.

Данные археологии и палеоантропологии подтверждают данную концепцию не только в общем, но и во многих частностях.

Она предполагает возникновение систематических контактов между человеческими группами. И данные археологии свидетель­ствуют о том, что там, где происходил переход от раннего палеолита к позднему, и в то время, когда он происходил, имели место разно­образные контакты между ранее изолированными человеческими коллективами⁷⁷.

Из предложенной концепции с необходимостью вытекает, что трансформация палеоантропов к неоантропам должна была привести к резкому росту населения вообще, к увеличению размеров чело­веческих коллективов в частности. В настоящее время многие архео­логи, основываясь на имеющихся в их распоряжении данных, при­ходят к выводу, что возникновение неоантропа и переход к позднему палеолиту имели своим следствием и возрастание размеров челове­ческих групп и увеличение численности населения вообще⁷⁸. По подсчетам некоторых из них, с переходом от раннего палеолита к позднему население выросло в расчете на единицу времени при­мерно в 10 раз ⁷⁹.

Некоторые археологи пришли к заключению, что с переходом к позднему палеолиту не просто участились контакты между отдель­ными человеческими группами, но возникли какие-то объединения ранее изолированных коллективов ⁸⁰.

3.