АВСТРИЯ
Австрийское государство в известном смысле представляло конституционный антипод Речи Посполитой. Оно было в большей степени, нежели любое европейское государство, основано на династическом организующем принципе.
Династия Габсбургов имела мало равных себе по длительности правления: она без перерыва удерживала власть в Австрии с конца XIII и до начала XX в. Еще более важно то, что единственным политическим началом, объединявшим различные земли, входившие в Австрийскую империю, была идентичность правящей ими династии. Габсбургское государство всегда оставалось в исключительной степени частным владением царствующего дома (Hausmacht) — конгломератом династических наследств, не имевших общего этнического и территориального названия. Монархия здесь достигла ее наиболее чистого выражения. Тем не менее австрийский абсолютизм именно по этой причине не достиг успеха в формировании всеохватывающих интегрированных государственных структур, сравнимых с созданными его прусским и российским соперниками. Он всегда в некотором отношении представлял гибрид «западных» и «восточных» форм из-за политического и территориального размежевания составлявших его земель, лежавших по обе стороны от линии, соединяющей Балтику с Адриатикой — в геометрическом центре Европы. Поэтому случай Австрии в некоторых важных аспектах пересекает границу региональной типологии европейского абсолютизма. Именно это специфическое географическое и историческое положение вызывает особый интерес к развитию Габсбургского государства: «Центральная Европа» произвела соответствующий абсолютизм, промежуточный по своему характеру, отклонение которого от жестких норм запада или востока лишь подтверждает и детализирует их полярность. Необычные структуры австрийского абсолютизма отражали составную природу территорий, которыми он управлял и которые он так и не смог сколько-нибудь постоянным образом ввести в единые политические рамки. Однако в то же самое время эта смесь различных мотивов исключала наличие доминирующей мелодии. Австрийская империя, которая появилась в XVII в., доказала—несмотря на видимость— свою способность противостоять распаду, потому что в ней существовало социальное единство, которое придавало ее разным частям совместимость друг с другом. В Габсбургских землях в целом господствовало крепостное сельское хозяйство различных оттенков и моделей. Большая часть крестьянского населения (чехи, словаки, венгры, немцы или австрийцы) управлявшегося династией, была прикреплена к земле, выполняя трудовые повинности перед своими господами и подчиняясь сеньориальной юрисдикции. Естественно, что крестьяне этих земель не представляли однородную крестьянскую массу: в их условиях жизни были существенные различия. Но при этом не может быть никакого сомнения в повсеместном доминировании крепостного права в Австрийской империи в эпоху Контрреформации, когда оно впервые приняло стойкие формы. Следовательно, по важнейшему критерию Габсбургское государство должно классифицироваться в целом как восточный абсолютизм; и на практике, как будет видно, его необычные административные особенности не замаскировали его окончательное падение.
Семья Габсбургов происходила из Верхнего Рейнланда, и ее первое возвышение относится к 1273 г., когда граф Рудольф Габсбург был избран императором германскими князьями, страстно желавшими помешать возвышению короля Богемии Оттокара II из династии Пшемыс- лидов, который захватил большую часть австрийских земель на востоке и стал ведущим претендентом на императорскую корону. Владения Габсбургов были разбросаны по трем анклавам вдоль Рейна: Зюндгау— к западу от реки; Брейсгау—к востоку от нее; и Ааргау—к югу от Базеля. Рудольф I успешно мобилизовал имперскую коалицию для нападения на Оттокара II, который через пять лет потерпел поражение при Мар- шфельде; вслед за этим династия Габсбургов захватила контроль над Герцогством Австрия, намного большим, чем их рейнские территории, перенеся туда отныне свой престол.
Стратегические цели династии отныне были двуедиными: удержать наследование Империи с его туманным, но значительным политическим и идеологическим влиянием в Германии, а также консолидировать и увеличить территориальную основу их власти. Вновь обретенное Австрийское герцогство сформировало значительный блок наследственных земель (Erblande),впервые превратив Габсбургов в значительную силу внутригерманской политики. Однако они оставались чем-то вроде периферии по отношению к Империи (Reich).Очевидным направлением расширения владений было связать новые австрийские бастионы со старыми рейнскими землями династии, чтобы сформировать единый географический блок, пересекающий южную Германию с прямым доступом к центрам имперского богатства и мощи. Чтобы обеспечить свое избрание Рудольф I дал обещание не вводить агрессивную политику в Рейнланде1, но все первые правители - Габсбурги упорно следовали пути экспансии и унификации своих владений. Однако этот начальный исторический импульс к созданию сильного германского государства натолкнулся на своем пути на фатальное препятствие. Между рейнскими и австрийскими землями располагались швейцарские кантоны. Вторжения Габсбургов в этот центральный регион спровоцировали народное сопротивление, которое вновь и вновь наносило поражения австрийским армиям и в конечном счет привело к созданию Швейцарии в качестве автономной конфедерации вне рамок Империи.
Специфика и значимость швейцарского восстания заключается в том, что оно создало коалицию двух социальных элементов сложной структуры европейского феодализма, не объединявшихся в подобный союз где-либо еще: горы и города. В нем лежал секрет уникального успеха в том столетии, когда повсюду крестьянские восстания терпели поражения. С самого начала Средневековья, как мы уже видели, феодальный способ производства распространялся очень неравномерно: он никогда не проникал в горные районы в той степени, в какой он завоевал равнины и низменности. Горные районы всей Западной Европы представляли отдаленные твердыни мелкой крестьянской собственности, частной или общинной, поскольку их скалистая и скудная почва была малопривлекательной для феодалов.
Швейцарские Альпы, самая высокая горная гряда континента, являлись, естественно, самым ярким примером. Вместе с тем они также располагались поперек главных сухопутных торговых путей средневековой Европы между двумя сильно урбанизированными зонами — южной Германией и Северной Италией. Поэтому их долины также были средоточием мелких торговых городов, извлекавших выгоду из стратегического положения между горными перевалами. Швейцарский кантонализм XIV в. был результатом слияния этих сил. Первоначально испытавшее влияние примера соседних ломбардских коммун, боровшихся против Империи, швейцарское восстание против Габсбургов объединило горцев-крестьян и городских бюргеров, сделав их союз победоносным. Политическое руководство было принято тремя «лесными кантонами», крестьянская пехота которых в 1315 г. обратила в бегство австрийскую феодальную кавалерию, блокировав ее в узких долинах при Моргартене. В следующем десятилетии в Ури, Швайце и Унтервальде- не было отменено крепостное право[299]. В 1330 г. последовала муниципальная революция в Люцерне, а в 1336 г. — в Цюрихе; обе были направлены против прогабсбургского патрициата. К 1351 г. между этими двумя городами и тремя лесными кантонами существовал формальный союз. Наконец, в 1386 и 1388 гг. их объединенные войска отбили атаку и нанеслипоражение габсбургским армиям при Семпахе и Нефельсе. В 1393 г. родилась Швейцарская конфедерация—уникальная независимая республика в Европе[300]. Швейцарские крестьяне-пикинеры стали решающей боевой силой в войнах позднего Средневековья и раннего Нового времени, положив конец долгому господству кавалерии своими победами над бургундскими рыцарями, собранными для помощи Австрии в следующем столетии, и открыв новые возможности наемной пехоты. К началу XV в. династия Габсбургов уступила швейцарцам владения ниже излучины Рейна и не смогла объединить свои земли в Зюндгау и Брейсгау[301]. Их рейнские провинции были не более чем разбросанными анклавами, символически переименованными в Vorderdsterreich(Переднюю Австрию) и управляемыми из Инсбрука.
Отныне основное направление политики династии было сосредоточено на востоке.В то же время в самой Австрии власть Габсбургов не сталкивалась с такими же препятствиями. В 1363 г. был захвачен Тироль; одновременно был принят титул эрцгерцога; сословия, активизировавшиеся после 1400 г., в результате недолгой острой борьбы были поставлены под разумный контроль. К 1440 г. императорский титул, утерянный в начале XIV в. после первых поражений в Швейцарии, был восстановлен за династией после утраты власти Люксембургов над Богемией и после этого никогда больше серьезно не выпускался из-под контроля. В 1477 г. брачный союз с Бургундским домом — союзником Австрии в антишвейцарской борьбе — обеспечил временное приобретение Франш-Конте и Нидерландов. Прежде чем в эпоху Карла V они перешли в испанскую орбиту, бургундские владения, вероятно, побудили Австрийский дом к первым шагам на пути административной модернизации. Максимилиан I, окруженный свитой из бургудско-нцдерландской знати, организовал в Инсбруке центральное казначейство и впервые создал в Авст
рии совещательные правительственные учреждения. Последняя атака на Швейцарию оказалась бесплодной; но, когда Максимилиан выстроил итальянскую и имперскую внешнюю политику, на юге была присоединена Гориция. Однако именно в правление его наследника Фердинанда I внезапно создались условия для расширения будущей власти Габсбургов над Центральной Европой и был заложен фундамент необычной государственной структуры, которая была возведена впоследствии. В 1526 г. король Богемии и Венгрии Людовик II Ягеллон потерпел поражение от продвигавшихся османских армий и погиб в битве при Мохаче; турецкие войска заняли Венгрию, распространив власть султана вглубь Центральной Европы. Фердинанд удачно предъявил права на опустевшие престолы: брак связывал его с династией Ягеллонов, будучи подкрепленным в глазах чешской и венгерской знати турецкой угрозой. В Моравии и Силезии, двух удаленных провинциях королевства Богемии, Фердинанд был принят как наследственный правитель; но сами чешские и венгерские сословия категорически отказали ему в этом праве, истребовав официальное заявление от эрцгерцога, что он является избранным князем в их землях,.
Более того, Фердинанд был вынужден вести длительную борьбу с участием трех сторон: против трансильванского претендента Запольяи и турок, которая закончилась в 1547 г. разделом Венгрии на три области: управляемый Габсбургами запад, оккупированный турками центр и Княжество Трансильвания на востоке, которое отныне стало османским вассалом. Война против турок на дунайских равнинах затянулась на следующее десятилетие (1551-1562); все XVI столетие оборона Венгрии обходилась династии Габсбургов в большую сумму, чем собранные с нее доходы[302].Однако, несмотря на внутренние и внешние ограничения, новые владения представляли огромный потенциал для увеличения международной мощи Габсбургов. Фердинанд настойчиво прилагал усилия по установлению королевской власти во всех своих землях, создавая новые династические институты и централизируя старые. Различные австрийские ландтаги на этом этапе были относительно уступчивыми, обеспечивая правлению Габсбургов в самом эрцгерцогстве более или менее безопасную политическую базу. Богемские и венгерские сословия никоим образом не были столь же послушными и срывали планы Фердинанда по созыву верховного собрания для всех его владений, способного учредить единую денежную систему и общую систему налогообложения. Но элементы новых правительственных учреждений в Вене сильно расширили сферу влияния династии: среди них Hojkanzlei(Придворная канцелярия) и Hofkammer(Придворное казначейство). Самым важ
ным из всех учреждений стал Имперский тайный совет, учрежденный в 1527 г., который вскоре стал официальной вершиной всей административной системы Габсбургов в Центральной Европе[303]. «Имперское» происхождение и направление этого совета были показателем неизменной важности германских устремлений Австрийского дома в Империи. Фердинанд пытался продвигать эти устремления, возродив Имперский придворный совет как высший судебный орган в Империи под непосредственным контролем императора. Но поскольку германские князья свели имперскую конституцию к простой законодательной и юридической оболочке без каких-либо исполнительных или принудительных полномочий, эти политические достижения были ограничены[304][305]. В долгосрочной перспективе гораздо более важным было учреждение постоянного Военного совета {Hofkriegsrat),созданного в 1556 г. и с самого начала сосредоточенного больше на «восточном» фронте действий Габсбургов, а не на «западном». Задуманный для того, чтобы организовать сопротивление туркам, Военный совет был связан с местным Военным советом в Граце, который управлял особыми «Военными границами», созданными вдоль юго-восточного пограничья, где расселялись солдаты- колонисты из свободно рекрутированных сербов и босняков-граничар (Grenzers)[306].Османская мощь никоим образом не ослабевала. В 1593 г. всю Венгрию захлестнула Тринадцатилетняя война; к ее окончанию, после полного опустошения страны, которое оставило венгерское сельское хозяйство в руинах, а венгерское крестьянство в рабстве, войска Габсбургов были остановлены турками.
К началу XVII в. Австрийский дом добился скромных успехов в государственном строительстве; но политическое единство его владений было еще слабым. Династическое правление в каждом из них имело разную юридическую основу, а других общих институтов, связывавших их вместе, кроме Военного совета, не было. Даже австрийские земли впервые были объявлены неделимыми только в 1602 г. Имперские устремления правителей из династии Габсбургов не могли заменить практическую интеграцию территорий, имевших унию с ними: Венгрия все равно оставалась за пределами Империи, так что между Империей и землями императора не существовало отношений включенности.
Более того, во второй половине XVI в. с приходом Реформации скрытая оппозиция в разных аристократических сословных собраниях габсбургских владений приобрела новую и небывалую остроту. В то время как династия оставалась опорой Римской церкви и тридентской ортодоксии, большинство дворянства в каждой из земель перешло в протестантизм. Сначала подавляющая часть чешского землевладельческого класса, долго исповедовавшего местную ересь, обратилась в лютеранство, затем венгерское дворянство приняло кальвинизм, в конце концов сама австрийская аристократия в сердце габсбургской власти обрела реформированную религию. К 1570-м гг. важнейшие аристократические семьи коренных владений царствующей семьи стали протестантами: Дитрихштейны, Штаремберги, Хефенхюллеры, Цинцендорфы[307]. Эта угрожающая тенденция была явным признаком нараставшего глубокого конфликта. Поэтому приход к власти в Вене Фердинанда II в 1617 г. вызвал превзошедший локальные масштабы взрыв: вскоре Европа погрузилась в Тридцатилетнюю войну. Фердинанд, получивший образование у баварских иезуитов, был решительным и успешным защитником Контрреформации с того времени, когда он в 1595 г. стал герцогом Штирии: в Граце отличительными признаками его провинциального режима были жесткая административная централизация и религиозные репрессии. Международным спонсором его кандидатуры внутри семьи Габсбургов на династическое наследование в Империи и Богемии был испанский абсолютизм; с самого начала его двором руководили воинственные испанские дипломаты и генералы. Робкие и колеблющиеся богемские сословия приняли Фердинанда в качестве монарха, а затем, после первого отступления от религиозной терпимости в чешских землях, подняли знамя мятежа.
Пражская дефенестрация открыла период величайшего кризиса габсбургской государственной системы в Центральной Европе. В Богемии пала сама власть династии; еще более опасным было то, что австрийские и венгерские сословия начали склоняться к договорам солидарности с чешскими сословиями, создавая угрозу всеобщего дворянского мятежа, подогреваемого медленно тлеющим партикуляризмом и протестантизмом. В этой чрезвычайной ситуации дело Габсбургов было спасено воздействием двух решающих факторов. После исторического подавления народных гуситских движений в Богемии чешская аристократия оказалась неспособна использовать болыцой общественный энтузиазм сельских или городских масс в интересах своего восстания; около % населения были протестантами, но религиозные чувства не стали способом укрепления межклассового блока и отражения авст
рийского контрнаступления, как это произошло в ходе борьбы голландцев против Испании. Богемские сословия были изолированы в социальном и политическом отношении, а Австрийский дом — нет. Вооруженная солидарность Мадрида и Вены повернула течение вспять, когда были мобилизованы испанские армии, союзники и деньги, чтобы сокрушить чешский сепаратизм[308][309]. Результатом стала битва у Белой горы, которая уничтожила старый дворянский класс Богемии. В следующем десятилетии имперские армии, ведомые Валленштейном, победоносно маршировали к Балтике, впервые распространяя власть Габсбургов в северную Германию и создав возможность для обновления и централизации Германской империи под управлением Австрийского дома. В 1630-е гг. эти амбиции были искоренены шведским вторжением; агрессивные побуждения габсбургской имперской политики были навсегда утрачены. Вестфальский мир, который завершил Тридцатилетнюю войну, подтвердил вердикт, вынесенный вооруженной борьбой. Австрийский дом не стал господствовать в Империи; но он утвердил свою власть над Богемией, изначальным источником конфликта. Вся внутренняя структура власти Габсбургов на династических землях придунайской Европы стала последствием этого мирного договора.
Благодаря победе над Богемией Хофбург смог значительно продвинуться к абсолютизму. В 1627 r∙ Фердинанд II провозгласил новую конституцию для завоеванных чешских земель. Новое земельное уложение (Verneuerte Landesordnung)превратило габсбургское правление в наследственную монархию, больше не подчинявшуюся выборам, сделало всех местных чиновников королевскими представителями, а католицизм — единственной религией и восстановило клир в сословных собраниях, наделило династию высшими судебными полномочиями и возвело немецкий в ранг официального языка, равного чешскомуп. Сейм (Snem)не был отменен, а необходимость его согласия на налогообложение была подтверждена. Однако на деле его сохранение не стало препятствием для насаждения абсолютизма в Богемии. Местные собрания, которые ранее отражали пульс политики землевладельцев, постепенно угасли в 1620-е гг., в то время как с утратой сеймом политического значения резко упало участие сословий в управлении. Процесс был облегчен драматическим поворотом военного времени в социальной струк
туре и роли самой знати. Военное завоевание Богемии сопровождалось политическими репрессиями против подавляющей части старого феодального класса и экономической экспроприацией их имений. После 1620 г. в Богемии было конфисковано свыше половины феодальных владений; этот огромный аграрный трофей был распределен среди новой пестрой аристократии удачи,— покинувших родину офицеров и эмигрантов-головорезов Контрреформации12. В конце XVII в. не более Уз или Ув всей знати было старонемецкой или старочешской по происхождению; только восемь-девять больших чешских родов, которые сохранили лояльность династии по религиозным причинам, удержались при новом порядкеїз. Отныне подавляющее большинство чешской аристократии было иностранной по происхождению, смешав итальянцев (Пикколомини), немцев (Шварценберг), австрийцев (Траутмансдорф), словенцев (Ауэрсперг), валлонов (Бюкуа), лотарингцев (Дефур) или ирландцев (Тааффе). В результате этого же удара земельная собственность подверглась значительной концентрации: феодалы и Церковь контролировали почти А всех земель, в то время как доля прежнего мелкого дворянства упала с Уз до Ум. Соответственно положение большей части крестьянства ухудшилось. Уже привязанное к земле и ослабленное войной оно теперь было обременено увеличившимися трудовыми повинностями; в среднем трудовые повинности работника (robot)составляли 3 дня в неделю, но больше четверти крепостных трудились каждый день, кроме воскресенья и дней святых покровителей их господі*. Более того, если перед Тридцатилетней войной чешские землевладельцы, в отличие от польских и венгерских, платили налоги вместе с их крепостными, то после 1648 г. новая космополитическая знать на практике добилась фискального иммунитета, возложив все налоговое бремя на плечи своих крепостных. Такой перенос, естественно, сгладил споры в сословных собраниях между монархией и аристократией; с этого времени династия просто требовала определенную сумму от сословий, оставляя на их усмотрение способ установления и сбора налогов для удовлетворения этих требований. При такой системе налоговое давление могло быть легко увеличено, так как большие бюджеты обычно означали, что сословные собрания «просто соглашались увеличить налоговую нагрузку, которую сами они возлагали на своих арендаторов и поддан-
,2PolisenskyJ. The Thirty Years' War. London, 1971. P. 143-44. Конфискованные поместья в среднем превышали те, которые избежали экспроприации, поэтому действительное соотношение земель, которые поменяли владельцев, было значительно выше, чем число самих поместий.
13 Schenk Н. G. Austria ∕∕ The European Nobility in the 18th Century. P106; KemerR. Bohemia in the Eighteen Century. P 67-71.
14 Cm. PolisenskyJ. The Thirty Years' War. P 142, 246.
ных»[310]. Богемия всегда была самым доходным владением среди габсбургских земель, и новый фискальный контроль монархии над ней значительно укрепил венский абсолютизм.
Тем временем централизованная и самодержавная администрация достигла значительного прогресса в самих коренных землях династии. Фердинанд II учредил Австрийскую придворную канцелярию — расширенную версию его излюбленного инструмента власти в Штирии - как вершину механизма управления в эрцгерцогстве. Этот орган постепенно достиг могущества среди других советов государства за счет Имперского тайного совета, чье значение неизбежно сходило на нет после вынужденного уменьшения власти Габсбургов в Германии. Однако более жизненно важным было то, что после Вестфальского мира в 1650 г. впервые была создана постоянная армия численностью около 50 тысяч солдат (ю полков пехоты и 9 — кавалерии): с этого момента наличие этой силы неизбежно умеряло поведение австрийских и чешских сословий. В то же время абсолютизм Габсбургов добился уникальной культурной и идеологической победы: Богемия, Австрия и Венгрия, три составные зоны правления династии, были постепенно возвращены в лоно Римской церкви. В 1590-е гг. был подавлен протестантизм в Штирии; в 1625 г* были запрещены реформированные церкви в Нижней Австрии, в 1627 г. — в Богемии и в 1628 г.— в Верхней Австрии. В Венгрии авторитарное решение было невозможно, но венгерские примасы Пазма- ни и Липпай успешно вернули большую часть венгерского магнатского класса в католичество. Австрийские феодалы и крестьяне, богемские города и венгерские землевладельцы в конце концов были возвращены в католицизм умением и энергией Контрреформации под покровительством династии Габсбургов: достижение, не имевшее равных где-либо еще на континенте. Крестоносная мощь дунайского католицизма предстала, чтобы найти свой апофеоз в триумфальном освобождении Вены от турок в 1683 г., а последовавшие за тем победы, которые очистили от османской власти Венгрию и Трансильванию, восстановили для христианства потерянные когда-то территории и впечатляющим образом распространили власть Габсбургов на восток. Военные учреждения, которые добились этих результатов, теперь значительно увеличившись, сыграли в то же время главную роль в альянсе, который сдержал продвижение Бурбонов на Рейне. Война за Испанское наследство продемонстрировала новый международный вес Австрийского дома. По мирному договору в Утрехте ему принадлежали Бельгия и Ломбардия.
Однако неожиданно достигнутый пик австрийского могущества был вскоре пройден. Ни у одного европейского абсолютизма фаза военной
самоуверенности и инициативы не была такой чрезвычайно короткой. Начавшись в 1683 г., она завершилась к 1718 г. после кратковременного захвата Белграда и Пожаревацкого мира. После этого Австрии никогда больше не удалось победить в войне с равным государством- противником16. Непрекращавшаяся серия поражений уныло растянулась на следующие два столетия, прерываясь только бесславным участием в чужих победах. Эта внешняя вялость была показателем внутреннего тупика и незавершенности австрийского абсолютизма, даже на вершине его могущества. Самым впечатляющим и характерным достижением правления Габсбургов в Центральной Европе было собирание в корне отличных земель под одну династическую крышу и их возвращение в католицизм. И все же идеологические и дипломатические победы Австрийского дома (его кошачье религиозное и брачное чутье) также были заменой более существенным бюрократическим и военным достижениям. В эпоху Контрреформации влияние иезуитов на венский двор всегда было гораздо сильнее, чем на родственный мадридский двор, где католический пыл обычно сочетался с осторожным антипапизмом. В течение XVII в. церковные советники и агенты проникли во всю административную систему Габсбургов в Центральной Европе, выполняя множество самых важных текущих политических задач: создание тридентского бастиона в Штирии в правление Фердинанда II, во многих отношениях пилотного эксперимента для австрийского абсолютизма, было преимущественно их работой. Точно так же возвращение венгерского класса магнатов в лоно Римско-католической церкви (Выше была Римская церковь?), без чего, вероятно, не удалось бы в конечном итоге удержать власть Габсбургов над Венгрией, было осуществлено терпеливой и искусной миссионерской работой священников. Но такой успех имел и свои границы. Католические университеты и школы оторвали венгерское дворянство от протестантизма, но лишь при подтверждении традиционных корпоративных привилегий мадьярской «нации», обеспечили церковный духовный контроль, но не затронули государство, обремененное труднопреодолимыми препятствиями. Таким образом, опора Габсбургов во внутриполитических вопросах на клир имела свою цену: как бы ни были проницательными священники, они никогда не могли в функциональном отношении сравниться с чиновниками и помещиками в качестве строительных блоков абсолютизма. Вена не стала центром по продаже должностей или столицей служилого дворянства; ее отличительными признаками оставались мягкий клерикализм и беспорядочная администрация.
Точно так же невероятная удача династической брачной политики Габсбургов всегда опережала их военные возможности без всякой ком- [311]
пенсации за это. Брачная ловкость, с которой вначале были приобретены Венгрия или Богемия, привела к затруднениям в навязывании австрийского централизма в первой и к полной неспособности установить его во второй; в качестве последнего спасительного средства дипломатия не могла заменить оружие. Даже военные достижения австрийского абсолютизма всегда выглядели какими-то несовершенными и аномальными. Тремя величайшими успехами династии стали первоначальное приобретение Богемии и Венгрии в 1526 г., подчинение Богемии в 1620 г. и победа над турками в 1683 г., закончившаяся завоеванием Венгрии и Трансильвании. Однако первое было последствием поражения Ягелло- на при Мохаче, а не результатом победы Габсбургов: это турки выиграли первую и наиболее важную битву австрийского абсолютизма. Сражение при Белой горе также было в большей степени баварской победой Католической лиги, а войска, собранные под имперским командованием, включали итальянские, валлонские, фламандские и испанские контингенты[312][313]. Даже освобождение Вены было, в сущности, достигнуто польскими и немецкими армиями после того, как император Леопольд I поспешно покинул свою столицу; войска Габсбургов насчитывали только ⅛сил, которые в 1683 г. принесли славу Собесскому18.
Эта повторяющаяся опора на союзные армии получила любопытное дополнение в самом австрийском генералитете. Большинство командующих, которые служили Австрийскому дому до XIX в., были независимыми наемниками или иностранными солдатами удачи: Валленштейн, Пикколомини, Монтекукколи, Евгений (Савойский), Лаудун, Дорн. Руководство Валленштейна было в сравнительной перспективе, возможно, самым успешным за все время существования австрийского флага; однако, наделе, это была частная военная машина, созданная чешским генералом, которую династия наняла, но не контролировала (отсюда— убийство Валленштейна). Евгений, напротив, был полностью лояльным Вене, но савойцем без каких-либо корней в габсбургских землях; итальянец Монтекукколи и рейнландец Дорн—представители той же модели, но в меньшей степени. Постоянное использование иностранных наемников было, конечно, нормальной и универсальной чертой абсолютизма, но обычно это были рядовые солдаты, а не главнокомандующие вооруженными силами государства. Последние, естественно, набирались из правящего класса своих земель—местной знати. Однако в габсбургских владениях не было единого феодального класса, а только ряд территориально различных землевладельческих групп. Именно отсутствие объединенной аристократии сказывалось на всей способности габсбург
ского государства к ведению войны. Феодальная знать, как мы уже видели, изначально никогда не была «национальной» по характеру; она могла переезжать из одной страны в другую и выполнять свою роль в качестве землевладельческого класса, не обязательно имея какие-либо общие этнические или языковые связи с подчиненным ей населением. Культурное разобщение из-за языкового барьера часто сохранялось для повышения естественного барьера между правителями и управляемыми. С другой стороны, этническая или языковая разнородность внутри земельной аристократии единого феодального государства была обычно источником потенциальной слабости и дезинтеграции, потому что она вела к подрыву политической солидарности самого господствующего класса. Беспорядочные и случайные элементы габсбургского государства, без сомнения, во многом были следствием сложного и несогласованного характера составлявшей его знати. Недостатки аристократического многообразия были предсказуемыми и очевидными в самом чувствительном отделе государственной машины — армии. Из-за отсутствия социально единого дворянства габсбургские армии редко достигали тактико-технических данных их конкурентов Гогенцоллернов и Романовых.
Поэтому даже в наивысшей точке своего развития у австрийского абсолютизма отсутствовала структурная согласованность и определенность из-за фрагментарного характера социальных структур, над которыми он осуществлял правление. Собственно германские земли — старейшие и самые лояльные владения династии в Центральной Европе— всегда представляли надежное ядро Габсбургской империи. Дворянство и города сохраняли много традиционных привилегий в ландтагах Нижней и Верхней Австрии, Штирии и Каринтии; в Тироле и Форальберге крестьянство имело своих представителей в сословных собраниях—ис- ключительный признак альпийского характера этих провинций. «Переходные» институты, унаследованные от средневековой эпохи, никогда не подавлялись, как в Пруссии, но к началу XVII в. они стали послушным инструментом габсбургской власти; их существование никогда серьезно не создавало препятствий к выражению воли династии. Таким образом, эрцгерцогские земли составили безопасную центральную базу правящего дома. К сожалению, они были слишком скромными и ограниченными, чтобы наделить единым королевским динамизмом габсбургское государство в целом. Уже в середине XVI в. они в экономическом и демографическом отношении уступали более богатым чешским землям: в 1541 г. налоговые поступления Австрии в имперскую казну составляли только половину чешских, и это соотношение 12 сохранялось до конца XVIII в.[314]
Поражение армий Валленштейна от шведов во время Тридцатилетней войны блокировало расширение германской базы династии, фактически изолировав эрцгерцогство от традиционной Империи. Более того, аграрное общество Австрии было в наименьшей степени образцом господствовавшей в габсбургских землях аграрной модели. Наполовину горный характер большей части региона делал местность неблагоприятной для крупных феодальных поместий. Результатом было сохранение мелкой крестьянской собственности в высокогорных областях и доминирование западного типа господского хозяйства на равнинах, окоченевших в восточных нормах эксплуатации; общими были наследственная юрисдикция и феодальные повинности, во многих областях барщина была тяжелой, но возможности для зернового хозяйства в консолидированных имениях и огромных латифундиях оставались сравнительно ограниченными[315]. Отвлекающее воздействие главного города на рабочую силу сельскохозяйственной округи позднее стало важным сдерживающим средством для появления помещичьего хозяйства[316]. Таким образом, «критическая масса» австрийской аристократии была слишком незначительна, чтобы стать эффективным притягательным центром для всего землевладельческого класса Империи.
С другой стороны, разгром чешских сословий в период Тридцатилетней войны, принес габсбургскому абсолютизму самый главный политический успех; богатые и плодородные чешский земли теперь, без сомнения, находились в его власти. Ни одно мятежное дворянство в Европе не постигла такая скорая печальная участь, как богемскую аристократию: после ее разорения в ее поместьях поселился новый землевладельческий класс, всем обязанный династии. История европейского абсолютизма не знает подобных эпизодов. Однако в габсбургском устройстве Богемии все же обнаруживается странность. Новая знать, созданная здесь династией, в основном происходила не из домов австрийского оплота Габсбургов; за исключением немногих католических чешских семей, вся она была импортирована из-за границы. Чуждое происхождение этого слоя указывало на отсутствие местной аристократии для ее переселения в Богемию, что увеличивало власть Габсбургов в чешской области на краткосрочный период, но было симптомом слабости в долговременной перспективе. Чешские земли были самыми богатыми и самыми густонаселенными в Центральной Европе, поэтому в следующем столетии и даже больше крупнейшие магнаты Габсбургской империи почти всегда владели огромными поместьями, обрабатываемыми кре
постными, в Богемии или Моравии, а экономический центр основной массы правящего класса сместился к северу. Однако новая богемская аристократия с неохотой демонстрировала корпоративный дух и даже лояльность династии: в 1740-е гг. во время войны за Австрийское наследство подавляющая ее часть сразу же перебежала к баварским оккупантам. Этот класс был ближайшим эквивалентом служилого дворянства в государственной системе австрийского абсолютизма; но он был скорее случайным продуктом прошлой службы, чем носителем органических и непрерывных общественных функций; и, хотя он предоставлял много административных кадров габсбургской монархии, внутри нее он не смог стать господствующей или организующей силой.
Какими бы ни были ограничения землевладельческого класса в каждом секторе, консолидация имперской власти в австрийской и чешской частях габсбургских владений к середине XVII в., кажется, создала предпосылки для более однородного централизованного абсолютизма. Оставалась Венгрия, которая стала непреодолимым препятствием для унитарного королевского государства. Если можно было бы провести аналогию между двумя габсбургскими империями — с центрами в Мадриде и в Вене, то Австрию можно было бы уподобить Кастилии, а Богемию—Андалузии. Венгрия же была чем-то вроде восточного Арагона. Тем не менее сравнение очень неточное, потому что Австрия никогда не обладала экономическим и демографическим преобладанием Кастилии в качестве центра имперской системы, в то время как власть и привилегии венгерского дворянства превосходили даже те, которыми обладала арагонская аристократия, а важнейшая унифицирующая черта - общий язык - всегда отсутствовала. Венгерский землевладельческий класс был крайне многочисленным, составляя около 5-7% всего населения Венгрии. В то время как большинство из них были мелкими помещиками («мокасиновыми» помещиками) с крохотными участками земли, определенная часть венгерского дворянства представляла слой так называемых bene possesionati,которые владели средней по размеру собственностью и господствовали в политической жизни провинций: именно они характерным образом придавали венгерской знати в целом социальное лидерство и единство[317]. Система венгерских сословных собраний полностью действовала и никогда не уступала важных королевских полномочий габсбургской династии, которая правила в Венгрии лишь
в силу «личной унии» и власть которой была там выборной и могла быть отозвана; феодальная конституция открыто включала jus resistendi,закреплявшим право дворянства восставать против посягательств короны на священные свободы мадьярской «нации». Еще со времен позднего Средневековья дворянство контролировало собственный элемент окружной администрации—комитаты (comitatus);собрания, постоянные комитеты которых были наделены судебными, финансовыми и бюрократическими функциями, были всесильны в деревне и обеспечивали высокую степень политического единства среди землевладельческого класса. Габсбурги пытались внести раскол в венгерскую аристократию, наделяя его самую богатую часть почестями и привилегиями; так, в XVI в. они учредили титулы, неизвестные до того времени в Венгрии (так же, как и в Польше), и в начале XVII в. способствовали юридическому отделению магнатов от мелкого дворянства[318]. Такая тактика не повлияла заметным образом на венгерский партикуляризм, в это время как раз укрепленный распространением протестантизма. Ко всему прочему близость турецкой военной мощи после Мохача управлявшей ⅜венгерских земель, была решающей объективной помехой к распространению централизованного австрийского абсолютизма на Венгрию. В XVI-XVII вв. в центральной Венгрии проживали дворяне, подчинявшиеся турецкому правлению; на востоке же в Трансильвании в рамках Османской империи было создано автономное княжество под управлением местных венгерских правителей, многие из которых были кальвинистами. Любая попытка Вены уничтожить древние прерогативы венгерской аристократии всегда могла поэтому натолкнуться на союз венгров с турками; в то же время честолюбивые трансильванские правители в своих интересах постоянно подстрекали своих соотечественников на габсбургской территории против Хофбурга, часто с хорошо подготовленной армией в своем распоряжении и с целью создания великой Трансильвании. Поэтому прочность мадьярского партикуляризма была также обусловлена мощной поддержкой из-за османской границы, которая снова и снова позволяла дворянству «христианской» Венгрии привлекать военную помощь, превышавшую ее местные силы.
На XVII столетие—великую эпоху дворянского беспокойства и трансформации Запада с цепью аристократических заговоров и мятежей, также пришлось одно единственное упорное и успешное феодальное сопротивление усиливавшейся монархической власти на Востоке в рамках развивавшегося абсолютизма. Первый важный раунд борьбы имел место в период Тринадцатилетней (австро-османской) войны. Военные успехи Габсбургов против турок сопровождались религиозными преследо
ваниями и административной централизацией в завоеванных областях. В 1604 г., объединив мадьярское дворянство и разбойников гайдуков приграничья, в союзе с турками против имперских оккупационных сил восстал кальвинистский магнат Бочкаи; в 1606 г. Порта обеспечила себе выгодный мир, венгерская аристократия—религиозную терпимость Вены, а Бочкаи—княжескую власть в Трансильвании. В1619-1620 гг. новый трансильванский правитель Габор Бетлен извлек пользу из чешского восстания, вторгшись и захватив большую часть габсбургской Венгрии, в союзе с местными протестантскими землевладельцами. В 1670 г. Леопольд I подавил заговор магнатов и направил военные силы в Венгрию; там была ликвидирована старая конституция и навязана новая централистская администрация под руководством немецкого лейтенант-губернато- ра с экстраординарными трибуналами для вынесения приговоров. Вскоре, после 1678 г., началась борьба под руководством графа Имре Текели, и в 1681 г. Леопольд был вынужден отказаться от своего конституционного переворота и подтвердить традиционные мадьярские привилегии, как только Текели призвал на помощь турок. В определенное время прибыли турецкие армии, и началась знаменитая осада Вены (1683). В итоге в 1687 г. турецкие силы были полностью вытеснены из Венгрии, а Текели отправился в изгнание. Леопольд не был достаточно силен, чтобы восстановить прежний централистский режим gubernium,но теперь смог обеспечить принятие венгерским сословным собранием в Братиславе династии Габсбургов в качестве наследственной, а не избираемой, монархии в Венгрии и аннулирование права на сопротивление (Jus resistendi).Более того, австрийское завоевание Трансильвании в 1690-1691 гг. отныне окружило венгерское дворянство с тыла стратегическим блоком территорий, напрямую подчиненных Вене. Особые военные пограничные области, подчиненные Придворному военному совету (Hojkriegsrat),простирались от Адриатики до Карпат; в то же время турецкая мощь в дунайском бассейне к началу XVIII в. была истощена. Вновь завоеванные земли были распределены между удачливыми иностранцами-военными и избранным кругом венгерских господ, чья политическая лояльность была теперь укреплена огромными поместьями на востоке.
Тем не менее первая же возможность для вооруженного мятежа, предоставленная международным конфликтом, была полностью использована венгерским дворянством. В 1703 г. военные налоги и религиозные преследования вынудили крестьянство северо-запада восстать; используя это народное восстание, магнат Ференц Ракоши возглавил последний мятеж в союзе с Францией и Баварией, двойная атака которых на Вену была остановлена только битвой при Бленхейме. К1711 г. войска Габсбургов подавили восстание, и четыре года спустя венгерский землевладельческий класс впервые вынужден был согласиться с имперским налого-
обложением своих крепостных и созданием военных поселений в своих округах, в то время как за их пределами военные границы управлялись Придворным военным советом. Отныне Венгерская канцелярия была размещена в Вене. Но мирным договором в Затмаре традиционные социальные и политические привилегии венгерских землевладельцев были подтверждены: администрация страны осталась под их контролем[319][320]. После этого замирения следующие 150 лет больше восстаний не было; но в эпоху абсолютизма отношение объединившегося венгерского дворянства к династии Габсбургов было не похоже на отношения между любой другой восточной аристократией и монархией. Крайняя аристократическая децентрализация, закрепленная в средневековых законах и институтах, оказалась непреодолимой в степи (puszta).Австрийская основа имперской системы была слишком маленькой, чешская надстройка — слишком хрупкой, сопротивление венгерского общества слишком сильным, чтобы на Дунае появился типично восточный абсолютизм. Результатом стало блокирование любой окончательной строгости или единообразия в сложных государственных структурах, возглавляемых Хофбургом.
Через го лет после Пожаревацкого мира—высшей точки экспансии на Балканах и европейского престижа—габсбургский абсолютизм испытал унизительное поражение от своего гораздо меньшего соперника — Гогенцоллернов. Завоевание Пруссией Силезии во время войны за Австрийское наследство отобрало самую процветающую и промышленно развитую провинцию центральноевропейской империи: Бреслау превратился в ведущий коммерческий центр традиционных династических земель. Временно был потерян контроль над титулом императора, перешедшим к Баварии, и подавляющее большинство богемской аристократии переметнулось к новому баварскому императору. В конечном счете Богемия была возвращена; но десятилетие спустя австрийский абсолютизм был снова глубоко потрясен Семилетней войной, в которой, несмотря на альянс с Россией и Францией, подавляющее численное превосходство и колоссальные расходы, он не смог вернуть Силезию. Пруссия с казной, составлявшей Уз казны Австрии, и населением в ⅛от австрийского, дважды одержала победу над ней. Двойной шок ускорил решительные шаги реформ в габсбургском государстве в правление Марии Терезии, проводимые канцлерами Гаугвицем и Кауницем с целью модернизировать и обновить весь аппарат правительства25. Богемская
и австрийская канцелярии были слиты в единый орган, соответствующие апелляционные суды объединены, а отдельный законодательный порядок для чешского дворянства полностью отменен. Впервые налогами были обложены аристократия и клир обеих земель (но не Венгрии), их сословия были принуждены поступиться десятилетними доходами для содержания возросшей постоянной армии в юо тысяч солдат. Придворный военный совет был реорганизован и получил неограниченные полномочия по всей Империи. Был создан Высший государственный совет, чтобы интегрировать и направить механизм абсолютизма. Постоянные королевские чиновники — kreishauptmanner—были назначены в каждый округ Богемии и Австрии, чтобы осуществлять централизованную юстицию и управление. Таможенные барьеры между Богемией и Австрией были отменены, а в отношении иностранного импорта введены протекционистские тарифы. Закон ограничил трудовые повинности крестьян. Чтобы увеличить поступления в имперскую казну, неумолимо осуществлялись королевские фискальные полномочия. Была подготовлена организованная эмиграция для колонизации Трансильвании и Ваната. Однако вскоре меры Марии Терезии были превзойдены широкой программой дальнейших реформ, осуществленной Иосифом II.
Новый император эффектно нарушил австрийскую традицию, основанную преимущественно на фициальном клерикализме. Была провозглашена религиозная терпимость, отменены церковные владения, сокращено количество монастырей, регламентированы церковные службы, а университеты подчинены государству. Был введен новый уголовный кодекс, реформированы суды и отменена цензура. Государство всемерно поощряло светское образование, к концу правления примерно один из трех детей учился в начальной школе. Был разработан модернизированный курс обучения для подготовки хорошо образованных инженеров и чиновников. Гражданская служба стала профессиональной, а на ее должности назначались на основе заслуг, одновременно за ней осуществляла тайное наблюдение сеть полицейских агентов, созданная по прусской системе. Было прекращено управление налогообложением со стороны сословных собраний, впредь этим напрямую занималась монархия. Постоянно увеличивалось налоговое бремя. Ежегодные сессии сословных собраний были запрещены: теперь ландтаг мог быть созван только династией. Был введен рекрутский набор, а армия увеличилась почти до 300 тысяч солдат[321]. Тарифы неумолимо повышались, чтобы обеспечить управление внутренним рынком, в то же вре
мя были уничтожены городские цехи и корпорации, чтобы расширить свободную конкуренцию внутри Империи. Совершенствовалась транспортная система. Эти шаги были радикальными, но они не выходили за рамки обычных мер абсолютистского государства в эпоху Просвещения. Однако программа Иосифа этим не исчерпывалась. После серьезных крестьянских выступлений в Богемии в предшествующее десятилетие в 1781 г. серией уникальных для истории абсолютистской монархии декретов было отменено крепостничество и всем подданным гарантировано право на свободный брачный выбор, передвижение, работу, профессию и собственность. Крестьянам была предоставлена гарантия их собственности там, где они не обладали ею ранее, а дворянам запрещено захватывать крестьянские участки. Наконец, все трудовые повинности были отменены для крестьян, обрабатывающих землю (т. е. прикрепленных к земле), заплативших 2 флорина или больше годового налога, налоговые ставки уравнены и учреждены официальные нормы для распределения общего количества продукции для таких арендаторов: 12,2% в налогах для государства, 17,8% ренты и десятины в пользу господ и Церкви и 70% должно оставаться самим крестьянам. Несмотря на не слишком большой охват—чуть более Уь чешских крестьян смогли воспользоваться этим[322], - последняя мера угрожала крутыми переменами в общественных отношениях на селе и прямо била по жизненно важным экономическим интересам землевладельческой знати всей Империи. В среднем в тот период доля аграрного продукта, остававшегося в распоряжении производителя, составляла около зо%[323]; новый закон одним ударом уменьшал вдвое доходы, извлекаемые феодальным классом. Гневный протест аристократии был громким и всеобщим, подкрепленный повсюду саботажем и сопротивлением.
Тем временем централизм Иосифа II вызвал политические волнения в двух окраинах Империи. Городские корпорации и средневековые хартии отдаленных бельгийских провинций были растоптаны Веной; оскорбленные религиозные чувства, патрицианская враждебность и народный патриотизм соединились, чтобы породить вооруженное восстание, совпавшее по времени с Французской революцией. Еще более угрожающими были волнения в Венгрии. Иосиф II также был первым габсбургским правителем, силой интегрировавшим Венгрию в унитарные имперские рамки. Евгений Савойский убеждал династию превратить ее разнородные земли в организационное целое—ein Totum;этот идеал теперь наконец-то был методично воплощен. Все главные реформы Иосифа (церковная, социальная, экономическая и военная) были навязаны Вен
грии, несмотря на протесты венгерского дворянства. На Венгрию была распространена окружная бюрократия, и ей подчинена древняя окружная система; отменен фискальный иммунитет землевладельческого класса; введено королевское судопроизводство. К 1789 г. венгерские сословия были явно готовы к восстанию. В то же самое время потерпела неудачу внешняя политика монархии. Иосиф II дважды предпринимал попытки захватить Баварию, во второй раз предложив обменять ее на Бельгию; эта логичная и рациональная цель, достижение которой изменило бы стратегические позиции и внутреннюю структуру Австрийской империи, решительно повернув ее обратно на запад в Германию, была блокирована Пруссией. Примечательно, что Австрия не смогла пойти на риск войны с Пруссией по этому вопросу, даже после большого военного строительства в правление Иосифа II. Результатом стало возвращение австрийской экспансии на Балканы, где османские армии тотчас же нанесли несколько поражений императору. Конечная цель всей напряженной капитальной перестройки австрийского абсолютизма—восстановление его международного военного статуса—тем самым была сорвана. Правление Иосифа закончилось крушением иллюзий и поражением. Среди крестьян были непопулярны военные налоги и рекрутские наборы, инфляция привела к большим затруднениям в городах; снова была введена цензура[324]. Наиболее показательно, что отношения между монархией и аристократией достигли критической точки. Чтобы предотвратить мятеж в Венгрии, здесь отказались от централизации. Смерть Иосифа II стала сигналом для быстрой и общей феодальной реакции. Его преемник Леопольд II был вынужден немедленно отменить Земельные законы 1789 г. и восстановить политическую власть венгерского дворянства. Венгерские сословия законным образом отменили реформы Иосифа и прекратили налогообложение дворянских земель. Начало Французской революции и Наполеоновские войны объединили династию и аристократию всей империи, скрепив их в общем консерватизме. Уникальный эпизод слишком «просвещенного» деспотизма завершился.
Парадоксально, но возможным его сделала самая неразрешимая проблема австрийского абсолютизма. Огромной слабостью и ограниченностью Габсбургской империи являлось отсутствие какой-либо объединенной аристократии, чтобы образовать полностью служилую знать восточного типа. Однако именно этот общественный недостаток позволял «безответственную» свободу взглядов самодержавия Иосифа. Именно
из-за того, что землевладельческий класс не был встроен в аппарат австрийского государства так же, как в Пруссии и России, абсолютная монархия могла осуществлять программы, эффективно наносившие ему ущерб. Не имевшая корней ни в одной территориальной знати, которая обладала бы классовой сплоченностью, монархия могла получить недолговечную автономию, неизвестную ее соседям. Отсюда уникально «антифеодальный» характер указов Иосифа в сравнении с более поздними реформами других восточных абсолютистских режимов[325]. Инструментом королевского обновления в Габсбургской империи также выступала бюрократия, сильнее отчужденная от аристократии, чем в любой другой стране региона; она набиралась главным образом из верхушки немецкого среднего городского класса, в культурном и социальном отношении далекого от землевладельцев. Но относительная отчужденность монархии от разнородных землевладельцев своей страны также была причиной ее внутренней слабости. В международном отношении программа Иосифа завершилась полным фиаско. Внутри социальная природа абсолютистского государства неумолимо подтверждалась красноречивой демонстрацией недостаточности личной воли правителя, если он пошел против коллективных интересов того класса, который абсолютизм исторически должен был защищать.
Вот почему Австрийская империя вышла из Наполеоновских войн в качестве опоры европейской реакции, а Меттерних—главой монархической и клерикальной контрреволюции на континенте. Габсбургский абсолютизм медленно дрейфовал всю первую половину XIX в. Тем временем зарождавшаяся индустриализация породила новое городское население (рабочий класс и средний класс), а коммерческое сельское хозяйство распространялось с Запада на Восток с приходом новых культур (сахарной свеклы, картофеля, клевера) и ростом производства шерсти. Крестьяне были освобождены от личной зависимости, но все еще повсюду в Империи подчинялись наследственной юрисдикции своих помещиков и почти везде несли тяжелые трудовые повинности в пользу знати. В этом отношении наследственное крепостное право (Erbuntertdnigkeit) традиционного типа все еще господствовало почти на 8о% территории Империи, включая все основные области Центральной Европы: Верхнюю Австрию, Нижнюю Австрию, Штирию, Каринтию, Богемию, Моравию, Галицию, Венгрию и Трансильванию; a robot(крестьянин, обязанный нести повинности) оставался главным источником труда в аграрной экономике[326]. В 1840-е гг. типичный немецкий или славянский крестья
нин все еще удерживал только около 30% своей продукции после уплаты налогов и обязательных платежей. В то же время все больше землевладельцев понимали, что средняя производительность наемного труда намного выше, чем принудительный труд тоЬоГов, и стремились перейти к первому; статистически это изменение взглядов основывается на их согласии произвести коммутацию барщины по цене значительно меньшей, чем минимальная оплата за равный наемный труд[327][328]. Одновременно увеличившееся количество безземельных крестьян переезжало в города, где многие из них становились городскими безработными. Теперь, в после- наполеоновскую эпоху, неизбежно поднималось национальное самосознание: сначала в городах, а позднее и в деревне. Политические требования буржуазии вскоре стали больше национальными, чем либеральными; Австрийская империя превратилась в «тюрьму народов».
Эти накопившиеся противоречия смешались и воспламенили революции 1848 г. В конце концов, династия подавила городские восстания и национальные выступления во всех землях. Но крестьянские выступления, которые придали революциям их массовость, можно было усмирить, только удовлетворив основные требования деревни. Собрание 1848 г. выполнило эту обязанность за монархию, прежде чем оно было разогнано победой контрреволюции. Феодальная юрисдикция была отменена, уничтожено разделение земли на крестьянскую и господскую; всем держателям земли была гарантирована равная безопасность их собственности, и формально отменены феодальные повинности: трудовые, натуральные или денежные, с возмещением господам, одна половина которых должна была быть уплачена держателем земли, а другая — государством. Австрийский и чешский землевладельческий класс, уже знавший блага свободного труда, не противостоял этому решению: его интересы были щедро удовлетворены путем компенсационных статей, проведенных несмотря на сопротивление крестьянских представи- телей33. Венгерское сословное собрание под руководством Кошута отменило повинности даже на более выгодных условиях для дворянства: компенсация в Венгрии полностью выплачивалась крестьянами. Аграрный закон от 7 сентября 1848 г. гарантировал господство капиталистических отношений в деревне. Земельная собственность стала еще более сконцентрированной, так как мелкое дворянство продавало ее, а бедные крестьяне стекались в города, в то время как крупные знатные магнаты увеличивали свои латифундии и рационализировали управление и производство за счет компенсационных фондов. Ниже их, особенно в австрийских землях, формировался слой зажиточных крестьян
(Grossbauern),но с приходом капиталистического сельского хозяйства распределение земли, возможно, было более поляризованным, чем когда-либо. В 186о-е гг. о,16% имений в Богемии — крупных магнатских поместий—покрывали 34% земли[329][330].
Теперь все более капиталистическое сельское хозяйство подпирало габсбургскую политическую систему. Однако абсолютистское государство вышло нереконструированным из тяжелых испытаний 1848 г. Либеральные требования гражданских свобод и избирательных прав выполнены не были, национальные устремления подавлены. Феодальный династический порядок пережил «весну народов» Европы. Но его способность к активной эволюции или адаптации была утеряна. Австрийские аграрные реформы были заслугой недолговечного революционного собрания, а не инициативой королевского правительства, в отличие от прусских реформ 1808-1811 гг.; Хофбург лишь признал их после событий. Точно так же военное поражение наиболее мощного национального восстания в Центральной Европе, создавшего отдельное государство венгерских дворян, с утверждением собственных министров, бюджета, армии и внешней политики, которое снова было бы связано с Австрией лишь «личной унией», - было заслугой не австрийских, а русских армий (мрачный повтор династических традиций). Отныне габсбургская монархия становилась все более и более пассивным объектом событий и конфликтов за ее пределами. Хрупкая реставрация 1849 г. позволила ей на короткое десятилетие достичь давно задуманной цели полной административной централизации. Система Баха ввела единую бюрократию, законодательство, налогообложение и таможенную зону во всей Империи; в Венгрию были введены гусары, чтобы заставить ее подчиниться. Но стабилизация такой централистской автократии была невозможна; она была слишком слаба в международном отношении. Поражение от Франции при Сольферино и потеря в 1859 г. Ломбардии потрясли монархию столь сильно, что потребовалось внутриполитическое отступление. Жалованная грамота 1861 г. разрешила непрямое избрание провинциальными ландтагами имперского парламента, или рейхсрата (имперского совета), по четырем куриям, с ограниченным избирательным правом и гарантией немецкого превосходства. Имперский совет не имел контроля над министрами, рекрутскими наборами или сбором существующих налогов; он был беспомощным и существовал символически, не сопровождаемый какой-либо свободой прессы или даже иммунитетом депутатов35. Мадьярское дворянство отказалось принять это, и в Венгрии было восстановлено полное военное правление. Пораже
ние, нанесенное Пруссией при Садовой, еще больше ослабившее монархию, через шесть лет уничтожило этот временный режим.
Вся традиционная структура абсолютистского государства теперь подверглась неожиданному и резкому удару. В течение трех столетий старейшим и самым грозным врагом габсбургского централизма всегда было венгерское дворянство —самый непреклонно партикуляристский, солидарный в культурном отношении и репрессивный в социальном плане землевладельческий класс Империи. Окончательное изгнание турок из Венгрии и Трансильвании в XVIII в., как мы видели, временно прекратило венгерскую нестабильность. Но следующие сто лет, период очевидной политической интеграции Венгрии в Австрийскую империю, стали, в действительности, подготовкой окончательной и впечатляющей смены ролей. Отвоевание оттоманской Венгрии и Трансильвании, а также освоение и колонизация огромных пространств на востоке решительно увеличили экономический вес венгерского правящего класса внутри Империи в целом. Крестьянская миграция на центральновенгерскую равнину вначале стимулировалась выгодными владениями; но как только она была снова заселена, немедленно усилилось давление землевладельцев, господские имения увеличивались, а крестьянские участки отбирались[331][332]. Сельскохозяйственный бум эпохи Просвещения, несмотря на дискриминационную тарифную политику Вены37, весьма обогатил большую часть дворянства и заложил основы магнатских состояний, которым не было равных. Исторически, дворянство, имевшее владения в Чехии, было самым богатым в габсбургских владениях; к XIX в. это было уже не так. Семья Шварценбергов могла владеть 479 тысячами акров в Чехии; а семья Эстергази обладала 7 миллионами акров в Венгрии38. Таким образом, самоуверенность и агрессивность мадьярского землевладельческого класса в целом, как мелкого дворянства, так и магнатов, постепенно усиливалтсь новым увеличением их владений и ростом их значимости в центрально-европейской экономике.
И все же в XVIII — начале XIX в. венгерская аристократия никогда не допускалась в высший совет габсбургского государства; ее всегда держали на расстоянии от имперского политического аппарата. Ее оппозиция Вене оставалась самой большой внутренней опасностью для династии; революция 1848 г. показала ее характер, когда она одновременно навязала более жесткое аграрное законодательство для крестьян, чем
могла себе позволить австрийская и чешская аристократия, и в то же время успешно сопротивлялась карательным королевским войскам, пока не была разгромлена экспедицией, направленной против нее царем. Поэтому по мере постепенного ослабления австрийского абсолютизма в результате последовавших одна за другой внешнеполитических катастроф и постепенного усиления народного движения в Империи династию логично и неумолимо влекло в объятия к ее наследственному врагу—самому агрессивному феодальному дворянству, оставшемуся в Центральной Европе, единственному земельному классу, способному оказать ей поддержку. Победа Пруссии над Австрией в 1866 г. обеспечила приход господства Венгрии в Империи. Чтобы избежать распада, монархия приняла формальное партнерство. Дуализм, который создал в 1867 г. «Австро-Венгрию», обеспечил мадьярскому землевладельческому классу полную внутреннюю власть в Венгрии с собственным правительством, бюджетом, собранием и бюрократией, сохранив лишь общую армию и внешнюю политику, а также возобновляемый Таможенный союз. В то время как в Австрии монархия вынуждена была даровать гражданское равенство, свободу слова и светское образование, в Венгрии дворянство не делало таких уступок. Отныне венгерская знать представляла воинствующее и деспотическое крыло аристократической реакции в Империи, которое все больше господствовало в кадровом составе и политике абсолютистского аппарата самой Вены39.
Что касается Австрии, то политические партии, общественная агитация и национальные конфликты постепенно подрывали жизнеспособность самодержавного правления. Через 40 лет, в 1907 г., в разгар городских забастовок и народных откликов на русскую революцию 1905 г, династия была вынуждена разрешить всеобщее избирательное право мужчин в Австрии. В Венгрии землевладельцы твердо удерживали свою классовую монополию на право голосовать. Таким образом, Австрийская империя так и не смогла преобразоваться, как это сделала Германская империя, в капиталистическое государство. Когда началась Первая мировая война, в ней все еще не было парламентского контроля за имперским правительством, не было премьер-министра, не было единой
39 Единственным исключением была армия, высший командный состав которой оставался в основном австрийским вплоть до Первой мировой войны. Но, как мы видели, институциональная значимость военных учреждений австрийского государства была ниже среднего в абсолютистских государствах. Генеральный штаб сыграл фатальную роль в августовском кризисе 1914 г., но после первых военных поражений генштаб был отодвинут на задний план (в противоположность возвышению его германского аналога в Берлине), в то же время, как только началась война, политическое влияние венгров в Вене заметно усилилось.
ЗО4
системы выборов. Имперский совет «не имел никакого влияния на политику, а его депутаты не имели надежд на государственную карьеру»[333][334]. Свыше 40% населения—жители Венгрии, Хорватии и Трансильвании — были исключены из системы тайного голосования или всеобщего избирательного права для мужчин; для тех 6о%, кто обладал этим правом в австрийских землях, оно оставалось номинальным, так как их голоса не влияли на государственные дела. По иронии судьбы, несмотря на вопиющие подтасовки, самый влиятельный электорат и ответственное министерство существовали в Венгрии, но только потому, что оба были ограничены рамками землевладельческого класса. В основном, конечно, Австрийская империя была разрушающейся противоположностью буржуазного национального государства; она представляла собой полное отрицание принципов капиталистического политического порядка в Европе. Ее германский конкурент достиг структурной трансформации, как раз руководя национальным строительством, что было отвергнуто Австрийским государством. Противоположная направленность общественной эволюции каждого из двух абсолютистских режимов имела соответствие в их геополитической эволюции. В течение XIX столетия Прусское государство медленно, но неумолимо двигалось на запад, вместе с индустриализацией Рура и капиталистическим развитием Рейнлан- да. Австрийское государство в ту же эпоху двигалось в противоположном направлении, на восток, с растущим влиянием Венгрии, последнего прибежища идеологии крупных землевладельцев. Соответственно последним приобретением династии стала самая отсталая территория во всей Империи—балканские провинции Босния и Герцеговина, захваченные в 1909 г., где традиционное крепостное право местных крестьян (кметей) никогда серьезно не изменялось1. Начало Первой мировой войны привело к завершению траекторию австрийского абсолютизма: германские армии сражались в битвах, а венгерские политики определяли ее дипломатию. В то время как прусский генерал Маккензен командовал на поле боя, мадьярский лидер Тиса стал канцлером Империи. Поражение разрушило тюрьму народов до основания.
6.
Еще по теме АВСТРИЯ:
- 25) Россия в Первой Мировой войне (1914-1918 гг.)
- (20) Россия в условиях мировой войны и общенационального кризиса.
- 28. Внешняя политика России во второй половине XIX в.
- МЕЖДУНАРОДНЫЕ ПРОТИВОРЕЧИЯ В ЕВРОПЕ
- 20. Политический кризис власти в годы. Первой мировой войны. Февральская буржуазно-демократическая революция.
- 28. Отечественная война 1812г. Причины войны, соотношение сил и план сторон. Хронология военных действий. Выдающиеся полководцы. Партизанское движение. Разгром армии Наполеона. Итоги и истор. значение Отечеств. Войны
- 21)
- 17. Внешняя политика России в первой четверти ХVIII в.
- 59) Основные направления внешней политики СССР в 1953-64
- ПЕРВАЯ МИРОВАЯ ВОЙНА. ПОЛИТИЧЕСКИЙ КРИЗИС В РОССИИ И ВЫХОД ЕЕ ИЗ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ.
- 32) Основные направления внешней политики России во 2-ой половине 19в
- 27) Основные направления и результаты внешней политики России во второй половине ХIX в. Русско-турецкая война 1877–1878 гг. (25)
- Россия в первой мировой войне.(СОБЫТИЯ 1915–1916 ГГ.)
- 22. Внешняя политика России во второй половине ХIX века. Русско-турецкая война 1877–1878 годов. (22)
- 15. Взаимоотношения России со странами Западной Европы в эпоху нового времени.