Глава 6 Федерализм и сепаратизм в межреволюционный период сквозь призму просветительской идеологии

Революция XVIII в. дала мощный импульс развитию США. Ее идеология стала основой единства американской нации. Она строилась на европейских по происхождению ценностях Просвещения. Таково, в частности, представление о естественных и неотъемлемых правах человека, равно принадлежащих каждому.

Американская революция расчищала путь для формирования рыночной модели либеральной демократии, становления буржуазного общества и государства, в котором личности-индивидууму предоставлены самые широкие возможности для развития энергии, предпринимательства, реализации стремления к обогащению. Востребованными остаются идеи А. Смита о свободной рыночной экономике, изложенные в его классическом труде «Исследование о природе и причинах богатства народов» (1776 г.) и Б. Франклина об индивидуалистическом стремлении к богатству: «Пахарь, стоящий на ногах, выше джентльмена, стоящего на коленях»^[964].

Время между Войной США за независимость и Гражданской войной является чрезвычайно важным для молодого государства. В этот период происходят сложные социально­экономические, политические, демографические и этнокультурные процессы. Они не только влияли на состояние и содержание общественного мнения, но и находили в нем свое отражение, давая импульс к активной деятельности людей во всех сферах жизни социума. Превалирующими оставались идеи протестантской этики, английской просветительской парадигмы, ориентированной на свободу деятельности индивидуума.

В США складывался особый тип американца - человека предприимчивого, трудолюбивого и расчетливого, не склонного к унынию, способного разрешать любые трудности, формирующего самого себя и свою судьбу (self-made man). Крайний индивидуализм, который так емко был описан в работах философа XIX. Ральфа Уолдо Эмерсона (1803-1882), был еще одним определяющим элементом, поскольку превыше всего американцы ценили и ценят тех людей, которые всего достигли самостоятельно, своими собственными усилиями. Другой известный философ Генри Дэвид Торо (1817-1862) в американском национальном характере на первое место ставил изобретательность и практическую сметку американцев, которые позволят им не только догнать, но и превзойти свою бывшую метрополию - Англию. «Ни один народ не может долго оставаться провинциальным, если имеет, подобно янки, склонность к политике и к бережливости, легок на подъем и обгоняет старую родину разнообразием своих изобретений. Одно лишь обладание практической сметкой и применение ее - вот надежный и быстрый способ приобрести и культуру, и независимость»^[966].

В межреволюционный период остается весьма заметным влияние английских просветителей, наравне с теоретическими трудами «отцов-основателей», особенно Т. Джефферсона, Дж. Мэдисона, А. Гамильтона, Б. Франклина. В американском обществе оказываются востребованными такие важнейшие положения английского Просвещения, как оптимизм, практицизм, умеренность, повышенный интерес к экономике, достижениям науки и техники, вера прогресс и в созидательность реформ, тяга к развитию и совершенствованию образования^[967].

В это время совершается модернизация и трансформация всех сфер жизни американцев, становление государственности, консолидация нации, формирование национальной идентичности, развитие новой ментальности.

Если в 1780 г. население США составляло 2,8 млн чел., то по данным первой федеральной переписи населения, проведенной в 1790 г., оно уже равнялось 3,9 млн чел., а к 1800 г. возросло до 5,3 млн чел. К 1860 г. численность населения достигла 31,5 млн. чел., такой прирост осуществлялся, в том числе и за счет массовой иммиграции. В 1790 г. в составе населения преобладали выходцы с Британских островов, но были также представители других европейских национальностей (немцы, французы, голландцы, швейцарцы). Этнический состав населения фактически оставался неизменным вплоть до наплыва немецких и ирландских иммигрантов после «великого ирландского голода» 1845-1849 гг. и поражения европейских революций 1848-1849 гг. В 1840-1860 гг. в США переселилось 4 442 000 чел.^!968]

В 1790 г. африканцы составляли примерно пятую часть всего населения. Во время Войны за независимость в большинстве штатов ввоз рабов из Африки был запрещен или ограничен, и в 1808 г. Конгресс законодательно закрепил этот запрет. Тем не менее, подпольная работорговля процветала еще долгие годы. По разным данным в период с 1808 по 1860 г. в США было нелегально ввезено от 270 тыс. до 500 тыс. черных рабов^!—^].

Во время революции рабы в большинстве северных штатов обрели свободу, однако им редко удавалось получить все гражданские права. Накануне Гражданской войны афроамериканское население США было довольно значительным, и составляло около 4,5 млн. чел. Из них на Севере проживало 340 тыс. чел.

Таким образом, в США складывались самые различные этнокультурные и социальные общности. В устойчивой сфере традиций, обычаев, норм общения под воздействием ряда новых факторов они должны были либо сохранить свою стабильность в определенных областях жизни социума (напр., мораль, обычное право, культурные стереотипы), или пережить процесс трансформации и ассимиляции.

B. В. Согрин^!971]. Так, В.В. Согрин полагает, что для американской цивилизации характерен следующий набор архетипов и факторов развития: англосаксонский архетип, либерально-капиталистический индивидуализм, демократия, равенство возможностей, подвижной фронтир, массовая иммиграция, мессианство^!972]. Как видим многие характерные черты американского общества формировались под влиянием ценностей Просвещения, а затем воспринявшей эти ценности либеральной идеологии.

Время конца XVIII - первой половины XIX вв. было драматичным и переломным в жизни страны.

Северо-Востоке начинается промышленный переворот, определивший особенности этого региона^!—^]. Гораздо меньше капиталистическая модернизация затронул рабовладельческий Юг, где с изобретением хлопкоочистительной машины укрепилось плантационное рабство. В экономике США происходило одновременное развитие капитализма «вглубь» на Северо- Востоке (к 1860 г. в этом районе страны производилось 2/3 промышленной продукции всей страны) и «вширь», на вновь осваиваемых территориях Запада, что впоследствии нашло свое отражение в творчестве писателя-романтика Дж. Ф. Купера и в особой концепции «фронтира» историка Ф. Тернера^!—^].

На протяжении десятилетий спецификой США, по мнению историка Ф. Тернера, было формирование трех основных географических и социально-экономических регионов: промышленный Северо-Восток, аграрные Запад и Юг. Что касается южного региона, то его особая идентичность определялась не столько географическим и климатическим фактором, сколько наличием плантационной системы хозяйства и существованием негритянского рабства. В 1830-1860-е гг. этот регион обособляется, здесь развивается особый вариант цивилизационного пути Америки. Другой особенностью была сохраняющаяся многоукладность экономики. Северо-Восток становился ведущим промышленным центром страны, на Юге при господстве плантационной рабовладельческой системы развивались также небольшие рабовладельческие фермы, на огромных территориях Северо-Запада сосуществовали патриархальное фермерское хозяйство и мелкотоварное капиталистическое производство. Существенная диверсификация социально-экономических условий различных регионов страны могла быть преодолена только с ликвидацией рабства.

В межреволюционный период происходит формирование и развитие основных политических институтов страны. Заложенные Конституцией просветительские идеалы: республиканизм, разделение властей, демократические права и свободы наполнялись по мере развития страны реальным и сложным содержанием.

На протяжении всего межреволюционного периода происходило диалектическое противостояние централизма и сепаратизма, проверялась устойчивость самого принципа федерализма, способность американского союза штатов противостоять центробежным тенденциям.

Ранняя республика в США все же в недостаточной степени изучена в отечественной историографии, в то время как это - наиболее важный период в истории страны, когда на практике воплощались в жизнь положения федеральной Конституции 1787 г.

Укреплялся институт президентства, в 1789 г. прошли первые президентские выборы. На безальтернативной основе был избран виргинский плантатор, герой Войны за независимость, 57-летний Джордж Вашингтон (1732-1799), ставший впоследствии человеком-символом, «первым в войне, первым в мире и первым в сердцах соотечественников». Он заложил прецедент пребывания в президентской должности два срока подряд, которому следовали все президенты США до Ф.Д. Рузвельта. Для придания должности президента должного авторитета очень пышно прошли празднества в связи с переносом столицы в Нью-Йорк^!—^]и инаугурацией первого президента. Они были отмечены колокольным звоном, парадами и банкетами. Конгресс всерьез обсуждал формулу обращения к президенту, предлагая такие формулировки: «Ваше Высочество Президент Соединенных Штатов и Защитник их Свобод» «Ваше Превосходительство» или «Ваше избранное Величество». Остановились на более простом: «Господин Президент».

Первая инаугурационная речь Вашингтона вполне отражала основные просветительские идеи. В ней он особо подчеркнул важность идеи стабильности «свободного», «единого и эффективного» правительства, которому не должны мешать «никакие местнические предубеждения или привязанности, никакие особые точки зрения или партийные страсти». Также он отметил, что «сохранение священного огня свободы и участь республиканской модели правления справедливо считаются зависящими от эксперимента, вверенного в руки американского народа»^!—^].

В знаменитом «Прощальном послании» Дж. Вашингтон^[—1еще раз обратился к просветительским идеалам республиканизма, взаимосвязи политики и морали, отмечая вполне в духе классического республиканизма, что для Америки характерны добродетель, трудолюбие, трезвый образ жизни и патриотизм. Он подчеркнул, что общая борьба за независимость, общие политические принципы, независимость и свобода требуют «бережно хранить и защищать общий союз»^[—^]. Он доказывал важность и необходимость федерализма, считая, что он является гарантией защиты от внешнего врага и внутренних конфликтов: «.все части нашей страны, осознавая таким образом прямую и особую заинтересованность в союзе, все они вместе не могут не обнаружить в единой массе средств и усилий более убедительную силу, более убедительные возможности и соответственно более надежные гарантии защиты от внешней опасности. что неизмеримо более ценно, должны извлечь из Союза гарантию от тех свар и войн между собой, которые столь часто поражают соседние страны, не объединенные едиными правительствами, и вызвать которые могло бы одно лишь соперничество между ними, но которые противостоящие иностранные альянсы, привязанности и интриги поощряли бы и ожесточали»^[—^].

В этом документе говорилось о необходимости изживать «партийные распри», коррупцию, экономно расходовать государственные средства, избегать содержания большой постоянной армии, придерживаться в отношениях с иностранными государствами политики нейтралитета. Осуждая партийные раздоры, он утверждал, что доминирование частного, партийного интереса над всеобщим благом «открывает дверь иностранному влиянию и коррупции, которые под прикрытием партийных разногласий легко находят доступ к правительству»^[—^].

Джордж Вашингтон становится человеком-символом для последующих президентов. Распространенным политическим стереотипом было представление большинства избирателей о том, что президентом должен избираться человек непременно пожилого возраста, убеленный сединами, умудренный жизненным опытом. В основе этого, несомненно, лежал архетип Дж. Вашингтона, первого президента США, избранного на этот пост в 57 лет. Кроме того, ряд его имиджевых характеристик потом как бы примеривался на всех последующих президентов: виргинский джентльмен, фермер-плантатор, генерал - «спаситель нации», «отец народа». В первом президенте, по замыслу создателей американской политической системы, должен был воплотиться не просто архетип европейского монарха, а «король-патриот» Г. Болингброка, стоящий над партиями и руководствующийся лишь благом отчизны^[—^]. Не случайно вслед за Вашингтоном избирались один за другим виргинские плантаторы-джентльмены^[—^], шла череда «философов на троне» в лучшем стиле Просвещения: теоретики конституционализма, законодатели и т. д.

Укреплению центростремительных тенденций в механизме нового государственного аппарата способствовало усиление роли Верховного суда. Новые, по существу не заложенные в Конституции функции определения легитимности принятых законов и решений, по существу конституционного контроля, возлагает на себя при Джоне Маршалле (1755-1835) ^[983]Верховный суд страны. В 1819 г. Верховный суд США подтвердил приоритет федерального права в деле Маккулох против штата Мэриленд (McCulloch v. Maryland), но этот важнейший принцип федерализма не мог сам по себе предотвратить опасность распада американской федерации.

Расширяется роль и влияние Конгресса, особенно в связи с широкой гласностью в освещении его дебатов.

Новым и постоянным элементом в жизни страны становятся политические партии. Формируется первая партийно-политическая система: федералисты во главе с А. Гамильтоном и бывшие антифедералисты, принявшие название республиканцев^[—^]во главе с Т. Джефферсоном и Дж. Мэдисоном, покинувшим ряды федералистов. Двухпартийная система и наличие парламентской оппозиции были характерны для политической системы Великобритании. Признавая на практике необходимость существования партий тори и вигов, английские просветители очень критично оценивали их деятельность^[—^]. Партийные распри, на взгляд писателя и политика Ричарда Стиля, не только разрушают добродетель и разум людей из-за «варварского» отношения одной партии к другой, но и вселяют в англичан враждебность, растравляют их души, передавая эти чувства и предубеждения потомкам^[986]. Нелестными эпитетами наделял политические партии Джордж Севиль Галифакс, который

сам долгое время возглавлял деятельность вигов. «Партии в государстве подобны пиратам, маскирующимся в фальшивые наряды, - писал он в трактате «Государственные принципы». - Они выдвигают требования о народном благе, а в действительности преследуют свою реальную выгоду »^!987]. В памфлете «Мысли и рассуждения о политике» он утверждал, что «партийная вражда разделила мир на два лагеря». Представители каждой из партий, по его мнению, забывают обо всем на свете, кроме самих себя. Существование двухпартийной системы, по мнению, английских просветителей, способствовало процветанию коррупции. Болингброк считал, что партии «ратуют за первое как за средство правления, достойное похвалы, и за второе - я имею в виду продажное, скрытое прихлебательство, - как за неотъемлемую часть нашей конституции», - писал он в «Рассуждении о партиях». В качестве противодействия подобным негативным явлениям в политической жизни общества просветитель предлагал создать оппозиционную партию. Подробно данный вопрос был рассмотрен им в работе «Письма о патриотизме». «Всем, кто стремится к разрушению конституции, кто преследуем лишь честолюбием и корыстолюбием, жаждет власти и личного обогащения. следует оказывать сопротивление, пока это еще возможно, и они окончательно не погрязли в пороках», - писал Болингброк^!—^].

Для американских лидеров первого поколения было характерно критическое отношение к партиям, их особым структурам, фракционной борьбе, связанное во многом с наследием английских просветителей.

В период ранней республики и позднее в США на партии смотрели с большим недоверием, что было созвучно английской просветительской мысли, тем более, что позиции федералистов и джефферсоновских республиканцев кардинально различались, а борьба между ними была довольно ожесточенной, когда нелицеприятная критика, не всегда справедливая, переходила на личности лидеров. Различия в позициях партий находили свое выражение в предполагаемой альтернативности путей развития страны, преимущественно торгово-промышленном (гамильтоновская программа) или аграрном, фермерском и плантаторском (джефферсоновская программа)^!—^].

И Гамильтон, и Джефферсон обладали четкими представлениями об экономическом будущем своей страны. Гамильтон являлся решительным противником концепций laissez-faire и свободного рынка, которые в конце XVIII в. отстаивал великий английский экономист Адам Смит. Министр финансов США склонялся к меркантилизму и считал, что государство должно ограждать отечественную промышленность от иностранной конкуренции и поощрять важнейшие отрасли производства. Он подчеркивал пагубность экономической зависимости от иностранных государств и обосновывал необходимость развития отечественной промышленности.

Совершенно иным видел экономическое будущее США Джефферсон. Государственный секретарь следовал учению французской экономической школы физиократов. Теоретики этой школы (Кенэ, Мирабо-старший, Тюрго, Дюпон де Немур и др.) видели единственный источник национального богатства в сельском хозяйстве. Некоторые историки, впрочем, возводят экономические взгляды Джефферсона к учению английского экономиста Адама Смита, который также считал земледелие самой выгодной сферой применения капитала. И Адам Смит, и физиократы были противниками всяких ограничений во внешней торговле. Республиканцы также полагали, что США должны отказаться от протекционистских тарифов на импортную продукцию. Джефферсон представлял себе США чисто аграрной страной, где преобладало бы мелкое фермерское хозяйство. «Поскольку у нас есть земля, на которой можно трудиться, пусть никогда наши граждане не становятся к станку и не садятся за прялку», - заявлял государственный секретарь. Он считал, что промышленное развитие неизбежно приведет к имущественному расслоению и появлению пролетариата, лишенного собственности и потому угрожающего стабильности общества. Джефферсон утверждал, что в условиях США, с их практически неисчерпаемым фондом свободных земель, промышленности всегда будет не хватать рабочих рук. Поэтому мануфактуры здесь не только были нежелательны, но и не могли нормально развиваться, так что защищать и поощрять их было нелепо. В конце концов, снабжать американский рынок мануфактурной продукцией можно было за счет импорта. «Пусть наши фабрики будут в Европе», - говорил Джефферсон^!—^]. Будь эта программа реализована, Соединенные Штаты, вероятно, так и остались бы сырьевым придатком европейских держав.

Будущее, однако, было за программой его соперника: уже с января 1790 г. энергичный министр финансов приступил к реализации целой системы мер, вошедших в историю США

под названием гамильтоновской системы. Ее основы были изложены в трех самых известных «докладах» Гамильтона: «Об общественном кредите» (январь 1790), «О национальном банке» (декабрь 1790) и «О мануфактурах» (декабрь 1791)^!—^].

Партия федералистов полагала необходимым уравновесить влияние демократически настроенных народных масс влиянием элиты. Наиболее консервативные из них, в частности Джон Адамс, полагали, что народ вообще не должен участвовать в управлении государством - политическая активность широких масс должна быть ограничена выборами. Республиканцы выступали за укрепление демократических элементов управления и за возможно более активное участие народа во власти. Правда, во многом демократизм республиканских лидеров был ограниченным. Особенно это касается вопроса о рабстве. Джефферсон был рабовладельцем и не освободил своих рабов даже по завещанию. Гамильтон же был одним из основателей нью-йоркского общества по уничтожению рабства. Членами антирабовладельческих обществ были и многие другие федералисты^!—^].

Противоположными были позиции двух партий по политико-правовым вопросам. В политической теории республиканцев президенту отводилась лишь одна функция - проведение законов в жизнь. Самым сильным органом в системе разделения властей они мечтали видеть Палату представителей Конгресса. При этом они желали ослабить и федеральную власть в целом. По мнению Джефферсона, основной сферой компетенции федерального правительства должна была быть внешняя политика и внешняя торговля. Внутриполитические проблемы он оставлял штатам. «Лучшее правительство то, которое правит меньше», - заявлял идеолог республиканцев. В сфере конкретной политики республиканская партия отстаивала права штатов, стремилась свести к минимуму федеральные налоги и вообще вмешательство государства в экономику.

Федералисты, напротив, стремились к максимальной централизации США и к предельному усилению федеральной власти. Роль президента в их политической теории была огромной, ибо, по их убеждению, именно от эффективного функционирования исполнительной власти зависела эффективность правительства в целом^!—^]. Уже в 1790-х гг. партии из простых парламентских фракций начали превращаться в массовые организации. Каждая из них обзавелась собственным печатным органом. Федералистский курс проводила «Gazette of the United States». «National Gazette» была рупором республиканцев. На их страницах велась настоящая газетная война, используя слухи и сплетни. Так, в газете «Aurora» новостные колонки с 1794 г. вел (под скромной подписью «от корреспондента») Дж. Т. Каллендер, настоящий папарацци своей эпохи. Именно он вытащил на свет скандальный адюльтер А. Гамильтона с Марией Рейнольдс и связь Т. Джефферсона с рабыней Салли Хеммингс (первый из этих скандалов «Aurora» подробно осветила, второй - нет)^!—^].

Серьезным кризисом, ожесточившим межпартийную борьбу и всколыхнувшим прессу Соединенных Штатов в 1795-1796 гг., стал договор Джея с Великобританией^!—^]. Большинство американских исследователей считают, что противоречия между федералистами и республиканцами не являлись непреодолимыми, их конфликт не переходил за рамки либеральной традиции, поскольку партии не посягали на такие основы американского общества, как собственность и свобода^!—^]. Особенно эта позиция близка историкам школы «консенсуса». Противоположной позиции придерживался известный историк Р. Хофстедтер, считавший конфликт партий в конце XVIII в. настолько глубоким, что возникла угроза единству страны^!—^].

Вторым президентом США (1797-1801) был избран Джон Адамс (17351826). В его правление обострилась межпартийная борьба, особенно по вопросам внешней политики в связи с войнами революционной Франции в Европе. Федералисты придерживались проанглийского курса, республиканцы - профранцузского^!—^]. События Великой французской революции обостряли борьбу партий. Если для Джефферсона французская революция была связана с возрождением традиций и «духа 1776 года», то для федералиста Фишера Эймса, представителя «Эссекской хунты» в Конгрессе она представлялась «смертельным ядом, который отравляет наш мир»^!—^]. Он заявлял: «С самого начала французская революция была враждебна всем правам справедливости, миру и порядку в обществе, поэтому само ее существование представляет вызов всему цивилизованному миру»^!1000]. Большое влияние на умеренное крыло федералистов оказывают идеи Э. Бёрка, в особенности его памфлет «Размышления о революции во Франции»^!1001]. Книга английского мыслителя была в определенной мере разрывом с классическим Просвещением, недаром,

наиболее ненавистным философом Бёрк считает Ж.Ж. Руссо: «Руссо - их (депутатов Национального собрания. - Т.А.) канон священного писания, в своей жизни он для них Поликлет^[^^02], в общем - совершенный образец для подражания»^[^^03]. В поддержку идей Э. Бёрка выступил вице-президент Джон Адамс, опубликовавший в газетах серию статей под общим названием «Рассуждения о Давиле». В этом сочинении он защищал власть собственников в противовес неимущим. Если «власть отдать в руки тех, у кого нет собственности», то это будет равносильно передаче «ягненка на попечение волка»^[^^04].

С критикой Бёрка выступил Томас Пейн, написавший свою знаменитую работу «Права человека»^[1005]. На публикации памфлета Пейна в США настоял Томас Джефферсон, в предисловии к американскому изданию^[^^06]он написал: «Я чрезвычайно удовлетворен, что он будет напечатан у нас, и что, наконец, публично будет дан ответ распространяемым среди нас политическим ересям. Я не сомневаюсь, что наши граждане вновь объединятся вокруг знамени “Здравого смысла”»^[1007].

Отношения США и Франции обострились в 1798 г. 18 января был издан декрет, согласно которому французская Директория объявляла нейтральные суда с английским грузом на борту законным призом. В ноябре того же года между двумя республиками началась так называемая «квази-война», состоявшая в основном из стычек на море. Было объявлено о наборе армии из 10 тыс. добровольцев; активно строились боевые суда (к концу 1798 г. их было уже 14)^[^^08].

«Gazette of the United States» и другие федералистские газеты создавали фразы-штампы, относящиеся к этой стране: «оскорбления и ущерб» (insults and injuries), нанесенные США; «дипломатическое искусство» (diplomatic skill) французского правительства, под которым подразумевалось умение создавать агентов влияния; «пятиглавое чудовище» (five-headed monster) как обозначение Директории, и т. п. Постоянные эпитеты применялись также к французским политическим и военным деятелям: «бесчеловечный» (inhumane) Баррас, «алчный» (rapacious) Мерлен, «мясник» (butcher) Бонапарт и т. д. Иногда, напротив, газета давала описываемому лицу характеристику, противоречащую читательским ожиданиям, что создавало эффект иронии: напр., «гуманный» (humane) Наполеон^[1009]. Поведение Дж. Адамса по контрасту неизменно характеризовалось как «твердое» (firm), «мужественное» (manly) и т. п.^[1010Если федералисты всех без разбору французских политиков именовали «якобинцами», «дезорганизаторами», то республиканская пресса скорее отражала изменения в характере самой Французской республики. Статьи, посвященные Франции, уже нельзя назвать безоговорочно одобрительными, образ Франции в этот период стал амбивалентным.

По контрасту с бурными перипетиями европейской политики США изображались в федералистской прессе как оплот стабильности. Федералисты не сомневались (во всяком случае, открыто) в том, что американцы единодушно поддерживают своего президента. Губернатор Коннектикута Дж. Трамбулл в своей речи перед легислатурой штата отмечал: «Разделенный народ не может быть счастлив - он не может сохранять достоинство или защищать себя. Пусть Союз будет полярной звездой, направляющей наше поведение, пусть подлинная национальная независимость будет нашей целью, и тогда усилия всего мира не приведут к успеху против мощи нашей счастливо расположенной страны»^[1°Ш.

Частью подготовки к войне было и принятие летом 1798 г. ряда чрезвычайных законов, инспирированных крайними федералистами. Срок натурализации иностранцев был увеличен с пяти до четырнадцати лет. Была введена система регистрации всех лиц, не имеющих гражданства. Закон об иностранцах (Alien Act) предоставлял президенту право высылать из страны лиц, не имевших американского гражданства, если президент считал их «опасными» для США. Закон о враждебных иностранцах должен был вступить в силу в случае объявления войны. Он уполномочивал президента арестовывать, заключать в тюрьму или высылать из страны подданных враждебных США государств. Закон о подстрекательстве к мятежу (Sedition Act) предусматривал крупный денежный штраф и тюремное заключение на срок до двух лет за сочинение и распространение «клеветнических» материалов, направленных против правительства, Конгресса и президента США^[1012]. Акт, как утверждала джефферсоновская пропаганда, был беспрецедентным покушением на свободную печать, так как давал федеральному правительству возможность закрывать или облагать штрафом неугодные ему издания. Эта оценка Sedition Act перешла и в труды историков^[1013]. Однако она нуждается в серьезной корректировке. Прежде всего, Sedition Act отнюдь не был столь уж жестким ограничением свободы печати. На деле верно скорее обратное: он закреплял

сложившиеся к тому времени либеральные принципы свободной прессы. Акт не предусматривал введения предварительной цензуры; дела, возбужденные в соответствии с ним, должен был рассматривать суд присяжных; наконец, порочащие правительство публикации не подлежали наказанию, если содержащаяся в них информация была правдой. Словом, Sedition Act воспроизводил либертарные положения, высказанные адвокатом Э. Гамильтоном в знаменитом «деле Зенгера» в 1733 г.^!1014]Поэтому представление о его сугубо репрессивном характере - в большой мере творение республиканской пропаганды. Это не противоречило тому, что федералисты надеялись с помощью Sedition Act ограничить влияние ведущих республиканских изданий. Впрочем, последнее им не удалось: к 1800 г. в США издавалось около 85 оппозиционных газет^!1015]. На практике применение чрезвычайного законодательства было довольно ограниченным. Ни один человек не был выслан из страны по закону об иностранцах, хотя тысячи французов сочли необходимым покинуть США по собственной инициативе. По закону о подстрекательстве к мятежу за два года было арестовано около 25 человек и осуждено десять. Автор под псевдонимом «Публий» заявлял, обращаясь к республиканским лидерам: «Что вы противостоите Актам о подстрекательстве и об иностранцах, поскольку считаете их неконституционными, в это я никогда не поверю. Если вы умеете читать и при себе у вас есть конституция США, десятиминутное чтение разрушит всякое убеждение такого рода»^!1016].

Но, конечно, в глазах джефферсоновцев оправдать репрессивные акты было невозможно. Республиканцы пытались подготовить контрудар. С этой целью легислатурами соответствующих штатов были приняты знаменитые кентуккийские и виргинские резолюции, ставшие в XIX в. одним из авторитетных обоснований сецессии южных штатов. Автором виргинских резолюций, принятых легислатурой штата 24 декабря 1798 г., был Джеймс Мэдисон, а кентуккийских, принятых 16 января 1798 г., Томас Джефферсон, однако для современников их авторство являлось тайной. Оба документа признавали репрессивные законы, принятые администрацией Дж. Адамса, неконституционными и недействительными, не имеющими юридической силы^!1017]. Джефферсон никогда так и не признался, что был автором кентуккийских резолюций, Мэдисон признался в своем авторстве в отношении виргинских резолюций только в 1830 г.

В отечественных биографиях Т Джефферсона всегда наблюдалась некоторая тенденция его идеализации, стремления оправдать его политику, разумеется, не всегда удачную, а об этих резолюциях говорилось в основном, как о попытке защитить права и свободы американцев^!1018], в то время как они в теоретическом плане становились обоснованием «доктрины прав штатов» и «доктрины нуллификации». Об этом более определенно говорит в своей книге В.О. Печатнов^!1019], и достаточно обоснованно и со свойственной ему дотошностью С.А. Исаев^!1020]. Оба документа рассматривали федеральную Конституцию лишь как договор между штатами, ни в коей мере не отменяющим суверенитет последних, а отсюда следовала идея о возможном выходе штата из Союза, тем более что Конституция 1787 г. прямо не запрещала подобные действия. 23 августа 1799 г. Джефферсон пишет Мэдисону: «... мы предпочтем лучше выделиться из этого Союза, который мы столь высоко ценим, нежели отказаться от прав самоуправления, которые мы сохраняем, и в которых мы только и видим гарантии свободы, безопасности и счастья»^!1021].

Кентуккийские резолюции, написанные Джефферсоном, были более радикальны. Отсюда выводилась доктрина нуллификации - права штатов в одностороннем порядке отменять федеральные законы^!1°22^]. Тем более, что в дополнение к резолюции 1798 г. легислатура Кентукки одобрила новый текст, в котором прямо заявлялось о возможности аннулирования (нуллификации) законов, принятых федеральными органами. В документе утверждалось: «Постановлено, что эта республика (Кентукки. - Т.А.) считает федеративный договор, заключенный на условиях и для целей, описанных в последнем договоре^!1023], способствующим свободе и счастью отдельных штатов. Что если тем, кто осуществляет общее управление, будет позволено нарушать границы, определенные этим договором, и полностью игнорировать условия делегирования власти, в нем содержащиеся, то неизбежным следствием будет уничтожение правительств штатов и установление на их руинах единого консолидированного правительства. Что отдельные штаты, создавшие этот орган, являются суверенными и независимыми и потому обладают неоспоримым правом судить о его нарушениях. Что верным средством против незаконных актов, принятых от имени этого органа, является нуллификация. Что эта республика после самых длительных размышлений объявляет, что, по ее мнению, названные законы об иностранцах и о

подстрекательстве к мятежу являются явными нарушениями конституции. Что, хотя эта республика, будучи связанной федеративным договором, склонится перед законами Союза, она в то же время заявляет, что ни теперь, ни впредь не прекратит всеми конституционными средствами сопротивляться любым попыткам нарушить этот договор, от кого бы они ни исходили»^!1024]. Любопытно, что Джефферсон никогда не признавался и в авторстве этого документа, однако, Мэдисон в 1832 г., разбирая его бумаги, нашел недвусмысленные подтверждения его авторства.

Сообщение о подготовке виргинских резолюций было опубликовано в «Porcupine’s Gazette» под выразительным заголовком «Гражданская война!»^!1025]В газете Фенно кентуккийские резолюции вполне предсказуемо истолковывались как мятеж и как результат французского «дипломатического искусства». Доктрину нуллификации называли «отчаянным безумством»^!1026]. Штаты Новой Англии осудили резолюции, другие штаты просто не поддержали эти документы. Но теоретический шаг к оправданию возможного сепаратизма штатов был сделан.

Джордж Вашингтон осудил виргинские и кентуккийские резолюции. В письме к Патрику Генри в январе 1799 г. он писал: «Я горько сожалею о том, что Виргиния стала во главе оппозиции. По счастью, среди остальных штатов только Кентукки присоединился к ней. Все, что нам дорого, подвергается атакам. Оппозиция висит тяжелым грузом на колесах, движущих правительство. Когда она осуждает все оборонные меры; когда ставит интересы Франции выше благоденствия собственной страны; когда акт о нейтралитете и другие меры, одобренные Конгрессом, штатными легислатурами и народом, объявляются действиями, корыстно направленными к выгоде Британии и в ущерб Франции, когда предлагаются меры, грозящие расторжением союза; в момент такого кризиса все честные и способные люди должны употребить свой талант и авторитет для противодействия подобным тенденциям»^!1027].

Более поздняя «доктрина прав штатов» во многом опиралась на идеи Джефферсона, который и во время своего президентства (1801-1809) и позже продолжал придерживаться локковской доктрины о минимальном государстве (limited government), которому надлежит быть лишь «ночным сторожем». Сильная центральная власть, по его мнению, склонна к вырождению в деспотизм, которому отдельные штаты имеют право сопротивляться. В частном письме Дестюту де Траси он писал в 1811 г.: «Но настоящие бастионы свободы в нашей стране - это правительства штатов. Семнадцать отдельных государств-штатов, объединенных в одно государство в том, что касается их интересов за рубежом, но отдельных и независимых во всем, что касается внутреннего управления. никогда не смогут быть настолько заворожены искусством одного человека, чтобы добровольно принять узурпацию им власти над собой. И их невозможно будет вынудить к этому всей той силой, которой он может обладать. В то время как такая попытка может парализовать один отдельный штат, где узурпация сможет укрепиться, шестнадцать других, растянувшихся вокруг него в длину на две тысячи миль, воспрянут, готовые к обсуждению дела в конституционном законодательном собрании, готовые к действию через своего губернатора, конституционного командующего милицейским ополчением своего государства-штата, иначе говоря - каждым мужчиной, способным держать в руках оружие; и это милицейское ополчение, как и регулярные войска, сформировано в полки и батальоны, имеет пехоту, кавалерию и артиллерию.. .»^!1028]

Разумеется, при выработке федеральной Конституции в 1787 г. оказалось довольно сложно согласовать противоречивые интересы больших и малых штатов, северных и южных. «Отцы- основатели», чтобы примирить штаты с усилением централизации власти, приняли 10-ю поправку к Конституции, гласящую, что «полномочия, не делегированные Конституцией Соединенным Штатам, и права штатов, с помощью нее не ограниченные, принадлежат штатам или народу»^!1029]. Споры о федерализме и правах штатов активно велись в период ратификации Конституции 1787 г.^!1020]и позже. Особенно южанам не нравилась идея сильной централизации власти. В период ратификации Конституции 1787 г. виргинский антифедералист П. Генри заявлял: «Канаты и цепи консолидации возможно, и превратят страну в могущественную империю, перед которой другие страны будут трепетать. но обеспечит ли это нам свободу?»^!1031]'

В XIX веке южные штаты, по крайней мере, трижды пытались выйти из Союза, что в конечном итоге привело к кровопролитной Гражданской войне, закончившейся поражением

южан и восстановлением единства страны. О том, что раны этой войны так и не затянулись до конца, свидетельствует развернувшаяся в настоящее время кампания по сносу памятников конфедератам, сражавшимся за независимость Юга. Уже демонтировано больше сотни памятников южанам-рабовладельцам. И трудно сказать, когда этот процесс остановится.

Южный сепаратизм имеет достаточно глубокие корни, поскольку цивилизационные особенности северных и южных штатов формировались еще в колониальный период. Само принятие Конституции 1787 г. было компромиссом, достигнутым в нелегкой дискуссионной борьбе на Конституционном конвенте. Поэтому не удивительно, что южные штаты весь период до Гражданской войны настаивали на своих особенных правах, зачастую угрожая сецессией, т. е. выходом из Союза.

Серьезные кризисы американской федерации возникали и раньше, а угроза сепаратизма исходила не только от южных штатов.

В начале XIX века опасный кризис союза штатов возник в период англо-американской войны 1812-1815 годов. Не рассматривая причин и сути этого конфликта США с бывшей метрополией^[1032], стоит остановиться на позиции региона северных штатов, именуемого Новой Англией. В период затянувшихся и зачастую неудачных для американцев военных действий штаты Массачусетс, Род-Айленд, Коннектикут, Нью-Гэмпшир оказались в глубоком экономическом кризисе, так как прекратились их торговые отношения с Великобританией. Кроме того, сказывалась межпартийная борьба джефферсоновских республиканцев, находившихся у власти, и федералистов, оказавшихся в оппозиции. Новая Англия оставалась оплотом федералистов. Весьма негативно на положении региона сказалась усилившаяся после окончания наполеоновских войн в Европе английская блокада побережья. В довершение всего, в Новой Англии боялись, что регион останется беззащитным перед нападениями британцев.

В 1814 г. федералистская пресса Новой Англии целенаправленно призывала к сецессии своего региона^[1033]. В том же году губернатором Массачусетса был переизбран федералист Калеб Стронг. Влиятельный участник филадельфийского конвента 1787 г., он тем не менее не подписал Конституцию. В 1794 г., будучи сенатором, Стронг активно добивался принятия одиннадцатой поправки к Конституции, гарантирующей права штатов. С самого начала он энергично выступил против «войны м-ра Мэдисона», как нарушающей права штатов^[1034]. Он не подчинялся требованиям правительства о мобилизации милиции штата и о военных поставках и не противодействовал контрабандной торговле с англичанами в граничащих с Канадой районах^[1035]. Примеру Массачусетса последовал Коннектикут.

15 декабря 1814 г. федералисты собрали в городе Хартфорд (штат Коннектикут) конвент^[1036]. В его работе приняли участие делегаты Массачусетса, Род-Айленда, Коннектикута. Нью-Гэмпшир и Вермонт были представлены делегатами от отдельных графств. Население Массачусетса энергично поддержало созыв конвента, призванного защитить интересы региона. Газеты Новой Англии призывали к решительным действиям против политики правительства. Городские собрания принимали решение не платить федеральных налогов до тех пор, пока конвент не определит окончательно политику региона^[1037].

Конвент заседал с 15 декабря 1814 г. по 5 января 1815 г. Хотя заседания были тайными и нет достаточно достоверной информации о его работе, однако решения конвента хорошо известны. В конечном итоге его делегаты пришли к общему мнению, что федеральная исполнительная власть нарушала Конституцию, покушаясь на права штатов, прежде всего, на их право распоряжаться собственной милицией. В решениях конвента констатировалось, что ввиду неспособности верховного главнокомандующего эффективно вести войну штаты должны сами позаботиться о своей защите, для чего удержать в своем бюджете часть федеральных налогов. Делегаты предлагали внести поправки к Конституции США, касающиеся интересов северных штатов. Их особенно волновала проблема принятия новых штатов в Союз, ведущая, как считали северяне, к доминированию южных штатов в Союзе^[^^38].

В итоговом документе конвента содержалась жесткая критика администрации Мэдисона. Президента и правительство федералисты обвиняли в коррупции, угнетении меньшинства, разорительных расходах и ведении несправедливой, губительной для США войны. Перечислялись все те меры республиканцев, которые делегаты считали несправедливостью

федерального правительства по отношению к Новой Англии: господство «виргинской династии» на посту президента, доминирование Юга а Союзе, нетерпимость джефферсоновцев к оппозиции, нарушение равновесия сил в Союзе путем принятия новых западных штатов, назначение иммигрантов на высокие посты, профранцузская и, соответственно, антибританская направленность внешней политики^!1039].

По завершении работы конвента Массачусетс направил в столицу страны трех уполномоченных для переговоров о предполагаемых конституционных поправках. Однако прежде, чем они добрались до Вашингтона, пришли вести о победе при Новом Орлеане и о подписании Гентского мира, так что им пришлось вернуться домой ни с чем. Хартфордский конвент стал ассоциироваться с сецессией и государственной изменой. Штаты за пределами Новой Англии не поддержали позицию Хартфордского конвента. В целом, резолюции, осуждающие его решения, приняли восемь штатов, включая Вермонт, а предложенные поправки к Конституции были одобрены только Массачусетсом и Коннектикутом. В итоге федералистская партия потерпела полный крах, а идея сепаратизма в Новой Англии заглохла.

Гораздо более сепаратистски настроенными были южные штаты. Рост сепаратистских настроений на Юге становится постоянной тенденций в XIX веке в связи с экономическом ростом Севера, набиравшим силу аболиционистским движением и обострением кризиса рабовладения. Новым серьезным испытанием американской федерации стал нуллификационный кризис 1828-1832 годов, угрожавшим сецессией южных штатов, распадом федерации. Стоит подчеркнуть, что ни английские, ни французские просветители не сталкивались в своих теоретических трудах с подобной проблемой. Но поскольку опора на их авторитет была привлекательной для сепаратистов, то в качестве основополагающей идеи использовалась идея сопротивления тирании верховной власти, неповиновения несправедливым законам, апелляция к опыту английской и французской революций, собственной Войны за независимость. В работе «Письма о патриотизме» английский просветитель Болингброк писал: «Всем, кто стремится к разрушению конституции, кто преследуем лишь честолюбием и корыстолюбием, жаждет власти и личного обогащения. следует оказывать сопротивление, пока это еще возможно»^!1040]. Чтобы избавиться от гнета тирании, народ, по мнению Локка, должен «стряхнуть ярмо, натирающее ему шею», и выступить против тирании. Подобные действия народа Локк считал законными и справедливыми. Если народу угрожает произвол, то он «вправе устранить эту противодействующую силу силой же», - подчеркивал просветитель. Действия народа, решившего сбросить власть, установленную силой или чинившую произвол, Локк расценивал как действие «богоугодное»^!1041].

Вспышка сепаратизма на Юге была связана с введением в жизнь нового протекционистского тарифа 1828 г., получившего название «тарифа абсурда» из-за довольно высоких, по мнению южан, размеров пошлин^!1042]. Вопрос о таможенных тарифах был не только экономической, но и острой политической проблемой. Протекционизм в силу ряда причин не устраивал Юг, выступавший за свободную торговлю, столь горячо одобряемую английскими просветителями. «Невозможно, чтобы народ угнетенных секций Соединенных штатов мог долее подчиняться столь тиранической системе, - писала «Richmond Enquirer». - Мы предупреждаем самым искренним и дружеским образом наших братьев северян, защищающих тариф, что невозможно оставаться в этой тюрьме еще долгие годы мы не можем терпеть угнетения и подчинения системе столь абсурдной, столь противоречащей всем принципам нашей федеральной системы, институтам молодого и свободного народа и самому духу нашего столетия»^!1043].

Политический конфликт между двумя секциями начался с того, что лидеры Южной Каролины заявили о своем неподчинении и отмене (нуллификации) «тарифа абсурда» 1828 г. Губернатор штата Стивен Миллер (17871838) поддержал нуллификацию. Против таможенной политики президента Эндрю Джексона (1767-1845) выступил плантатор и известный политический деятель Юга Джеймс Гамильтон (1786-1857). Он заявил, что власть по существу узурпировали северные штаты, которые стремятся обогащаться за счет южан с помощью протекционизма и «внутренних улучшений»^!1044]. Он также аргументировал свою позицию непризнания высоких тарифов тем, что национальное богатство неравномерно распределяется между северными и южными штатами. Все это, по его мнению, давало южанам право на протест и даже выход из Союза. Дж. Гамильтон ссылался при этом на так называемые кентуккийские и виргинские резолюции Т. Джефферсона и Дж. Мэдисона 1798-

1799 гг. как на прецедент нуллификации, т. е. права аннулирования отдельными штатами решений, принятых федеральным Конгрессом.

Обосновывая свою позицию, политические лидеры Южной Каролины опубликовали документ «Экспозиция и Протест» («The South Carolina Exposition and Protest»), в котором объявляли об отмене (нуллификации) федерального закона о тарифах^!1045]. Как выяснилось позднее, настоящим автором документа был Джон Кэлхун (1782-1850), наиболее опытный и активный защитник особых интересов Юга. Он получил прекрасное юридическое образование на Севере. На протяжении всей своей сознательной жизни был профессиональным политиком и добился немалых успехов.

В «Экспозиции и Протесте Южной Каролины» были четко сформулированы идеи нуллификации и прав штатов. Вопрос, поставленный во главу угла в этом меморандуме, - проблема ввозных пошлин, которые ущемляли интересы аграрного Юга. Кэлхун постарался доказать, что для всего населения страны является вредным господство в ней «специальных интересов», под которыми он имел в виду промышленников, торговцев и банкиров Новой Англии, поэтому южные штаты могут отменять на своей территории неугодные им решения федеральной власти^!1046].

Законодательные органы Джорджии, Миссисипи и Виргинии в ответ на тариф 1828 г. также направили в Конгресс резолюции, в которых назвали его несправедливым и антиконституционным. Федеральное правительство, согласно нуллификаторам, должно было иметь четко ограниченную сферу распространения своей власти на основании договора между штатами. Любой штат был вправе вмешаться и приостанавливать действие того или иного федерального закона в пределах своих границ до тех пор, пока три четверти всех штатов не санкционируют вступление этого закона в силу путем специальной поправки к Конституции^!1047].

Отношение южан к протекционизму четко выражено во множестве статей и памфлетов. На страницах «Charleston Mercury» появляется серия статей под названием «Кризис», написанных талантливым журналистом из Южной Каролины Робертом Тернбуллом (1775­1833).В них говорилось, какая страшная опасность грозит Югу со стороны Севера. Это - неизбежность отмены рабовладения, поскольку Север в нем не заинтересован, и к тому же делается все более могущественным, как экономически, так и политически. «Мы становимся для Севера тем же, что Ирландия для Англии, - заявлял автор. - .Если северяне попытаются навязать закон о тарифе силой, мы на Юге не будем заниматься дискуссиями по этому поводу, а ясно дадим им понять, что смотрим на них как на разбойников, и готовы дать отпор»^!1048].

Чрезвычайно активно за нуллификацию «тарифа абсурда» выступал Роберт Хейн (1791­1839) - юрист и политический деятель демократической партии. В своей знаменитой полемике с известным политиком Дэниэлом Уэбстером в январе 1830 г. в Конгрессе США, он обосновал свои аргументы в пользу доктрины прав штатов, которую он считал краеугольным камнем существования Союза: «Суверенитет штатов не должен быть подконтролен, подчинен или ограничен чем-либо, кроме их собственного чувства достоинства и справедливости»^!1049]. В других выступлениях он апеллировал к авторитету «отцов- основателей», ссылался на виргинские и кентуккийские резолюции как правовую основу действий нуллификаторов.

В ответных речах лучший оратор партии вигов Уэбстер подверг резкой критике доводы Хейна и сформулировал доктрину суверенитета Союза. Он заявил, что правительство США - «правительство народа, созданное для него, учрежденное им самим и ответственное перед ним» (а не перед властями и населением отдельных штатов). В своей речи он подчеркнул, что штаты не обладают в полной мере суверенитетом, поскольку в силу Конституции они не имеют права чеканить монету, объявлять войну, заключать мир. «В той мере, в какой народ ограничил суверенитет штатов выражением своей воли в Конституции США, в той же мере он эффективно контролируется. Я не хочу сказать, что этот контроль заходит или должен заходить слишком далеко». Уэбстер предупреждал, что доктрина нуллификации может привести к самым страшным последствиям - разрушению Союза и Гражданской войне. «Когда глаза мои в последний раз обратятся к солнцу, быть может, я увижу его блистающим над порушенными и поруганными обломками некогда славного Союза; над раздробленными, раздираемыми враждой и войной штатами; над землей, стонущей под междоусобными распрями и орошенной, может быть, кровью братоубийства!» Крылатыми стали

заключительные слова его речи 26-27 января 1830 г.: «Всякому подлинно американскому сердцу всего дороже Свобода и Союз, ныне и навеки, единые и нераздельные»^[^^50].

Конгресс издал текст речи Уэбстера тиражом в 40 тыс. экз. Кроме того, в стране вышло не менее 20 других ее изданий. Большинство газет Севера постаралось ее опубликовать, также как восторженные отклики читателей на нее. Главным результатом дебатов Уэбстера-Хейна, как справедливо замечает С.А. Исаев, явилось то, что в политическом сознании американцев стала укореняться мысль о неразрушимости Союза. Идея верховенства суверенитета Союза над правами штатов, представление о единстве США как высшей политической ценности стали популярнейшими политическими теориями^[^^51]. Этому способствовало и выступление в печати «отца» Конституции 1787 г., бывшего президента, Дж. Мэдисона.

Р. Хейн послал Мэдисону, которому шел уже 81-й год, как автору виргинских резолюций, копию своих речей в надежде, что тот поддержит доктрину нуллификации. Но один из «отцов-основателей» американского государства встал на позицию «широкого толкования» Конституции, заявив, что она является договором всего народа, и только волею всего народа может быть отвергнута. По его мнению, один штат не может силой отрицать действие законов Соединенных Штатов. Он выразил свое несогласие с правом меньшинства объявлять нуллификацию. Его возмутило, что сторонники аннулирования тарифов, будучи в меньшинстве, не подчиняются воле большинства. «Но давать такую волю меньшинству над большинством в качестве постоянного права означало бы извратить главный принцип свободного правительства, а на практике, в конечном счете, свергнуть и само это правительство». Бывший четвертый президент не считал, что можно злоупотреблять договором о Союзе штатов. «Нуллификация закладывает пороховой заряд под основание Конституции и Союза, а в руках каждой партии оказывается спичка, чтобы по своему желанию взорвать их». «Нуллификация, - по его мнению - только первый и опасный шаг, следующий шаг - сецессия, и последний - разделение навсегда»^[^^52].

Уже, находясь на склоне лет, он призывал беречь и сохранять единство страны. «Вот совет самый драгоценный моему сердцу, пребывающий в моих глубочайших мыслях, - следует беречь и увековечить Союз штатов... Как бы ни смотреть на разногласия между правительствами штатов и федеральным правительством, ни на мгновение нельзя упускать из виду ужасные последствия окончательного разрыва и разрушения Союза. Каждый друг своей страны, Свободы и счастья людей должен питать отвращение к подобной перспективе, должен содрогаться при мысли о ней. Счастливый Союз этих штатов - чудо, их Конституция - чудо вдвойне, их пример дает надежду на свободу всему миру. Горе амбициям того, кто задумает его разрушение!»^[^^53]Позиция Мэдисона, ставшая широко известной, благодаря публикации его высказываний в прессе, оказала большое влияние на общественное мнение не только северян, но и южан.

Губернатор Южной Каролины Дж. Гамильтон рекомендовал чрезвычайной сессии легислатуры штата одобрить нуллификацию. 24 ноября 1832 г. «Ордонанс о нуллификации Южной Каролины» был принят («за» - 136; «против» - 26)^[1054]. В нем заявлялось: «Мы, народ штата Южной Каролины, в лице конвента, объявляем и постановляем поэтому, что различные акты. Конгресса Соединенных Штатов, претендующие быть законом о наложении пошлин на ввозимые иностранные товары не разрешены Конституцией Соединенных Штатов. Они нарушают ее истинный смысл и намерение и являются недействительными, не имеющими силы в качестве закона или обязательства для настоящего штата, его должностных лиц или граждан». Далее в «Ордонансе» подчеркивалось, что население штата готово вооруженным путем отстаивать свое право на неподчинение федеральным законам. «Народ этого штата будет впредь считать себя свободным от обязательства сохранять или поддерживать свои политические связи с населением других штатов и будет принимать дальнейшие меры к организации отдельного правительства и к совершению других актов и действий, которые в праве совершать суверенные и независимые государства»^[1055]. Таким образом, в документе прямо заявлялось о возможном выходе штата из Союза, провозглашалось право на сопротивление федеральным властям и сецессию.

Усиливавшиеся сепаратистские настроения были опасными для целостности Союза. Президент должен был предпринять какие-либо шаги или самоустраниться, на что особенно рассчитывали южане. Действующий президент Эндрю Джексон в период нуллификационного кризиса проявил твердость и непреклонность. Весьма оживленно пресса обеих секций обсуждала знаменитую полемику Джексона и его вице-президента Кэлхуна во время

официального обеда в Белом доме по случаю дня рождения Т. Джефферсона. Джексон произнес тост, который не оставлял сомнений в его позиции в отношении возможности выхода какого-либо штата из Союза: «За наш Союз, который должен быть непременно сохранен». Кэлхун после аплодисментов, сопровождавших президентский тост, произнес свой, наполненный совсем иным политическим смыслом: «Наш Союз - он на втором месте после нашей Свободы, самого дорогого, что у нас есть. Всем нам нужно твердо помнить, что Союз может быть сохранен только в случае уважения прав штатов и равного распределения его благ и бремени». Кэлхун открыто противопоставил концепцию «прав штатов» концепции «целостности Союза» президента. После этого между ними происходит разрыв, Кэлхун открыто становится во главе движения нуллификаторов. Особенно активно позицию Джексона обсуждала пропрезидентская пресса. Благодаря этому широкому обсуждению, пишет историк Дж. Макмастер, слова президента глубоко запечатлелись в умах людей и запомнились надолго. Своей твердой и последовательной позицией в период нуллификационного кризиса, он предстал в общественном мнении страны как защитник Союза^!1056];

Редакторы северных газет поддержали позицию Джексона по отношению к нуллификаторам. Бизнесмен и политик Филипп Хоун писал в своих мемуарах: «Несомненно, президент является самым популярным человеком, которого мы когда-либо знали. Его действия всеми поддерживаются, все готовы признать его “отцом страны”...В тот момент, когда мы.не были уверены, каким будет избранный им курс, прозвучал его великолепный тост: “Союз должен быть сохранен”»^!1057].

Иной была реакция южной прессы. На Юге по-прежнему полагали, что южанин Джексон будет защищать и отстаивать «права штатов», а потому пойдет на уступки. «Charleston Mercury» писала: «Тост президента на последнем джефферсоновском банкете звучал так: “За федеральный Союз, он должен быть сохранен!” На это мы ответим: “аминь”. Но как сохранен? Есть только один способ, а, именно, побудить большинство уважать права и чувства меньшинства, или, иными словами, побудить Север и Восток отменить бесчестные меры, которые доводят Юг до нищеты и порабощают его, или хотя бы внести в них поправки». Редакция газеты попыталась отделить позицию Джексона от точки зрения Уэбстера. «На деле это прямое признание джефферсоновских принципов в противовес доктрине консолидации, которую защищает м-р Уэбстер»^!1058]. Дальнейшее развитие политического кризиса как раз показало, что президент солидаризировался в своей позиции именно с вигом Уэбстером и получил поддержку от партии своих противников, в том числе от Генри Клея.

В южной прессе продолжалось активное обсуждение возможного отделения Юга. В многочисленных статьях утверждалось, что если Южная Каролина будет действовать смело и решительно, она сможет повести за собой южные штаты. Это будет смертельным ударом для Новой Англии. В общественном мнении южан укоренялось представление о том, что протекционизм - грабеж и разбой, что тариф - антиконституционен и ведет к торжеству деспотизма в стране, которому следует сопротивляться всеми возможными мерами. «Мы имеем право действовать, - утверждала «Southern Times», - и мы будем действовать. Мы не скрываем от народа, что отделиться означает идти на риск столкновения с федеральным правительством, что сецессия не остановится там, где этого желают друзья Союза. Но мы сделали все, что можно сделать путем петиций, речей, протестов и угроз. Так пойдем же дальше». На митинге граждан г. Колумбии, призванном обсудить текущие проблемы, было принято решение о созыве конвента штата для решения вопроса о нуллификации и сецессии^!1059].

Президент Джексон заявил, что считает неконституционным отмену одним штатом федерального закона и рассматривает попытку выхода из Союза как измену^!1060]. Он пригрозил применить силу для подавления сепаратизма. Президент 10 декабря 1832 г. обратился к жителям Южной Каролины со специальным обращением - «Прокламацией к народу Южной Каролины». В ней он сформулировал свои взгляды на конституционную теорию, весьма близкие к тому, что говорил Д. Уэбстер: «Я считаю. право аннулировать закон Соединенных Штатов, присвоенное отдельным штатом, несовместимым с существованием Союза, открыто противоречащим букве Конституции, несовместимым с ее духом, со всеми принципами, на которых она основана, и губительным для тех великих целей, во имя которых она была создана. Сецессия подобно всякому другому революционному акту может быть морально оправдана крайностями угнетения, но называть ее конституционным правом

означает смешивать значение терминов». В принципе осуждая сецессию, ведущую к распаду целостности государства, президент дал ясно понять, что не остановится перед применением силы. «Высокие требования долга обязывают меня торжественно заявить, что вы не можете преуспеть. Законы Соединенных Штатов должны исполняться. Разрушение Союза вооруженной силой является государственной изменой»^!1061].

В нуллификационном кризисе Джексон проявил лучшие качества политика: понимание интересов страны в целом, энергию и решимость, а также способность пойти на компромисс. Он жестко заявлял, что не пойдет на уступки раскольникам и готов подавить всякие мятежные действия силой, а лидеров раскольников во главе с Кэлхуном перевешать. В то же время, желая успокоить южные и западные штаты, он заверил их: «Ни один из штатов не может рассчитывать на использование центрального правительства в узких интересах.». Этим он хотел подчеркнуть, что федеральное правительство не идет на поводу у северо­восточных штатов.

В условиях намечавшейся военной конфронтации президент предпочел не слова и уговоры, а твердые и решительные действия. Он заявлял, что «.никто не может безнаказанно не исполнять федеральные законы», что «разрыв Союза - это уже государственная измена». Конгресс, по его предложению после долгих дебатов, в ходе которых активным противником выступил Кэлхун, принял 2 марта 1833 г. закон о применении силы. Согласно ему, президент имел право употребить любую военную силу во всех случаях, когда это будет необходимо, чтобы осуществлять сбор таможенных пошлин и обеспечить исполнение законов на территории любого штата. Голосование в Сенате было: 32 - «за», 1 - «против» (кэлхунисты отказались голосовать в знак протеста); в нижней палате: 149 - «за», 48 - «против»^!1062]. Президент приказал двум вооруженным судам следовать в Чарльстонскую гавань. Он назначил генерала Уинфилда Скотта, героя войны 1812-1815 гг., командующим правительственными войсками в Южной Каролине. Однако до боевых действий дело не дошло.

Большое значение для мирного разрешения конфликта имели предложения лидера вигов Генри Клея, автора «американской системы», который готов был пожертвовать частью своей программы, чтобы добиться умиротворения Юга. По предложению Г. Клея, в 1833 г. Конгресс принял решение о постепенном снижении тарифа в течение 10 лет^!1063]. Юг встретил эти уступки с ликованием, а Южная Каролина отменила свой декрет о нуллификации. Нуллификационный кризис был разрешен мирным образом, с помощью компромисса.

Новый кризис Союза возник в связи с проблемой расширения института рабства на новые территории, захваченные и присоединенные в результате американо-мексиканской войны 1846-1848 годов. Серьезнейшее недовольство Юга вызвало внесение в августе 1846 г. членом Палаты представителей демократом (позже фрисойлером) Д. Уилмотом из Пенсильвании поправки к президентскому биллю, запрещавшей рабство на всех землях, которые будут приобретены у Мексики в результате войны 1846-1848 гг. В 1846 г. прорабовладельческие силы в Конгрессе имели 30 мест в Сенате и 135 в Палате представителей. Поправка Уилмота была отвергнута в нижней палате: 102 - «против»; 97 - «за»^!1064].

В этом Юг увидел страшную угрозу своим интересам. Прежде всего, южан беспокоил баланс сил в Конгрессе, так как наносился удар по их политическому влиянию в Союзе. Поскольку население свободных штатов росло быстрее, чем в южных, увеличивалось число северных представителей в нижней палате Конгресса. В то же время ставился под удар баланс интересов, достигнутый Миссурийским компромиссом 1820 г., в соответствии с которым свободные штаты допускались одновременно с рабовладельческими. Южане боялись утраты паритета двух секций в Сенате при увеличении количества свободных штатов. Они опасались, что северяне смогут получить в Конгрессе конституционное большинство и принять поправку к Конституции, запрещающую существование рабства. Кроме того, Миссурийский компромисс ввел географическую границу для распространения рабства в 36°30'с.ш., но в связи с «мексиканскими приобретениями» территория рабства могла значительно расшириться.

Конечно, страхи южан в то время не имели под собой серьезной почвы, представлялись скорее иррациональными, поскольку на момент внесения поправки Уилмота в Союзе было 15 рабовладельческих штатов и 13 свободных. Принятие поправки добавило бы к числу свободных штатов еще 5 (Калифорния, Невада, Юта, Нью-Мексико, Аризона). Перевес, даже

если бы свободные штаты голосовали консолидировано (а это было практически нереально), был все равно незначительным и не составлял 2/3 голосов в Сенате. Что касается нижней Палаты, то здесь соотношение сил определялась скорее не секциональными, а партийными различиями. Тем не менее, культивирование различного рода фобий среди южан было на руку политикам Юга, особенно экстремистского толка.

Отношение к поправке Уилмота вызвало резкие разногласия в стране. На Севере ее поддержали. В феврале-марте 1847 г. законодательные собрания шести северных штатов (Нью-Гэмпшир, Вермонт, Род-Айленд, Нью-Йорк, Массачусетс и Огайо), в которых виги имели большинство, приняли резолюции с одобрением поправки^[^^65].

Национальный интерес базировался, прежде всего, на двух важнейших ориентирах - сохранении единого государства и модернизации. Именно на этом пути лидеры страны имели шансы на максимальный кредит общественного доверия при консолидации общества. Следовательно, необходимо было выработать такой вариант компромисса, который мог бы привести к всеобщему консенсусу, тем более что подобная политика была уже опробована на протяжении десятилетий.

Защитник интересов Юга Дж. Кэлхун сразу увидел в предложении Уилмота посягательство Севера на права Юга. Он призвал к южной солидарности против северной агрессии^[^^66]. Юг очень болезненно отнесся к предложенному Г. Клеем компромиссу 1850 г, по которому предлагалось принять Калифорнию в Союз в качестве свободного штата и одновременно, как уступку южанам предлагалось ввести в жизнь более суровый закон о беглых рабах.

4 марта 1850 г. сенатор Э. Батлер предложил предоставить слово 68-летнему Кэлхуну, чтобы прояснить позицию Юга относительно компромисса Клея. Сам Кэлхун был смертельно болен и не мог говорить, поэтому его речь, занимающая 42 страницы текста, была зачитана сенатором Дж. Мейсоном. В начале речи утверждалось, что Союз находится в опасности. Политическая риторика Кэлхуна основывалась на противопоставлении концепта сильной власти и теории прав штатов. По его мнению, образовались две враждебные друг другу секции: Север и Юг. Когда создавалась Конституция, между ними существовало равновесие. Население в этих двух секциях было тогда почти равно, также как и число штатов, поэтому их интересы в Конгрессе были уравновешены. Но это почти совершенное равновесие теперь разрушено.

«И что разрушило его? - говорилось в речи Кэлхуна. - Действие времени? Нет! Законодательство правительства. Сначала последовал ряд действий: Северо-Западный ордонанс 1787 г., Миссурийский компромисс 1820 г., организация свободной территории Орегон, которые отнимали у Юга его долю в общем земельном фонде, принадлежащем всем штатам. Затем были приняты законы о тарифах, которые лишили Юг сотен миллионов долларов и добавили их к богатству Севера. Последней каплей является та система политических мер, предложенных Клеем, которые должны изменить характер Соединенных Штатов как федеративной республики, превратив их в унитарную консолидированную демократию, что даст Северу полный контроль над правительством страны». Кэлхун выступил с позиций южного национализма и отверг компромисс, утверждая, что он нарушает права Юга^[1067].

Кэлхун сформулировал ряд требований Юга: 1) Север должен предоставить Югу равные права в территориях; 2) возвратить назад всех беглых рабов; 3) прекратить аболиционистскую агитацию; 4) продлить линию Миссурийского компромисса до Тихого океана; 5) принять такие поправки к Конституции, которые бы дали Югу гарантии защиты его интересов^[^^68].

Конгрессмены с Юга были восхищены этой речью. Было отпечатано 750 тыс. экз., чтобы разослать по всему региону. Северные демократы порицали эту речь, идеи Кэлхуна относительно конституционных поправок представлялись им абсурдными.

Вигский президент Захари Тэйлор (1784-1850) предложил принять Калифорнию в качестве свободного штата, прекрасно понимая, что она быстро заселялась северными золотоискателями, не заинтересованными в рабстве. Понятно, что Юг был недоволен предложением Тэйлора ^[1069]. Позиции южан в Конгрессе явно слабели из-за низкого прироста населения и миграции на Запад. За 1820-1840-е гг. число членов Палаты представителей от Виргинии сократилось с 22 до 13 чел.; Южной Каролины с 9 до 7; Сев.

Каролины с 13 до 8^!1070]. Южане остро были заинтересованы в сохранении баланса сил в Сенате, выступая против принятия Калифорнии как свободного штата.

Выдвигая свой план, президент полагал, что быстрое решение вопроса о Калифорнии удалит рабство как проблему для обсуждения с общенационального политического форума. Такой была традиционная стратегия политической элиты, начиная с составления Конституции 1787 г. Президентский план отвергли конгрессмены-южане. Сенаторы-виги А.Г. Стефенс и Р. Тумбс даже заявили, о возможности выхода своих штатов из Союза, если президентские предложения будут приняты. Президент Тэйлор отреагировал весьма резко, заявив им: «В таком случае я вас повешу с меньшими колебаниями, чем вешал шпионов и дезертиров в Мексике»^!1071].

Меры президента представлялись южанам слишком решительными и бескомпромиссными. Достичь «национального спокойствия» по проблеме рабства не удалось. Именно угроза потери южанами политического влияния в Конгрессе США вызывала острые дебаты по вопросу о Калифорнии, которые продолжались в течение восьми месяцев и закончились принятием известного компромисса 1850 г. Один из современников, наблюдавший ситуацию в Конгрессе, отмечал, что секционная борьба, вызванная рабством, стала настолько острой, что Сенат превратился в своеобразный вооруженный лагерь. Конгрессмены, отправляясь на заседания, запасались пистолетами.

На Юге усиливает свои позиции движение крайних экстремистов, выступавших за сецессию. Лидерами сепаратистов были: экс-губернатор Джорджии Чарльз Макдональд, политики и журналисты У Йенси, Р Ретт и Э. Руффин. На Севере их прозвали «пожирателями огня»^!1072]. Именно по их инициативе было решено созвать конвент всех южных штатов в Нэшвилле для выработки совместных решений по вопросу об отношении к компромиссу 1850 года.

Однако в это время на Юге еще сохраняли сильные позиции политики-юнионисты, особенно в пограничных штатах, которые одобряли компромисс и видели в нем основу для достижения общенационального консенсуса. В ряде штатов возникло массовое противодействие планам экстремистов, особенно активным оно было в Виргинии. Когда конвент в Нэшвилле все же собрался, он оказался достаточно представительным. На нем присутствовали делегаты от Виргинии, Южной Каролины, Джорджии, Флориды, Алабамы, Миссисипи, Техаса, Арканзаса, Теннесси. 3 июня 1850 г. конвент начал свою работу с того, что экстремисты выдвинули лозунг сецессии всего Юга. Правда, это предложение не ставилось на голосование. Решения, принятые конвентом, были следующими: общие права штатов на западные территории; Конгресс не может запретить любую законную собственность (на рабов) в территориях; отрицание условия Уилмота; продолжение линии Миссурийского компромисса к Тихому океану; поддержка требований штата Техас на земли по Рио-Гранде; заявление о законности рабства в Соединенных Штатах согласно Конституции. Адрес, принятый членами конвента, осудил компромисс, в нем выражалось мнение, что из-за противоречивости интересов двух секций раскол страны рано или поздно все равно произойдет^!1073].

Демократы-южане и виги-южане твердо стояли в это время на юнионистских позициях, действуя в пользу компромисса и сохранения Союза. Они не одобряли действий экстремистов, в том числе и в рядах собственных партий. Историк К. Деглер приводит в своем исследовании данные голосования на выборах в 4 штатах (Южной Каролине, Джорджии, Миссисипи, Алабаме), которые свидетельствуют о победе юнионистов: 151 тыс. избирателей, в то время как за сецессионистов голосовали 111 тыс.^!1074]'

Решения Нэшвилльского конвента воспринимались южанами по-разному: одними - как страшная угроза Союзу, другими - как нечто несерьезное. Среди видных политиков Юга, которые поддержали компромисс, были: плантатор из Джорджии А. Стефенс, впоследствии ставший вице-президентом Южной конфедерации; также плантатор из Джорджии, Р. Тумбс, впоследствии ставший генералом Южной конфедерации, и спикер Палаты представителей Х. Кобб. На позициях противодействия сецессии в этот период находились и другие видные лидеры Юга, такие как Дж. Чеснат, Р. Барнуэлл и Дж. Хэммонд, правда, их позицию нельзя назвать юнионистской^!1075]. Эти последние политики относились к «умеренным сецессионистам», которые считали, что южные штаты должны реализовать свое право на отделение только все вместе, а не по отдельности.

Известный южный писатель У. Симмс оказался в рядах умеренных сецессионистов, он был против немедленного отделения Южной Каролины в одиночку и считал, что нужно объединить в этом движении все штаты Юга. 30 января 1850 г. он пишет Хэммонду: «Я давно уже считаю отделение неизбежной необходимостью. Союз всецело держится на взаимной симпатии заключивших его сторон, а эта симпатия полностью утрачена. Я не надеюсь ни на какие компромиссы и не верю в них; и я не хочу, чтобы они обманывали нас и дальше. Любой компромисс сейчас, когда обе стороны полностью осведомлены о характере друг друга, должен проистекать из трусости и низменного духа уверток со стороны Юга и из духа надувательства и намеренного причинения зла со стороны Севера». Симмс предлагал бойкот и разрыв деловых отношений с Севером, но предостерегал против безрассудности сепаратных действий Южной Каролины. Он призывал ждать и готовиться к сецессии, чтобы использовать любой благоприятный момент: «.У Юга только один интерес, и когда у его народа больше не будет сомнений, что он находится в опасности, будет не сложно поднять людей на его защиту» ^!1076].

Политические лидеры в южных штатах отклоняли компромисс и настойчиво призывали к сецессии. Они прибегли к уже опробованным в годы Войны за независимость формам сопротивления. Южане формировали ассоциации по бойкоту северных товаров. Фирмы, замеченные в сочувствии аболиционистам или фрисойлерам, подвергались бойкоту. Южная пресса была заполнена статьями, весьма резкими и решительными по тону. Вот выдержки из различных южных газет. «Мы рекомендуем это (т. е. бойкот), как конституционное, миролюбивое и безопасное средство». «Проблема, которая стоит сейчас перед нами: подчинение или сопротивление. Это теперь единственная альтернатива. Мы не будем смущаться выбором последнего». «Мы верим в право на сецессию. Мы полагаем, что последние компромиссные меры оправдывают любой рабовладельческий штат, если он захочет выйти из Союза. И мы полагаем, что долг каждого такого штата - отделиться от Союза как можно скорее». «Мы искренне говорим, насколько мы обеспокоены. Мы презираем Союз, ненавидим Север и готовы спровадить северян прямиком в ад»^!1077].

Губернатор Алабамы в своем послании поддержал сецессию, рекомендовал бойкот северных товаров и обратился к южанам с призывом прекратить любые поездки на Север, а также забрать своих детей из северных школ и колледжей^!1078]. Плантаторы Миссисипи потребовали, чтобы никакие суда с хлопком не отправлялись на Север, а также добивались, чтобы не покупались северные товары у тех торговцев, о которых не было точно известно, что они - бесспорные сторонники южных интересов^!1079].

Несколько иной была позиция южан в пограничных штатах, более тесно связанных своими экономическими интересами с Севером. Они не были заинтересованы в бойкоте северных фирм и отказывались подвергать опасности свое положение, поддерживая импульсивные политические планы экстремистов. Главное, что их устраивало, это признание Конгрессом законности рабства на национальном уровне^!1080]. Южные радикалы, стремившиеся мобилизовать сторонников «прав штатов» для организованной кампании сопротивления, не достигли полного успеха.

Компромисс 1850 г., ряд законодательных сделок по западным территориям и рабству демонстрировали, что американские политические лидеры все еще могли находить способы сглаживания напряженных секциональных отношений. Но не в их силах было разрешить глубокие социально-экономические и политические проблемы, которые скрывались под поверхностью законодательных сделок.

Наиболее сильные настроения в пользу раскола сохранялись в Южной Каролине. Когда легислатура штата собралась в начале 1850 г., один из законодателей предложил не выдвигать новых кандидатов на место умершего Кэлхуна и отозвать сенатора Батлера и представителей штата в нижней палате. Другой выступавший заявил, что Южной Каролине пора выйти из Союза и приступить к созданию Южной Конфедерации. «Дайте только штату Южная Каролина выйти из США, и остальные последуют за нею», - заявил он. Затем поступило предложение избрать делегатов на специальный южный конвент, чтобы выработать конституцию для независимой Южной конфедерации. В мае 1851 г. был созван южнокаролинский конвент «южных прав», председателем которого был избран бывший губернатор Дж. Ричардсон^!1081]. Главной проблемой, обсуждаемой на конвенте, стал выход штата из Союза. Журнал «Southern Quarterly Review» писал: «Сепаратная сецессия! Ужас охватывает при этой мысли. Но мы не любим Союз и не страшимся его разрушения»^!1082^].

Инициатива Южной Каролины не была поддержана другими штатами, хотя экстремистские течения заявили о себе довольно активно в целом ряде штатов.

Напряженная борьба между сепаратистами и юнионистами развернулась и в других штатах «глубокого Юга». В Миссисипи дело дошло до переизбрания губернатора Куитмэна, выступившего на стороне сецессионистов. Новым главой штата был избран юнионист Фут. Легислатура Джорджии приняла довольно умеренный по духу документ - «Платформу Джорджии», одобрившую компромисс 1850 г. Легислатура Миссури осудила работу таких органов, как Нэшвилльский конвент, который «разжигает разногласия и отчуждает одну часть конфедерации от другой»^[1083].

Усилия южных экстремистов не дали желаемого для них результата, вторая сессия Нэшвилльского конвента не имела особого успеха. В большинстве южных штатов возобладали юнионистские настроения. Сепаратистам не удалось склонить общественное мнение южан на свою сторону. Тем не менее, это была уже не первая массированная атака с целью добиться отделения Юга и создания независимой Конфедерации. Путем компромиссов в 1850-е годы удавалось сохранять единство Союза, однако предотвратить сползание страны к Гражданской войне не удалось. Но прочность федерации определяется, в конечном счете, не жесткими формулировками основного закона, а умением политиков находить приемлемые компромиссы, сглаживать экономические, социальные и этнокультурные противоречия. А иногда действовать жестко и бескомпромиссно ради спасения единства страны.

Именно самыми жесткими и даже жестокими мерами пришлось действовать 16-му президенту республиканцу Аврааму Линкольну (1809-1865), представлявшему новую республиканскую партию, выступавшую за ограничение рабства существующей территорией, что не устраивало южан.

В американской истории одной из самых трагических страниц является период сецессии Юга, распада федерального Союза и начала Гражданской войны (1860-1861 гг.). В это время на Севере США острее всего чувствовалась необходимость в объединении различных позиций и мнений, в сплоченности и поддержке линии на сохранение единого государства, которая нашла свое четкое выражение в известной фразе А. Линкольна: «Я хочу спасти Союз». И для этого ему надо было найти взаимопонимание своих сограждан. Северяне должны были осознать, что они защищают справедливое и благородное дело, что их враги- южане - мятежники, изменники и предатели. В формировании таких общественных устремлений огромная роль принадлежала прессе.

Как только начали появляться новости относительно сецессионистского движения на Юге, различия мнений редакторов ведущих газет Севера становятся ярко выраженными. УК. Брайант, редактор «New York Evening Post» осудил сецессию в своей передовой статье, названной «Мирная сецессия - нелепость». «Никакое правительство не может спокойно существовать ни одного дня, - написал он, - если оно допускает доктрину мирного раскола, поскольку оно не может иметь в таком случае никакой безопасности и никакого будущего. Нет, если отделяется штат, то это значит, что он находится в состоянии мятежа, и сторонники сецессии - предатели. Те, кто наделен исполнительной властью, проявляют трусость и нарушают свою присягу, если они не в состоянии использовать весь арсенал законных средств, чтобы подавить такой мятеж»^[1^^84]. «Доктрина раскола - анархия, - объявляла газета из Цинциннати (штат Огайо). - Получается, что любое меньшинство имеет право уничтожить федеральное правительство ради своего удовольствия, потому что оно не имеет законных путей для прекращения его полномочий»^[^^85].

20 декабря 1860 г. штат Южная Каролина объявил о своем выходе из Союза американских штатов. В течение 45 минут без прений все 169 депутатов конвента проголосовали за ордонанс «О расторжении союза между штатом Южная Каролина и другими штатами, соединенными с ней в соответствии с договором, называемым Конституцией Соединенных Штатов Америки»^[1086]. От имени народа штата Южная Каролина провозглашалось, что «союз. существующий между Южной Каролиной и другими штатами под именем Соединенные Штаты Америки. расторгается»^[^^87].

Решение южнокаролинской легислатуры было встречено с ликованием ведущими чарльстонскими редакторами. Вскоре на улицах распродавался экстра-выпуск «Charleston Mercury» с огромным заголовком: «Союз разрушен», сообщающий о выходе штата из Союза. «Двадцатый день декабря, - писала эта газета, - будет «начертан в календарях мира как

начало новой эпохи в истории человеческой расы»^!1088]. Другие печатные издания Южной Каролины имели не менее кричащие заголовки.

Сецессионистские газеты в других штатах более глубокого Юга восторженно восхваляли решение Южной Каролины. Они признавали, что действия этого штата фактически гарантировали отделение всех штатов Залива и создание Южной Конфедерации. «Mississippian» заявляла: «Храбрая Южная Каролина! Долго вынашивающая идею сецессии Южная Каролина!. Она поведет за собой большую армию Южной Конфедерации»^!1089]. «The New Orleans Bee» утверждала, что «.Южная Каролина выбрала справедливый курс, и что он приведет к быстрому и эффективному объединению штатов, склоняющихся к сецессии», пример Южной Каролины объявлялся «достойным подражания для всех»^!1090].

Стремясь направить мысли южан в направлении сецессии, журналисты и политики обращались к населению Юга на языке республиканизма, воскрешая великие идеалы Войны за независимость, опирались на сложившиеся архетипы сознания. Они напоминали о славных именах Дж. Вашингтона, Т. Джефферсона, Дж. Мэдисона, борцов за свободу против угнетения. Они заявляли, что борьба с федеральным правительством - это борьба против коррупции и превращения государственных должностей в кормушку для мздоимцев. «Чай выброшен в воду. Революция 1860 г. началась», - восклицала «Charleston Mercury» после избрания Линкольна. На знамени, развернутом на массовом митинге в Алабаме красовалась надпись: «Сопротивление Линкольну угодно богу». И здесь очевидны аллюзии с наследием просветителей, как европейских, так и американских.

Журналист Эд. Руффин, обращаясь к Йенси, призывал его стать Патриком Генри, а себя отождествлял с Томасом Пейном. Бывший губернатор Виргинии Генри Уайз претендовал на роль Дантона в сецессии. В своей речи в легислатуре штата Джорджия 13 ноября 1860 г. Р. Тумбс прямо заявлял о том, что есть прямое сходство ситуации в начале Войны за независимость и в 1860 г. Большинство южан склонилось к мнению, что в стране происходит новая революция, призванная освободить южан от тиранической власти центрального правительства. Недаром в это время большой популярностью пользовалась южная «Марсельеза». Некоторые из восторженных сецессионистов распевали на улицах Чарльстона и Нового Орлеана: «Сыновья Юга, пробудитесь к славе! Прислушайтесь! К оружию!» При этом они воображали себя великими революционерами, готовыми на битву «за светлые идеалы южан». Южные пропагандисты объявляли сецессию и создание Конфедерации «великой революцией», беспрецедентной в истории, «благословением небес». Эд. Руффин ездил по штату Южная Каролина, агитируя против «низкой, вульгарной тирании черных республиканцев», и всюду его встречали с оркестрами, пушечными салютами и сецессионистскими песнями^!1091]. Амбивалентность позиции южан ярко отражалась в том, что считая сецессию - продолжением первой Американской революции, на самом деле они хотели уничтожить то, что этой революцией было создано - Союз штатов, федеральное государство. Сецессионистское движение южан было по сути торжеством контрреволюции, замаскированной под народное движение, борьбу с тиранией.

Провозглашая право на сецессию законным, южные экстремисты также апеллировали к Конституции, настаивая на правах штатов. В коллективной памяти южан отложилось, что право на сецессию было уже заложено в историческом прошлом в знаменитых кентуккийских и виргинских резолюциях, написанных такими отцами-основателями страны, как Т Джефферсон и Дж. Мэдисон^!1092].

Ирония истории заключалась в том, что южане использовали революционную риторику и активно обращались к наследию «отцов-основателей», стремясь уничтожить именно то, что ими было создано. Для коллективной памяти американцев обеих секций право на сопротивление являлось естественным, напоминая об их совместной борьбе против английских угнетателей. Для многих северян избрание Линкольна, представителя республиканской партии, выступавшей с позиций нераспространения рабства на новые территории, было началом новой революции, которая уничтожит главное зло американского общества - рабство. Юг, в свою очередь, тоже заявлял о революции. Однако, как считает крупнейший американский исследователь Второй североамериканской революции Джеймс Макферсон, «вызов Севера» был именно политической революцией, а «ответ» Юга - контрреволюцией, рядившейся в революционные одежды. Аграрный Юг решился на «превентивную контрреволюцию» против северного радикализма. Рефлексия южан выражалась в их представлении о том, что именно в их регионе происходит новая революция, призванная освободить великую южную цивилизацию от агрессивного и порочного Севера.

В январе-феврале 1861 г. вслед за Южной Каролиной шесть рабовладельческих штатов вышли из Союза: Миссисипи (9/I), Флорида (10/I), Алабама (11/I), Джорджия (19/I), Луизиана (26/I), Техас (1/II). Позднее к ним присоединились еще четыре: Виргиния (17/IV), Теннееси (6/V), Арканзас (6/V), и Северная Каролина (20/V). Территория всех 11 отделившихся штатов достигла 733 144 кв. миль, что составляло 40 % территории страны^!1093].

Анализ деклараций о сецессии отдельных штатов не только раскрывает подлинные причины, подтолкнувшие на этот шаг. Это во многом документы манипулятивного характера, рассчитанные на то, что напоминание о старых обидах, бесконечные повторения о притеснениях Севера создадут соответствующее общественное мнение. Это следует подчеркнуть сразу, поскольку при чтении деклараций может создаться впечатление, что действия южан носили вынужденный характер и только соответствующие враждебные шаги Севера толкнули их на раскол Союза. Аргументация составителей этих документов была достаточно продуманной и изощренной. Наряду с мнимыми обидами и вымышленными претензиями были и вполне реальные причины для недовольства, поскольку индустриальный Север, конечно, рассматривал Юг как свой аграрно-сырьевой придаток или стремился утвердить такое положение дел со всеми вытекающими отсюда последствиями. Сделать это до Гражданской войны северянам в полной мере не удавалось, поскольку контроль над федеральной властью находился в руках южан. Южане четко осознавали и безапелляционно заявляли, что раскол Союза происходит из-за института рабства, который они стремятся во что бы то ни стало сохранить, в то время как Север желает его постепенного уничтожения^!1094].

Самое любопытное, что сами эти документы были составлены буквально по образцу Декларации независимости 1776 г. Парадокс ситуации заключался в том, что постоянно используя революционные лозунги и призывы, южные экстремисты никакой революции не желали. Это было «злоупотребление языком», чтобы назвать сецессию революцией, - заявлял Джефферсон Дэвис. - Мы оставили Союз, «чтобы спасти нас от революции», которая угрожала сделать «собственность на рабов совсем необеспеченной или ничего не стоящей»^!1095].

8 февраля 1861 года представители отделившихся штатов приняли конституцию «Конфедеративных Штатов Америки» ^!1096]. 18 февраля 1861 г. временным президентом Южной Конфедерации был избран Джефферсон Дэвис (1808-1889), крупный плантатор из Миссисипи, ранее являвшийся сенатором Конгресса США. 21 января 1861 г. он покинул Сенат США, заявив на прощание, что он: «в течение многих лет защищал, как существенный элемент суверенитета штатов, право любого из них покинуть Союз»^!1097]. Однако нельзя утверждать, что юнионистские настроения исчезли полностью. Большинство графств в Западной Виргинии стойко сопротивлялись сецессионистскому движению и создали свой собственный штат в составе Союза. Некоторые из юнионистских газет обвиняли конфедератов в развязывании военных действий. П. Броунлоу заявлял, что нападение на форт Самтер было «трусливым», и утверждал, что «война в Чарльстоне была начата отделившимися штатами»^!1098].

Линкольн в своей инаугурационной речи стремился смягчить южные опасения и восстановить федеральную власть над отделившимися штатами. Он твердо отрицал право на раскол. «Ни один из штатов не вправе сугубо по собственной инициативе законно выйти из Союза», - заявил он. Он далее безапелляционно заявил, что «.с точки зрения универсального права и Конституции союз этих штатов вечен. его невозможно уничтожить, иначе, как прибегнув к действию, не предусмотренному в самом этом документе»^!1099].

Напоминая о славном прошлом, о заветах «отцов-основателей», об авторитете Конституции, созданной ими, ведущий нью-йоркский журналист, издатель газеты «Нью-Йорк Таймс» Генри Рэймонд писал: «Мы будем стоять за Конституцию, созданную нашими отцами. Мы не будем создавать новую и не позволим никому разрушить старую. Задолго до того, как придет такой день, народ северных штатов встанет как один человек, забыв о старых разногласиях и различиях, чтобы сохранить американский Союз и раздавить любой мятеж, который может угрожать его разрушением»^!1100].

Для северян южане ассоциировались с мятежниками, а не с борцами за свободу и независимость своих штатов. Значительная часть северян поверила Линкольну и его обещаниям добиваться сохранения единства страны. Они поддержали президента, потому что

понимали, какую важную ценность представляет Союз, созданный в испытаниях революционной Войны за независимость.

Многочисленные письма, публикуемые газетами Севера, были подтверждением того, что избиратели готовы были силой принудить мятежников Юга к повиновению законам Союза. «Мы выбирали Линкольна, - написал житель Иллинойса, - и если необходимость этого потребует, будем бороться за него. Наше графство может поручиться за 500 “бдительных”, которые хорошо вооружены и экипированы». «Линкольн должен провести в жизнь законы нашего государства против этого мятежа южан», - заявлялось в письме жителя Огайо^[110'^]. В суровых испытаниях Гражданской войны принцип федерализма доказал свою жизнеспособность, Союз штатов был сохранен.

Вслед за кровавым конфликтом 1861-1865 годов последовал период Реконструкции южных штатов, призванный закрепить целостность федерации. Никаких поправок к Конституции, запрещавших выход штатов из Союза, не было принято. Однако согласно решению Верховного суда в 1869 г., Конституция не допускает односторонней сецесии штатов. В соответствии с этим решением, акты легислатур отделившихся штатов объявлялись недействительными.

Мнение верховного судьи С.П. Чейза гласило: «Союз штатов никогда не был чисто искусственной и произвольной связью. Он возник между колониями и вырос из общего происхождения, взаимных симпатий, родственных принципов, сходных интересов и географических отношений. Он был подтвержден и усилен военными нуждами и получил определенную форму, характер и санкцию в “Статьях Конфедерации”. Таким образом, Союз был торжественно провозглашен “вечным”. Когда “Статьи” были признаны недостаточными для нужд страны, была создана Конституция “для образования более совершенного Союза”. Трудно передать идею неразрывного единства более ясно, чем этими словами. Что может быть неразрывным, если не вечный союз, ставший более совершенным?*^¹¹⁰²

Европейские просветители не создали теорию федерализма. Это было сделано американскими просветителями, «отцами-основателями» новой заокеанской республики. В период, следующий за Войной за независимость, и до Гражданской войны происходило, с одной стороны, укрепление федералистских основ Союза штатов, с другой, возникали сепаратистские тенденции как на Севере, так и на Юге. Благодаря компромиссным мерам удавалось избежать распада Союза, но секциональные противоречия все же привели к мятежу южных штатов и созданию Конфедеративных Штатов Америки. Потребовалась кровопролитная Гражданская война и эпоха Реконструкции, чтобы восстановить единство Союза. Тем не менее сепаратистские тенденции возникают и в современной Америке.