Глава 9 Проблема демократии, свободы и прав человека в период 1 гражданскои воины

Вторая североамериканская революция (1860-1877) - важнейшая составляющая

революционного процесса в США. Вокруг нее до сих пор не утихают дискуссии, как в связи с ее хронологическими рамками, так и по поводу причин и задач.

В американской историографии впервые Чарльз Бирд предположил, что Гражданская война в США и эмансипация рабов означают вторую американскую революцию^[1506]. Эту концепцию разделяют многие современные американские историки. Джеймс Макферсон, Грегори Даунс и Брюс Левине утверждают, что борьба с рабством и победа над ним равносильны второй американской революции. Так Брюс Левине отмечает: «Гражданская война означала начало титанической революции, которая в течение нескольких лет положила конец рабству и сломила класс плантаторов»^[1507]. Историк Э. Фонер, обладатель многих престижных наград и премий (Пулитцера, Линкольна, Бэнкрофта), полагает, что в «эру Гражданской войны и Реконструкции» происходило «новое рождение свободы»^[1508], «второе основание» Соединенных Штатов^[1509]. Отмена рабства, новое воссоединение распавшегося союза штатов, дальнейшее усиление центральной национальной власти придали, по его мнению, новый смысл определению США как «империи свободы». «Нам нужно построить такую империю свободы, какой еще не бывало со времен творения»^[151^^].

В наследии европейских и американских просветителей идеи демократии, свободы и прав человека, как неоднократно подчеркивалось, занимали важнейшее место.

Историческое наследие Войны за независимость отразилось и в визуальных символах, используемых пропагандой как Севера, так и Юга. Образ «кавалера», принятый южанами, был символическим отторжением пуританской культурной традиции Севера, ассоциируемой ими со стереотипом янки. Обе стороны опирались на проверенные временем вербальные и визуальные образы, в том числе античные (образ Свободы и Колумбии, брата Джонатана и кузена Родерика), символику американского флага (звезды и полосы), американского герба (орел, лавровые ветви и др.)^[1512]. Юг грезил о «греческой демократии древних Афин». Со времен Джефферсона Юг, по мнению Б. Уайт-Брауна, конструировал свой образ на матрице идиллического аграрного общества^[1513]. Север уже реализовывал на практике индустриальную рыночную модель экономики вместе со стремлением к расширению политической демократии, в то время как Юг представлял собой периферийную модель мирового капитализма. Нараставшее противостояние Севера и Юга усиливало дивергентные процессы в национальной социокультурной модели, вело к формированию двух культурно­идеологических систем, к поиску их самоидентификации. Сложившаяся ситуация диктовала каждой стороне необходимость создания политических псевдомифов, опоры на разные культурные архетипы.

«себя» и «другого». Стереотип Юга в представлениях северян: варварство, дикость, отсталость, несовместимость с передовыми просветительскими и либеральными идеалами XIX столетия. Для южан Север был очагом радикальных «измов» (феминизм, аболиционизм, социализм и др.), пуританского лицемерия янки. Каждая секция вписывала другую в собственную дискурсивную практику и делала его объектом своей ненависти.

Концепт свободы был общим и для Севера и для Юга со времен Войны за независимость. Однако Север в ходе Гражданской войны ясно осознал, что свобода невозможна без полной и окончательной отмены рабства. И об этом четко сказал Линкольн, заявивший в своем втором инаугурационном обращении к нации, что конфликт не закончится, «пока каждая капля крови, пролитая от удара плетью, не будет оплачена другой, пролитой от удара мечом»^!1515]. Рассуждая о различном понимании свободы северянами и южанами, он подчеркивал: «Это два не только различных, но и несовместимых явления, которые называются одним и тем же словом “свобода”. И отсюда следует, что каждое из явлений называется соответствующими сторонами двумя различными и несовместимыми именами - свободой и тиранией»^!1516].

Возникшая в середине 1850-х гг. республиканская партия была, по преимуществу, партией Севера, в которой объединились те, кто не желал распространения рабства на новые территории. В то же время, правящая демократическая партия, ранее имевшая общенациональное влияние, стала выражать главным образом интересы Юга. Идущий в стране процесс модернизации, изменившиеся исторические реалии выражались в росте влияния Севера, в то время как политическая власть продолжала сохраняться в руках плантаторской олигархии.

Победа кандидата республиканцев Авраама Линкольна на президентских выборах 1860 г. ^!1518] рассматривалась северянами как победа в борьбе за власть в Союзе, поскольку она означала переход власти мирным конституционным путем от демократов к республиканцам. На самом деле - из рук плантаторской южной олигархии к буржуазии Севера. Каждая из партий, конкурирующих в политической сфере 1860 года, имела четко заданную структуру оппозиций. Основные положения предвыборной программы республиканцев: ограничение рабства существующей территорией, принятие закона о гомстедах, политика протекционизма - были нацелены на дальнейшую модернизацию страны. Отсюда конструируемый ими образ собственного кандидата, «человека из народа», «честного Эйба», защищающего Конституцию и порядок. Не случайно в предвыборных плакатах использовался взятый с государственного герба американский орел, который в клюве держал предвыборный лозунг: «свободная речь, гомстеды, свободные территории», а рядом с ними два рабочих поддерживали надпись: «покровительство американской индустрии»^!1519].

Подобные преобразования были неприемлемы для южан. Они оказывались основанием мучительных для Юга противоречий «коллективного бессознательного» с новыми реалиями. Сецессия Юга была ответом на вызов Севера, еще более четким осознанием дихотомии - «мы - другие».

устои, подчинить его своему эгоизму, практицизму и страсти к наживе, отменить то, что свято и ценно для всего Юга. В своей речи он вновь идентифицировал южан с «кавалерами», славными рыцарями, сражающимися за «справедливое дело», а северян - с «пуританами, узколобыми фанатиками, насквозь пропитанными аболиционизмом»^!1520].

Северная социокультурная модель опиралась на развивающуюся либеральную рыночную экономику, в ее ментальности утверждались просветительские и либеральные идеи индивидуализма, самоценности личности, свободы и гражданских прав, уважение к закону ^!1521^]. Идеология Севера была в достаточной мере рационалистичной, либеральной в своей основе, в дискурсе его политиков доминирующим был концепт «свободы», что в значительной мере влияло на политическую платформу республиканцев.

Еще Томас Джефферсон понимал индивидуальную свободу как собственность на самого себя: «Истинный фундамент республиканского правительства - это равные права каждого гражданина на самого себя и на свою собственность и на распоряжение самим собой и своей собственностью»^!1522].

Тем не менее, было слишком большое различие между тем, что Север воображал о себе, и каким он желал выглядеть в глазах других, с теми жизненными реалиями, которые в нем имели место. Поэтому южане могли столь резко и вполне обоснованно критиковать недостатки северной модели развития и противопоставлять ей свою собственную. Конечно, ни Север, ни Юг не были гомогенны, и антирабовладельческие активисты обычно игнорировали социальные разногласия, которые существовали в северном обществе. Тем не менее, политики Севера подчеркивали выгоды рыночной модели экономики, значение свободного труда и экономического индивидуализма.

Концепт «свободного труда» становится ведущим в риторике республиканских и антирабовладельческих политиков. Несмотря на этнические и социальные разногласия, жители Севера объединялись вокруг общего видения истинно республиканского демократического общества^!1524]. Эта позиция находила свое отражение в идеологии республиканской партии, воплотившейся в лозунге: «Свободная земля, свободный труд, свободный человек». Идеология «свободного труда» базировалась на тезисе о том, что труд свободных людей выше в экономическом и социальном отношении, чем труд рабов^!1525]. Другой отличительной чертой общества на Севере была убежденность в возможности для наемных работников подняться до независимого положения владельца собственности, убежденность в превосходстве северной демократии, предоставляющей демократические права и свободы широким слоям населения^!1526]. Это нашло свое выражение в имидже Авраама Линкольна, как «человека из народа», «создавшего самого себя» (self-made man), защищающего такие ценности, как равенство людей, достоинство свободного труда, право простого человека подниматься вверх по социальной лестнице. «Это - справедливая и преуспевающая система, - считал Линкольн, - которая дает дорогу перед всеми, дает надежду каждому, наделяет энергией, обещает прогресс и улучшение жизни для всех. Никто не достоин большего доверия, чем человек, который своим трудом поднялся из нищеты». Он неоднократно обращался к этой идее. «Труд предшествует капиталу, - утверждал он, - и независим от него. Капитал - это лишь плод труда, и он никогда не возник бы, если бы прежде него не существовал труд. Труд выше капитала и заслуживает намного больше уважения»^!1527].

Отстаивая лозунг «свободной земли», республиканцы добивались свободного доступа к западному земельному фонду, принятия закона о гомстедах, что делало партию привлекательной для народных масс^!1528]. Программные положения республиканцев «Свободный труд, свободная земля, свободный человек» также находили свое выражение в идее нераспространения рабства на новые территории и в постепенном его исчезновении.

В своей речи в Пеории в 1854 г. Линкольн выразил свое отношение к рабству в следующих словах: «Я ненавижу рабство, потому что оно чудовищно и несправедливо. Я ненавижу его потому, что оно лишает наш образец республиканизма заслуженного влияния в мире; дает

благовидную возможность врагам свободных институтов насмехаться над нами как над лицемерами; заставляет убежденных друзей свободы сомневаться в нашей искренности. Нашу республиканскую мантию запятнали и протащили по грязи. Давайте очистим ее! Давайте отмоем ее до белизны в духе, если не в крови Революции! Давайте лишим рабство притязаний на “нравственное право”, вернемся к существующим законам по ограничению этого института. Давайте возродим Декларацию независимости, а вместе с ней политику и методы, которые гармонируют с ней!»

Разумеется, в отношении рабства взгляды Линкольна были противоречивыми, и как у большинства северян, расистскими^[1530], он выступал за разделение рас, за отправку освобожденных негров в Африку. Долгое время поддерживал неприкосновенность рабства в южных штатах как незыблемое право собственности и соблюдение закона о беглых рабах. Об этом он говорил и своем первом инаугурационном адресе^[1531]. Но все же его взгляды в отношении «особого института» Юга не оставались неизменными.

Большим резонансом обладали слова Линкольна о «разделенном доме», сказанные во время дебатов с демократом Стивеном Дугласом в 1858 г.: «Я считаю, что агитация не прекратится, пока не назреет и не будет пережит кризис. Дом, раздираемый ссорой, устоять не может^[1532]. По моему мнению, наше государство не может вечно оставаться наполовину рабовладельческим, наполовину свободным. Я не думаю, что наш Союз окажется расторгнутым, я не думаю, что наш дом обрушится, но я думаю, что он выйдет из состояния раскола и станет или целиком рабовладельческим, или целиком свободным. Либо противники рабства остановят дальнейшее распространение рабовладения и добьются такого положения, когда общественное мнение, уверившись в том, что рабство находится на пути к окончательному исчезновению, успокоится; либо сторонники рабства узаконят его во всех штатах, как старых, так и новых, как на Севере, так и на Юге»^[1533]. Как подчеркивает В.В. Согрин, программа республиканцев была программой либерально-демократической революции, демократического преобразования американской цивилизации в интересах большинства. Правда, в первую очередь, в интересах большинства белого мужского населения^[1534].

Линкольн, как и отцы-основатели, опирался на протестантскую христианскую доктрину, на просветительские идеи о естественных правах человека, на либеральные ценности демократии и равенства людей, на прагматизм и рационализм «отцов-основателей»^[1535]. Не случайно, Линкольн утверждал, что мятеж рабовладельческих штатов является посягательством на свободу и демократию. «Мятеж - это прежде всего, если не исключительно, война против первейшего принципа народного правления, то есть против прав людей»^[1536].

В период, предшествовавший Гражданской войне между Севером и Югом, обостряются секционные разногласия. Противостояние Севера и Юга диктовало формирование «образа врага», создание множества новых культурно-политических стереотипов, которые четко выявляются в анализе речей политиков, публицистики, материалов прессы. Настойчивой темой антира-бовладельческой агитации и северного политического дискурса становится «Slave Power» - господство рабовладельцев, варварство и аморализм рабства. Аболиционист Дж. Ливитт писал С.П. Чейзу: «Я верю, что умы людей готовы к ниспровержению “власти рабовладельцев” (Slave Power) как окончательному результату нашего движения. Я поражен той легкостью, с которой этот термин вошел в употребление. “Slave Power” теперь бесспорно включен в политическую лексику страны.»^[1537]. На протяжении ряда лет жесточайшего противостояния Севера и Юга северные аболиционисты, редакторы и республиканские политики постоянно повторяли, что Юг, а фактически вся страна, управляется грубой «рабовладельческой властью». Эта власть хорошо организована и имеет целью всю страну сделать «страной господ и рабов», подвергая опасности права и свободы северян. Так северные пропагандисты формировали в общественном мнении своего региона негативный образ Юга. Выдвинутый еще аболиционистами и подхваченный республиканцами концепт «slave power» сплотил все антирабовладельческие силы Севера и способствовал нагнетанию страстей. Нейтральность и толерантность в отношении рабства, поиски новых компромиссов стали восприниматься как отсутствие интереса к сохранению либеральных демократических традиций. Идентифицируя свою деятельность с великим делом свободы в интересах широких слоев населения, республиканцы рассматривали самих себя, как единственных защитников гражданских и политических свобод. Они драматизировали ситуацию, переводя противостояние с рабством в плоскость борьбы сил

добра и зла, свободы и угнетения, демократии и аристократии, говорили о нарастании «неразрешимого конфликта»^!1538].

Концепт «Slave Power» также создавал на Севере активно внедряемое убеждение, что Юг был экономически застойным, социально стратифицированным и нравственно ущербным. В передовице газеты «Milwaukee Sentinel» под красноречивым заголовком «Варварский Юг» говорилось: «Состояние южного общества демонстрирует растущую тенденцию к возвращению назад, к варварству. Там очень мало школ, и массы населения вырастают в невежестве и пороках. Люди склонны к насилию и кровопролитию больше, чем к спокойной дискуссии или разрешению своих проблем и затруднений посредством правосудия»^!1539].

Процесс регионализации и поляризации мнений, рост антагонизма секций разрушали политическое единство страны. Ощущения неизбежности приближающегося «неразрешимого конфликта» постепенно зрели как на Севере, так и на Юге. Видный политик Севера Э. Уэйд в письме жене 22 января 1861 г. писал: «Ты спрашиваешь меня, что я думаю о состоянии нашей страны, и в ответ я должен сказать, что еще прежде, чем агитация прекратится, у нас будет жестокая война. С этим ничего поделать нельзя. Все компромиссы в мире не остановят рабство. Долгие годы предпринимались попытки сделать это, но каждый раз рабовладельческая агитация становилась еще яростнее. Неразрешимый конфликт продолжается. Мы или будем иметь повсюду рабство, или всеобщую свободу, половинчатый путь здесь невозможен. Юг понимает это, он знает, что все мы здесь, на Севере, за небольшим исключением. аболиционисты в душе. и что нашей конечной целью является изгнание проклятья рабства с нашей земли»^!1540].

Страхи, истерия и фобии Юга касались не только проблемы рабства. Со времен Войны за независимость в американском обществе существовал страх перед сильным централизованным правительством (big government) в противовес минимальному правлению (limited government). Юг, по мнению историка Ладвела Джонсона, не просто стремился отстоять свои особые права, он желал быть свободным от вмешательства и контроля со стороны северян. Южане считали, что Север стремится к такой консолидации и трансформации Союза, где большинство будет навязывать свою волю меньшинству, где резко возрастет роль правительства. А они хотели сохранить отношения государства и личности в джефферсоновском толковании, им импонировала идея «правительства, которое правит меньше всего»^!1541]. Но парадокс истории состоял в том, что Гражданская война, начатая по инициативе Юга, не могла не усилить именно исполнительную власть в обеих противоборствующих секциях Союза. И это вело к нарушению тех прав и свобод, которыми так гордились обе секции.

Южане, заявляя о своем праве на сецессию, оправдывались ссылками на Конституцию США 1787 года, которая прямо не запрещала выход штатов из Союза. Доктрина прав штатов, отстаиваемая южанами, основывалась на Десятой поправке к Конституции, входящей в «Билль о правах». Согласно ей полномочия, «не предоставляемые Соединенным Штатам настоящей Конституцией и не запрещенные ею штатам, сохраняются за каждым штатом или за народом». Расплывчатая формулировка служила основанием для различных интерпретаций. Поэтому главным лозунгом Южной Конфедерации была защита прав штатов, при этом они могли ссылаться на знаменитые кентуккийские резолюции 1798 года все того же Джефферсона, которые расширяли конституционное толкование прав штатов и оправдывали несоблюдение федеральных законов (право на нуллификацию)^!1542]. Защитники южан доказывают, что сецессия (то есть отделение) происходила с соблюдением всех формальностей. Каждый штат выбирал представителей в конституционный конвент штата, и они голосовали за или против сецессии. На самом деле, если результаты не устраивали сецессионистов, то они переголосовывались, а референдумы об отделении прошли только в 6 штатах, причем в половине они оказались против выхода из Союза^!1543]. Провозглашая право на сецессию законным, южные экстремисты заявляли о своем стремлении расколоть Союз штатов как о новой революции. На самом деле - это было контрреволюцией^!1544].

Часть политической элиты Юга, активисты сецессионистского движения, называемые «пожирателями огня», такие как Ретт, Руффин, Йетси, пытались внушить южанам, что только путем раскола Союза можно было спасти южную цивилизацию от северной агрессии^!1545]. Если юнионисты обеих секций просто стремились законсервировать существующее положение вещей, то экстремистское крыло сепаратистов ставило своей задачей не просто сохранение особой южной социокультурной модели, а возвращение к положению Юга до

Войны за независимость. Таким образом, для них был характерен даже не бёрковский консерватизм, для которого важно сохранение статус-кво и неприятие любых перемен. Южные экстремисты, «пожиратели огня», представляли скорее деместровский вариант консерватизма. Деместровский консерватизм являлся постреволюционным, и поэтому его не устраивало статус-кво. Главной тенденцией в нем было стремление вернуться к старому порядку традиционалистского типа^!1546]. Южные экстремисты хотели на самом деле реконструировать консервативную традицию, чтобы придать ей вид не столько умеренной реформы, сколько радикальной революции. В своей инаугурационной речи президент Конфедеративных Штатов Америки Джефферсон Дэвис заявил, ссылаясь на Декларацию независимости 1776 года: «Наше современное положение, достигнутое беспрецедентным в мировой истории способом, иллюстрирует американскую идею о том, что правительства создаются с согласия управляемых, и что в воле народа заменять или свергать правительства всякий раз, когда они становятся разрушительными для целей, для достижения которых они были созданы»^!1547]. Парадокс ситуации заключался в том, что постоянно используя революционные лозунги и призывы, южные экстремисты никакой революции не желали. «Это было “злоупотребление языком”, чтобы назвать сецессию революцией, - заявлял Дж. Дэвис. - Мы оставили Союз, чтобы спасти нас от революции, которая угрожала сделать собственность на рабов совсем необеспеченной или ничего не стоящей». В 1861 г. госсекретарь КША Роберт Тумбс сообщал иностранным правительствам, что южные штаты сформировали новую нацию, «чтобы сохранить свои старые учреждения» от «революции, которая угрожала уничтожать нашу социальную систему». Сепаратисты в 1860 г. преувеличивали республиканскую угрозу и убеждали, что превентивные действия предотвратят опасности, которые они вызывали в своем воображении. Юг не мог позволить себе ждать «откровенного акта» Линкольна против южных прав, настаивали они. Эти настроения выразились в речи Дж. Дэвиса: «Время для компромиссов теперь прошло, - заявил он. - Юг решил отстоять свою позицию, и заставить всех, кто выступит против него, почувствовать запах южного пороха и испробовать крепость южной стали» ^!1548].

Авраам Линкольн, бывший профессиональным юристом, доказывал еще в своей первой инаугурационной речи, что Союз был создан раньше, чем возникли сами штаты, что Союз вечен и неразрушим, что «в соответствии с законом ни один штат не может самостоятельно выйти из Союза, что подобные решения и постановления не имеют законной силы, и что акты неповиновения власти Соединенных Штатов... являются мятежными..,»^!1549].

Начатая за «сохранение Союза», Гражданская война неизбежно должна была стать войной за свободу, за ликвидацию позорного института рабства^!1550].

В начале 2000-х годов в американской историографии произошел подъем новой волны ревизионизма, появление работ, написанных с односторонних позиций защиты рабства, особой цивилизации Юга. Прославление лидеров Конфедерации сопровождалось потоком идеализированных биографий Дж. Дэвиса, Р. Ли, А. Стефенса и других видных южан. Историки-южане пытаются доказать, что в войне прав был Юг, а не Север. В работе Уолтера Кеннеди в соавторстве с Бобом Харрисоном «Мифы рабства»^!1551]вина за развязывание конфликта возлагалась на фанатиков-аболиционистов, они доказывали, что утверждения аболиционистов о греховности и порочности рабства не соответствовали действительности.

Книга братьев Джеймса и Уолтера Кеннеди «Юг был прав» была написана с позиций Юга и в защиту Юга. Авторы подчеркивали, что после того как Юг провозгласил свою независимость, войска северян вторглись в его пределы, не оставив южанам выбора, как только защищать самих себя. После поражения Юг превратился в колонию Севера, к чему северяне стремились с самого начала. Поэтому авторы считают мифами, созданными янки, что война велась за сохранение Союза или за освобождение рабов. Янки были заинтересованы в такой интерпретации войны, которая позволила бы им скрыть свои преступления против южан, их пропаганда оказалась более искусной, чем южная^!1552].

Из книг профессиональных историков мифы «старого Юга» проникали в публицистику и СМИ, становились частью современной ментальности южан. Многие белые южане стремятся оправдать южную Конфедерацию и выставить Север агрессором, вторгнувшимся на миролюбивый Юг, не ради освобождения негров, а ради подавления самобытности прекрасного Дикси (неформальное название Юга). Главные пункты южной риторики: рабство не было причиной сецессии; радикальные аболиционисты являлись провокаторами, разжигая в черных ненависть к их хозяевам; южные штаты в любом случае пришли бы к отмене

рабства самостоятельно; рабы были счастливы на Юге; существовали кардинальные культурные различия между Севером и Югом в такой степени, что можно говорить о существовании двух различных цивилизаций^[1553].

Усиление ревизионизма в трактовке Гражданской войны бумерангом ударило по американскому обществу. Прокатившаяся в 2017 и в 2020 гг. в США волна сноса памятников южным конфедератам показала, что историческую память можно реанимировать и искажать при помощи мифов, хотя событиям Гражданской войны в США уже более 150 лет. Любопытно, что большинство американцев - 62 % (по данным службы Marist Institute for Public Opinion) выступают против сноса памятников участникам Гражданской войны в США на стороне Конфедерации. Серьезные расхождения обнаружились среди афроамериканцев, 44 % считают, что памятники должны оставаться на своих местах, 40 % хотят, чтобы их снесли^[1554].

Гражданская война чаще всего является конфликтом не классовым, а именно цивилизационным, столкновением разных проектов жизнеустройства. Многое в этой войне было необычным для США: значительные территории, колоссальная протяжность фронтов, комбинированный характер операций, которые велись на суше, и на море, огромные по своей численности армии, масштаб сражений, невиданные человеческие потери, новые впервые применяемые средства ведения войны. Обе воюющие стороны широко использовали железные дороги, телеграф, воздушные шары, нарезную артиллерию, броненосные корабли, морские мины, торпеды^[1555].

Война стала страшным испытанием для страны. Она была поистине братоубийственной. Это можно видеть на примере штата Кентукки. Четыре внука знаменитого лидера вигов Генри Клея сражались на стороне Конфедерации, три других - на стороне Союза. Один из сыновей сенатора Криттендена, автора знаменитого компромисса 1860 г., пытавшегося примирить враждующие секции, имел звание генерала в федеральной армии, другой - такое же звание в Конфедерации. Были разорваны многие дружеские, братские и семейные узы. У жены президента Мэри Тодд Линкольн, родившейся, как и Авраам Линкольн, в рабовладельческом штате Кентукки, семья оказалась трагически разделенной. Ее старший брат Леви и ее сводная сестра Маргарет Келлог были на стороне Союза, а младший брат Джордж и три сводных брата - Сэмюэл, Дэвид и Александр вступили в армию Конфедерации. Три ее сводные сестры Эмили Хэлм, Марта Уайт и Элоди Доусон были замужем за офицерами армии Конфедерации^[1556]. Постоянные нападки на самого Линкольна враждебных ему демократических изданий, а также южной прессы, сопровождались обвинениями и в адрес его жены. Созданная радикальными республиканцами Комиссия по расследованию вопроса о ведении войны выдвинула в адрес Мэри Тодд Линкольн обвинения в том, что она передавала важную информацию тайным агентам Конфедерации^[1557]. Только личное вмешательство президента помешало превращению этого дела в громкий политический скандал^[1558]. Жена УС. Гранта была по рождению южанкой. Шурин Джефферсона Дэвиса был офицером военно-морского флота Союза.

Началом Гражданской войны явился обстрел федерального форта Самтер в бухте Чарльстона (Южная Каролина). В 4:30 утра 12 апреля 1861 г. 47 орудий батареи конфедератов Чарльстона открыли огонь по форту Самтер. Так и не получив помощи от федерального правительства, после 40-часовой бомбардировки, когда у гарнизона кончились боеприпасы, командующий гарнизоном Андерсон был вынужден сдать форт. Флаг Союза был спущен и над фортом взвился флаг Южной Конфедерации^[1559]. Это было открытое военное выступление южан против федерального правительства.

Гражданская война, как это бывает в истории любой страны, приняла варварский антигуманный характер с самого начала военных действий. По мнению историков, в ней погибло больше 1 миллиона человек, в то время как население страны составляло около 30 миллионов^[1560]. Война сопровождалась многочисленными актами насилия и жестокости не только на полях сражений.

И обе стороны конфликта утверждали, что воюют ради соблюдения Конституции страны, в которой составной частью являлся Билль о правах, первые 10 поправок к конституции, закреплявший важнейшие политические, личные гражданские права, а также гарантировавший неприкосновенность частной собственности.

Проблема соблюдения или нарушения прав человека в условиях Гражданской войны зависела от территории, свободной от военных действий, или, наоборот, являвшейся фронтовой зоной. С одной стороны, была территория северных штатов, лояльных администрации Линкольна. Затем - территория пограничных штатов, ситуация в которых была неопределенной долгое время. Далее - территория, где собственно происходили сражения, и где поочередно могли находиться войска или северян, или южан, где смерть пожинала свою скорбную жатву. Существовала еще и прифронтовая полоса, где действовали чрезвычайные обстоятельства. Наконец, была еще территория самой южной Конфедерации, первоначально не затронутая войной. Соблюдение даже естественных и неотъемлемых прав человека в условиях братоубийственного конфликта представлялось чаще всего неразрешимой проблемой, за исключением не затронутых военными действиями регионов. Тем более представляется важной в научном плане задачей - проследить, как обстояло дело с правами человека во враждующих лагерях.

В последнее время стало модным обвинять Север в стремлении навязать южанам чуждый им образ жизни, подчинить их диктату янки. Профессор экономики из Мэриленда Томас Ди Лоренцо в своей книге «Линкольн без маски: что мы не предполагаем знать о бесчестном президенте» обвиняет большинство историков Гражданской войны в США в том, что они создали настоящий культ 16-го президента и превратили его в «героя», а сами стали защитниками и пропагандистами «сильного правительства», «имперской» и «тоталитарной политики», идеализируя политику Севера. Ди Лоренцо изображает Линкольна тираном, стремящимся к личной славе^!1561]. Автор повторяет известные обвинения Линкольну в том, что он был «сверх-расистом» и никогда не верил в возможность равенства черной и белой рас.

Южные штаты, по его мнению, сопротивлялись президенту-диктатору, который подавлял свободу прессы, отменял действие habeas corpus, заключал в тюрьму невиновных граждан, принимал решения, минуя Конгресс, игнорировал Верховный суд. Историк считает, что 640 тысяч солдат, павших в Гражданской войне с обеих сторон, сражались не за почетное дело ликвидации рабства, а за то, чтобы принести в жертву верховенству федерального правительства права и независимость штатов. Именно Линкольна он обвиняет в развязывании войны и создании сверх-централизованного государства, не совместимого с подлинной демократией и нарушающего права граждан.

Джефри Мэнбер и Нейл Дэлстром в своей книге «Ярость Линкольна»^!1562]рассматривают проблему взаимоотношения правительства и оппозиционной печати. В центре их повествования история журналиста Джона Ходжсона, издававшего в маленьком городке Пенсильвании проюжную газету «Jeffersonian», в которой он защищал право штатов на отделение, превосходство белой расы и называл правительство Линкольна мерзким и отвратительным. В августе 1861 г. возмущенная толпа разрушила типографию, а несколько дней спустя судебные маршалы арестовали его собственность согласно Конфискационному акту. Затем пострадавший редактор долго судился с правительством США и даже выиграл процесс. Авторы осуждают Линкольна, который всячески подавлял северную оппозиционную прессу и добился полной ликвидации свободы слова во время войны.

Отделившиеся в 1860-1861 гг. южные штаты создали собственное государство, приняли собственную Конституцию и избрали временным президентом Джефферсона Дэвиса, (1808- 1889)^!1563], крупного плантатора из Миссисипи, являвшегося сенатором Конгресса США, также в силу обстоятельств усиливавшего исполнительную власть. Главным отличием Конституции КША от федеральной было признание рабства. Оно стало ее «краеугольным камнем»^!1564], как откровенно выразился вице-президент Александр Гамильтон Стефенс (1812-1883)^!1565]. Будучи политическим деятелем и юристом, он еще задолго до сецессии Юга отстаивал право штата на выход из Союза, как действенное, хотя и крайнее средство, заставляющее федеральную власть держаться в рамках Конституции. Право на отделение есть право как гражданское, так и революционное. Оно заложено в договоре, первоначально заключенном штатами. Любой штат вправе взять обратно то, что он предоставил мирным путем, когда сочтет подобный шаг желательным. Суверенные штаты никогда не отрекались от своего суверенитета. Конституция представляет собой равноправный договор между равноправными партнерами. Соединенные Штаты - это федеративный союз, а не органически единое государство: «Настоящее государство должно прежде всего быть сильным. Необходимо, чтобы некая сила объединяла воедино все его части и всех его граждан. Я охотно признаю эту необходимость. Наши расхождения затрагивают не эту силу и

не широту ее применения, а характер и природу. Какой она должна быть - физической или моральной? Я полагаю, что самая могучая сила, способная связывать воедино все составные элементы всякого государства, это любовь народа к своему государству»^!1566]. До тех пор, пока уважаются права всех, общие интересы и верность своему государству будут сохранять целостность Союза.

21 марта 1861 г. вице-президент А. Стефенс произнес в Саванне речь о принципах нового государства. «В период разработки старой Конституции. среди большинства ведущих государственных деятелей господствовало мнение, что порабощение африканцев являет собой нарушение законов природы, что с социальной, моральной и политической точки зрения оно носит принципиально порочный характер. Это явление представлялось им злом, но они не знали, как с ним бороться. Однако все они в то время полагали, что провидение каким-то образом вмешается, что дни института рабства будут сочтены и оно умрет естественной смертью. Эти представления были в основе своей ошибочными, ибо исходили из представления о равенстве рас. Наше новое государство исходит из прямо противоположной идеи. Основой, краеугольным камнем является великая истина, гласящая, что негр и белый не равны, что рабство, то есть подчинение высшей расе, - естественное и правомерное для негра состояние. отвечающее велениям нашего Создателя. Наша Конфедерация основана на принципах, которые находятся в полном согласии с божественными законами. Этот камень, отброшенный первыми строителями, “становится главной опорой”, поистине “краеугольным камнем” нашего нового здания»^!1567]. Здесь явно прослеживается отход от фундаментальной просвещенческой максимы, отраженной и в Декларации независимости: все люди созданы равными.

22февраля 1862 г. Дж. Дэвис был избран выборщиками на пост постоянно действующего президента на 6 лет, одновременно был переизбран в своей должности снова и вице­президент А. Стефенс. Так что, любопытным в конституционной практике КША было то, что Дж. Дэвису в течение двух лет пришлось дважды вступать в должность и произносить инаугурационную речь. В своей второй инаугурационной речи он заявил: «Народ штатов, ныне объединившихся в Конфедерацию, пришел к заключению, что правительство Соединенных Штатов оказалось в руках секционного большинства и может извратить самую священную из всех своих обязанностей, разрушив права, защищать которые оно клялось. Он посчитал, что дальнейшее пребывание в Союзе подвергнет его продолжению унизительной дискриминации, покорность которой несовместима с его процветанием и нестерпима для гордых людей. Потому он решил разорвать эти связи и основать для себя новую Конфедерацию»^!1568].

Противостояние президента и Конгресса было характерно для южной Конфедерации. Ее президент Дж. Дэвис за время своего пребывания у власти наложил вето на 39 решений конгрессменов. Довольно часто президент сменял министров, даже на ключевых постах. За время существования Конфедерации было 4 гос. секретаря, 6 военных министров, 5 министров юстиции, 2 министра финансов^!1569].

Нарушения прав человека сразу же последовали в новом государственном образовании. По всему Югу вооруженные толпы изгоняли янки, в Техасе казнили немцев, подозреваемых в лояльности Соединенным Штатам. Местные чиновники преследовали юнионистских активистов и участвовали в массовых убийствах нелояльных граждан. В округе Кук (штат Техас) были арестованы 150 предполагаемых юнионистов; 25 линчевали без суда и еще 40 были повешены после скорого и формального судебного разбирательства. Сопротивление призыву в армию было широко распространено, особенно среди техасцев немецкого или мексиканского происхождения; многие из последних уехали в Мексику. Потенциальные призывники скрывались, чиновники Конфедерации выслеживали их и многих расстреливали^!1570].

Историк Марк Нили исследовал, как Конфедерация превратилась в полицейское государство с охраной и патрулями, а также внутренней паспортной системой, в соответствии с которой каждый желающий должен был получить официальное разрешение на любую поездку. Более 4000 предполагаемых юнионистских активистов были заключены в тюрьму без суда и следствия^!1571].

Конфедеративные Штаты Америки заблаговременно готовились к войне. Уже 21 февраля 1861 г. было создано военное министерство. 6 марта Конгресс Конфедерации передал президенту КША контроль над военными операциями и полномочия по мобилизации

государственных сил и добровольцев, вскоре было объявлено о выпуске военного займа на сумму в 15 млн долл. За месяц до обстрела форта Самтер, 6 марта начался набор в вооруженные силы 100 тыс. волонтеров. 16 апреля 1861 г. Конфедерация впервые в истории США принимает Закон о воинской повинности и объявляет о призыве 400 тысяч человек^[1572]. На сторону войск Конфедерации перешло значительное количество подготовленных в Вест-Пойнте офицеров: 90 из них присягнули на верность Югу, 114 остались верными Союзу^[1573].

В ответ на обстрел федерального форта Самтер 15 апреля 1861 г. Линкольн объявил штаты, вышедшие из Союза, в состоянии мятежа. «Моей высшей целью в этой борьбе является сохранение Союза, а не сохранение или уничтожение рабства»^[1574], - заявил президент. 15 апреля 1861 г. Линкольн призвал в армию 75 тыс. добровольцев сроком на три месяца и обратился ко всем «лояльным гражданам» с призывом выступить на борьбу за восстановление Союза. В тот же понедельник появилась передовая статья журналиста и поэта У.К. Брайанта «Союз теперь и навсегда» по поводу обращения Линкольна. «Если он призывает только 75 000 человек, - заявила «Evening Post» - то это потому, что знает: он может иметь миллион человек, если будет нуждаться в них»^[1575].

Север не был готов к военным действиям. Положение столицы оказалось отчаянным, так как с двух сторон ее окружали южные штаты: Виргиния, которая уже отделилась, и Мэриленд, в котором было много сторонников Конфедерации. Вот как сам Линкольн описывал ситуацию в своем ежегодном послании Конгрессу: «12 апреля 1861 г. повстанцы совершили чудовищный акт Гражданской войны, подвергнув бомбардировке и заставив капитулировать форт Самтер. Немедленно после этого все дороги к столице были перекрыты, и город оказался на осадном положении. Почты не работали на всех направлениях, телеграфные линии были перерезаны, сухопутные и морские силы, которые были призваны для защиты Вашингтона, были остановлены организованным и предательским сопротивлением в штате Мэриленд. Конгресс в это время не заседал, и не было времени собрать его членов. Для меня было необходимо выбрать, либо я использую только обычные меры, предусмотренные Конгрессом, и тогда позволю правительству превратиться в руины, либо я прибегну к более широким возможностям власти, одобряемой Конгрессом во время мятежа, и таким образом предприму попытку спасти страну»^[1576].

Без согласования с Конгрессом Линкольн предпринял ряд чрезвычайных мер. 19 апреля 1861 г. он объявил морскую блокаду портов Конфедерации и поручил коммодору Дюпону вооружить 27 паровых судов для этой цели. Кроме того, он разрешил министру финансов выдавать деньги в необходимом количестве без санкции Конгресса. Впервые именно Линкольн ввел в толкование основного закона США такое положение, как «военная власть», которая рассматривалась им в качестве президентской обязанности «сохранять, поддерживать и защищать Конституцию». Он утверждал, что основной закон наделяет главнокомандующего в военное время правом издавать «военные законы». Свой главный документ - «Прокламацию об освобождении» негров-рабов - он начал словами: «властью, данной мне как главнокомандующему армией и флотом» и закончил утверждением о справедливости данного документа, «утвержденного Конституцией, основанной на военной необходимости»^[1577].

Неизбежным следствием военного положения становились централизация и усиление исполнительной власти как на Севере, так и на Юге. Однако еще один исторический парадокс Гражданской войны в США состоял в том, что, несмотря на военные действия, в обеих секциях и на Севере, и на Юге регулярно проводились выборы в Конгресс. За время существования южной Конфедерации было три созыва Конгресса. В течение всей Гражданской войны в северных штатах сохранялись избирательные права, продолжалась деятельность оппозиционной демократической партии, регулярно проводились выборы губернаторов и местные выборы. В 1864 г. на Севере прошли выборы президента на альтернативной основе. На Севере печаталось 3700 газет, в том числе, и оппозиционных. Как последовательный сторонник либеральных ценностей, просветительских идей об общественном договоре и народном суверенитете, Авраам Линкольн в условиях Гражданской войны сформулировал наиболее емкое и содержательное определение демократии в своей знаменитой Геттисбергской речи. Произнесенное после самой кровопролитной битвы Гражданской войны при Геттисберге 19 ноября 1863 г., обращение Линкольна к нации напоминало о доблести павших и необходимости чтить их память. В нем президент обращался снова к наследию Войны за независимость. В начале он заявил: «Восемьдесят лет

назад наши отцы создали на этом континенте новую страну, рожденную в свободе и верную убеждению, что все люди сотворены равными». Но наиболее важными и самыми знаменитыми стали заключительные строки Геттисбергской речи: «.наша страна с Божьей помощью еще увидит новое рождение свободы, и что истинно народная власть - власть народа и ради народа - не исчезнет с лица земли!»^!1578]'В этом обращении к нации Линкольн сформулировал кредо своего правительства: борьба за свободу и демократию.

Однако именно Линкольна постоянно преследовали обвинения в диктаторстве, превышении властных полномочий президента. Одна из южных газет писала: «Представляется очевидным, эта власть совсем забыла, что существует такой законодательный орган, как Конгресс. Она вопреки Конституции присвоила себе такие огромные полномочия, которыми никогда не располагали ни император Франции Луи Наполеон, ни русский царь. Почему бы мистеру Линкольну, этому подпевале черных аболиционистов, не опубликовать грозный закон, уничтожающий Конгресс и наделяющий Линкольна и его приспешников пожизненной властью с правом делать все, что они пожелают, будь это законно или нет?»^!1579]Насколько справедливыми или беспочвенными были эти обвинения, продолжают бесконечно дискутировать американские историки. Многие из них действительно полагают, что именно Линкольн придал этой войне «ужасающий характер тотальной войны»^!1580].

В действительности либеральная модель «минимального правительства», столь активно поддерживаемая Т. Джефферсоном и его последователями, не подходила к условиям Гражданской войны. На практике требовались жесткая централизация власти и ограничения прав и свобод граждан.

Уже в начальный период военных действий для Линкольна наиболее острой проблемой стали пограничные рабовладельческие штаты, которые колебались в своей лояльности Союзу. Так губернатор Б. Макгофин на запрос Линкольна о количестве призываемых солдат ответил: «Кентукки не даст ни одного солдата для безнравственной цели покорения братских южных штатов». Губернатор К. Джексон из Миссури написал Линкольну: «Ваше требование противозаконно, антиконституционно и революционно по своим целям, оно дьявольски бесчеловечно и не может быть выполнено»^!1581].

19 апреля 1861 г. около 20 тыс. жителей Балтимора (штат Мэриленд), сочувствующих Конфедерации, попытались помешать прохождению по улицам города солдат 6-го Массачусетского полка, который направлялся для защиты столицы. В солдат полетели камни, раздалось даже несколько выстрелов из пистолетов. Полк ответил ружейным залпом, в результате завязавшейся перестрелки были убиты 6 солдат и 12 горожан. Мятеж в Мэриленде грозил разрастись, местные власти приказали разрушить железнодорожные мосты, соединяющие Балтимор с Вашингтоном, и перерезать телеграфные линии. Губернатор Томас Хикс потребовал от президента, чтобы он прекратил передвижение войск через Мэриленд, и даже обратился к английскому дипломату лорду Лайонсу быть посредником в создавшемся конфликте^!1582].

Линкольн был настолько возмущен произошедшим, что обратился к генеральному прокурору Эдварду Бэйтсу с предложением ввести в Мэриленде «военное положение», на что получил разъяснение, что «приостанавливать действие Habeas Corpus» - прерогатива Конгресса^!1583]. Однако 27 апреля 1861 г. Линкольн приостановил действие Habeas Corpus на всем протяжении маршрута Филадельфия - Вашингтон. Это означало, что офицеры федеральной армии могли арестовывать и задерживать любого, кто, по их мнению, «угрожал общественной безопасности»^!1584].

Вопреки мнению своих министров Линкольн утвердил арест мэра Балтимора Уильяма Брауна, начальника полиции Джорджа Кэйна и 9 членов законодательного собрания Мэриленда, явных сторонников южан^!1585]. Таким образом, были отменены такие гражданские права, как свобода слова, митингов, собраний. В приказе командующему федеральными войсками генералу У. Скотту президент писал: «Вам необходимо подавить мятеж против законов Соединенных Штатов. И если в любой точке дорог, связывающих Филадельфию и Вашингтон. вы встретите сопротивление, которое приведет к необходимости приостановки действия Habeas Corpus ради общественной безопасности, вы лично или любой офицер под вашей командой в месте, где вспыхнет мятеж, облекаетесь властью подвергнуть артиллерийскому обстрелу мятежные города и в случае крайней необходимости приостанавливать действие Habeas Corpus» ^!1586].

Линкольн распорядился создать военное управление в Аннаполисе (столице Мэриленда) во главе с полковником Бенджамином Батлером, который обратился к населению с воззванием, объявлявшим, что любые нарушения закона и порядка будут подавляться силой оружия^!1587].

Поскольку федеральные власти подозревали, что в Мэриленде сторонники сецессии готовы присоединиться к Конфедерации, новый командующий федеральными войсками с июля 1861 г. Джордж Макклелан санкционировал аресты лидеров оппозиционной демократической партии как «военную необходимость». Был приостановлен выпуск некоторых газет, подозреваемых в симпатиях к южанам. Приостановка действия Habeas Corpus вызвала протесты противников Линкольна, к которым присоединился председатель Верховного суда США Роджер Тэйни, назначенный еще Э. Джексоном. В это время он проживал в Мэриленде, и к нему обратились адвокаты арестованного 25 мая 1861 г. по подозрению в измене жителя Балтимора, сторонника сецессии Джона Мэрримэна^!1588].

Тэйни потребовал, чтобы Мерримэн и офицер, производивший задержание, предстали перед ним для установления «причин, если таковые имеются, для ареста и задержания»^!1589]. Однако военный командир Джордж Кэдвалладер, производивший арест, отказался явиться к судье, заявив, что ему необходимо время для получения инструкций от своего начальства. Он также заявил, что общественная безопасность находится под угрозой и «те, кто не желают сотрудничать с властями, создают болезненные проблемы, их. позиция увеличивает наши затруднения». Тэйни объявил, что Кэдвалладер поступил незаконно и он будет добиваться освобождения Мэрримэна. Он резко осудил введенное военными властями понятие произвольного ареста, выступил в защиту гражданских свобод и отметил, что только Конгресс имеет право приостановить действие Habeas Corpus. В то же время он признал, что практически ничего не может сделать для обеспечения права личной неприкосновенности «перед лицом военной силы, слишком могущественной, чтобы ее можно было преодолеть». Генеральный прокурор Э. Бэйтс выступил в поддержку президента. «Он заявил, что все три ветви власти должны действовать скоординировано. Президент является защитником конституции. Обязанность именно президента подавить мятеж, поскольку суды слишком слабы для этого»^!1590].

Верховный суд в целом поддержал администрацию в деле Мерримэна. Тэйни не удалось добиться рассмотрения дела в местном суде, и он обратился к Линкольну с длинным посланием, в котором прямо указывал, что президент нарушает законы и Конституцию страны. В нем он заявил, что президенту не хватает «должного уважения к высокому посту, который он занимает. Он, конечно же, обязан верно исполнять законы; если же он берет на себя законодательную власть путем приостановления действия приказа Habeas Corpus и вмешивается в дела судебной власти путем арестов и тюремного заключения лиц без надлежащей правовой процедуры, то этим самым он превышает свои полномочия» ^!1591].

Ответ Тэйни содержался в послании президента Конгрессу 4 июля 1861 г., где говорилось: «Вскоре после первого призыва добровольцев был признано целесообразным дать право главнокомандующему в определенных ситуациях приостанавливать действие Habeas Corpus, или, говоря иначе, арестовывать и содержать в заключении без соблюдения обычной законной процедуры лиц, угрожающих общественной безопасности. Неужели не лучше нарушить один закон, нежели допустить уничтожение всех законов и гибель страны?»^!1592]Тем не менее, на внеочередной сессии Конгресса чрезвычайные меры президента не встретили полного одобрения конгрессменов. Резолюция, предлагавшая узаконить единоличные действия президента, предпринятые им в исключительных военных обстоятельствах, была отложена на неопределенное время.

В августе 1861 г. обстановка в Мэриленде нормализовалась. В мае того же года Линкольн отдал распоряжение ввести федеральные войска в небольшой виргинский городок Александрия, находящийся в 8 милях южнее Вашингтона. Поскольку он имел важное стратегическое положение, то в течение всей войны находился по существу на военном положении. Введение федеральных войск в штаты Кентукки и Миссури также способствовало укреплению в них позиций сторонников Союза^!1593].

События, приведшие к жертвам среди гражданского населения, произошли в пограничном штате Миссури. Здесь капитан федеральных войск Натаниэл Лайон решил арестовать 700 ополченцев-южан. Когда арестованных вели через Сент-Луис, собравшаяся стихийно толпа начала забрасывать солдат камнями. Один из камней попал в офицера, и солдаты открыли огонь. В завязавшейся перестрелке были убиты 28 горожан и 2 солдата, число раненых не

было установлено. Столкновения продолжались и на следующий день^[1594]. По мнению историка Джеймса Макферсона, Лайон разворошил осиное гнездо. Солидные территории пограничного штата Миссури превратились в «ничейную территорию», на которой совершались «партизанские рейды» южан-конфедератов, совершались поджоги, грабежи и убийства. Вожаки Уильям Куонтрилл, «Кровавый Билл» Андерсон, Джордж Тодд приобрели известность бандитов с большой дороги^[1595]. Фактически Миссури до конца войны управлялся временной администрацией.

После первого поражения при Манассасе в июле-августе 1861 г. Конгресс принял закон о наказаниях за выступления против правительства (Акт о заговорах). На Севере приостанавливалось действие законов о неприкосновенности прав личности. Сам президент в послании чрезвычайной сессии обеих палат Конгресса 4 июля 1861 г. заявил: «Вскоре после первого призыва ополченцев власти сочли своим долгом разрешить командующему генералу в надлежащих, по его разумению, случаях приостанавливать действие привилегии судебного приказа о неприкосновенности личности - или, иными словами, арестовывать и удерживать под стражей, не прибегая к обычным законным процедурам, лиц, которых он посчитает опасными для общества»^[1596]. С 24 сентября 1862 на всей территории США проводились аресты подозрительных лиц (до 38 тыс. чел.). Правительство Линкольна приняло ряд жестких мер: было закрыто несколько газет, прекращена деятельность ряда антиправительственных обществ, произведены аресты наиболее активных сторонников рабовладения.

В то же время Линкольн проявлял серьезную озабоченность «.полной приостановкой во многих местах всех обычных способов отправления государственными служащими гражданского правосудия и процедур действующего закона». Речь шла о территориях, где происходили военные действия и которые оказывались под контролем союзных войск. На территории северных штатов действовали обычные институты судопроизводства.

18 мая 1864 г. Линкольн распорядился закрыть типографии «New York World» и «New York Journal of Commerce» и арестовать их редакторов и издателей за публикации подложных прокламаций о новом призыве, хотя спустя всего три дня ограничения на публикации были сняты. Всего за время войны были закрыты 92 газеты (из 3700), а 111 пострадали от нападений толпы^[1597].

В одном из своих писем президент писал об опасностях проюжных настроений на Севере: «Симпатии к мятежникам затронули все правительственные учреждения и население. Под покровительством “свободы слова”, “свободы прессы” и “Habeas corpus” они надеются утвердить среди нас эффективную группу шпионов, информаторов, помощников и пособников в их деле тысячами способов. Если, как это уже случалось, исполнитель должен приостановить приказ Habeas corpus. тогда может произойти и арест невиновного. Конечно, в таком случае поднимется шум, который может послужить на пользу только делу мятежников. Как бы глубоко я ни уважал гарантированные права личности, я буду постепенно одобрять жесткие меры, которые я имею право декретировать в пределах конституционных полномочий, как необходимые для общественной безопасности. Настало время, когда я должен скорее возложить на себя ответственность за несколько арестов, чем допустить, чтобы их было намного больше». Фактически Линкольн санкционировал такие действия, как введение военного закона и военных судов для гражданских лиц, подавление прессы, конфискацию собственности, запрет почтовым отделениям «рассылать изменническую корреспонденцию»^[1598].

Во время Гражданской войны Линкольн трижды приостанавливал действие Habeas Corpus: 27 апреля 1861 г., 24 сентября 1862 г., несколько дней спустя после подписания Декларации об освобождении и 15 сентября 1863 г.^[1599]' Трудно указать точное число арестованных военными властями, однако в период с февраля 1862 г. до апреля 1865 г. 13 535 граждан подверглось арестам^[1600]. Много шума наделали аресты южных агентов: Валандигэма в Огайо и Миллигана в Индиане.

Командующий Огайским военным округом генерал Э. Бернсайд издал приказ № 38, по которому на территории округа запрещались любые действия против правительства. Лидер «мирных демократов» (медянок) Клемент Валландигэм (1820-1871), поддержанный газетой медянок «Chicago Times», выступил с осуждением этого приказа. Издание газеты было приостановлено^[^^01].

В 1862 г. он был избран в Конгресс, где выступал за признание независимости южной Конфедерации, поскольку она имеет конституционное право на существование. Войну с ней стоит прекратить и начать переговоры о мирном сосуществовании двух государств. Выступая в Палате представителей 14 января 1863 г., Валландигэм заявил: «Я с самого начала осуждал нарушение законов и узурпацию власти президентом и его подчиненными, постоянные произвольные аресты, приостановку Habeas Corpus, посягательство на неприкосновенность переписки, частной собственности, свободы слова и печати, все многочисленные несправедливости и произвол, которые за прошедшие двадцать месяцев сделали эту страну одним из самых деспотичных мест на земле»^!1602]. Валландигэм рьяно выступал против каждого военного закона^!1603], президента он именовал «королем Линкольном», «тираном, разрушившим американские республиканские ценности своими деспотическими и незаконными действиями». В своей публичной речи 1 мая 1863 г. он заявил, что война ведется «не для того, чтобы спасти Союз, но для того, чтобы освободить черных и поработить белых»^!1604]. 5 мая 1863 г. он был арестован, и 7 мая окружным военным судом приговорен к двум годам тюрьмы. Линкольн фактически помиловал его, выслав в Теннесси. Эта мера Линкольна вызвала протест среди активных сторонников Союза: «Если бы вы повесили Валландигэма (а это вы обязаны были сделать) и послали бы его возглавлять “медноголовых” в аду. то это встретило бы одобрение всего народа», - писала одна из газет. Отпущенный на свободу, Валландигэм, погостив некоторое время у южан, направился затем в Канаду и оттуда осуществлял руководство антифедеральной деятельностью «Ордена американских рыцарей»^!1605], продолжая свои выступления против Линкольна.

15 сентября 1863 г. Линкольн ввел военное положение, санкционированное Конгрессом (Martial Law). Закон позволил президенту приостановить действие Habeas Corpus на всей территории Соединенных Штатов. Верховный суд постановил, что введение Линкольном военного положения (путем приостановления действия Habeas Corpus) является неконституционным. В его решении содержался протест против рассмотрения действий гражданских лиц военными судами. Но на практике данное постановление не выполнялось.

В 1863 г. Верховный суд в деле Миллигана (Milligan case) решал вопрос о законности арестов гражданских лиц^!1606]. Предыстория этого дела состояла в том, что Лэмбдин Миллиган (1812-1899) и четверо его помощников были обвинены в заговоре с целью похищения оружия из правительственного арсенала и попытке освобождения военнопленных конфедератов из лагеря для пленных в Индиане^!1607]. Они планировали использовать освобожденных военнослужащих, чтобы свергнуть правительство Индианы и установить там власть сецессионистов. Обвиняемые были признаны виновными и приговорены к повешению военным судом в 1864 г.^!1608]Они были помещены в тюрьму, но приведение приговора в исполнение было отсрочено до мая 1865 г. с тем, чтобы они могли оспорить дело после окончания Гражданской войны.

Верховный суд постановил, что приостановление Habeas Corpus является законным, но действие военных трибуналов не распространяется на гражданских лиц там, где гражданские суды до сих пор действует, и в Конституции Соединенных Штатов предусмотрено приостановление Habeas Corpus, если только эти суды действительно закрыты. По сути, Верховный суд постановил, что военные трибуналы не могут судить гражданских лиц в районах, где гражданские суды были открытыми, даже во время войны. Однако, в целом, это не могло изменить ситуацию, поскольку были оккупированные штаты, где действовала только военная юрисдикция, или пограничные штаты, на которые распространялось действие военных законов частично.

В Миссури, например, военный закон действовал в районах, расположенных вдоль железных дорог и телеграфных линий. Как результат, было возбуждено множество дел против гражданских лиц, которых обвиняли в поджоге мостов, разрушении железнодорожного полотна или в перерезании телеграфных проводов. Также были обвинения в передаче информации врагу или распространении враждебной Союзу пропаганды^!1609]. В приказе военного министра Стэнтона от 8 августа 1862 г. шерифам и местным чиновникам предписывалось заключать в тюрьму лиц, которые «действием, словом или печатными произведениями препятствуют набору в армию, или каким-либо образом помогают врагу, или замечены в других незаконных действиях против Союза», а их дела должны передаваться на рассмотрение военных комиссий. Один миссуриец был арестован за фразу: «Я не собираюсь подставлять свою задницу за звезды и полосы». По крайней мере, 350 человек было арестовано в ближайшие месяцы^!1610].

Еще более суровые меры принимались в отношении враждебных федеральному правительству индейцев. Так, 16 декабря 1862 г. в Миннесоте было повешено по приговору военного суда 38 индейцев племени дакота. (Вначале приговор касался 300 индейцев, но президент сократил количество приговоренных к смерти)^!1611].

Аналогично действовало правительство южной Конфедерации. Хотя в своей инаугурационной речи Дж. Дэвис заявил, что его правительство не будет причинять «ущерб личной свободе граждан, свободе печати и помыслов», на самом деле в южных тюрьмах томились сотни мирных граждан, некоторые были казнены. Всего через 5 дней после инаугурации Конгресс КША уполномочил Дэвиса приостановить действие Habeas Corpus и ввести военное положение в регионах, где существовала опасность вторжения врага. Начальник военной полиции Ричмонда генерал Джон Уайндер ввел запрет на продажу алкоголя, комендантский час и пропускной режим. По его указанию аресту подлежали пьяные солдаты, азартные игроки, карманники, воры, подозрительные лица. «Richmond Whig» сравнивала эти действия с политикой правительства Линкольна по подавлению гражданских свобод, после чего последовала угроза закрытия газеты. Издание не было прекращено, но многие редакторы стали опасаться высказывать свои мнения. Большинство оппозиционных газет сами прекратили свою деятельность, опасаясь репрессий. По решению Конгресса Дэвис трижды приостанавливал действие Habeas Corpus, но в целом эта мера охватила только 16 месяцев деятельности его администрации^!1612^].

В отношении подавления свободы печати на Юге характерна история Уильяма Ганнауэя «Парсона» Браунлоу (1805-1877). Он был издателем американских газет, методистским пастором, автором книг, лектором и политиком, губернатором Теннесси в 1865-1869 гг. и сенатором в 1869-1875 гг. К 1861 г. его газета «Knoxville Whig» имела 14 000 подписчиков и считалась упорным юнионистским изданием в Восточном Теннесси (регион решительно отверг референдум об отделении в феврале того же года). 24 октября 1861 г. Браунлоу приостановил публикацию издания, объявив, что власти Конфедерации готовятся его арестовать. Некоторое время он скрывался в горах, где действовали партизаны-юнионисты. А позже попросил разрешения покинуть штат, и военный министр Конфедерации Джуда Бенджамин ответил согласием. Однако 6 декабря его арестовали и посадили в тюрьму по обвинению в государственной измене. Находясь в тюрьме, Браунлоу оказался свидетелем процессов и последних мгновений жизни осужденных партизан-юнионистов, о чем поведал в своем дневнике. После прямого обращения Браунлоу к военному министру он был освобожден в конце декабря 1861 г. и отправился в северные штаты, где занялся активной пропагандистской и политической деятельностью^!1613].

Введение цензуры и подавление свободы печати, закрытие оппозиционных газет также происходило регулярно в обеих воюющих секциях бывшего Союза. Линкольн предпринимал и другие меры, которые также можно квалифицировать, как не соответствующие Конституции. Так по его указанию 20 апреля 1861 г. во всех телеграфных конторах Севера были изъяты все копии полученных и отправленных корреспонденций. Почтовая служба по указанию властей ограничивала свободу слова, конфискуя враждебные газеты и памфлеты. В письме Э. Корнингу 12 июня 1863 г. Линкольн ясно обозначил проблему, с которой он столкнулся: «Должен ли я расстрелять простодушного парня-солдата, который дезертировал, в то же время не тронув и волоска на голове коварного агитатора, который склонял его к дезертирству?.. Я думаю, что в таком случае, заставить замолчать агитатора и спасти парня является единственно конституционным»!:¹⁶^. Правительство вынуждено было обратиться к судебному преследованию ряда проюжных изданий. Всего по некоторым подсчетам на Севере издавалось 154 газеты-«медянки»^!1615]. В Чикаго Уилбур Стори превратил «Chicago Times» в наиболее злейшего врага Линкольна. Активно поддерживал медянок «New York Journal of Commerce» в Нью-Йорке. Типичным редактором-«медянкой» был Эдвард Роди, собственник пенсильванского «Genius of Liberty», называющего «черных - низшей расой», а Линкольна - «деспотом и болваном»^!1616].

Серьезной проблемой для федерального правительства была и война карикатур, поскольку это было сильное пропагандистское оружие, благодаря визуальным возможностям, даже более доходчивое для широких масс населения, чем печатное слово. Своими антилинкольновскими карикатурами был известен художник Адальберт Волк, живший в Балтиморе и позиционировавший себя как сторонник конфедератов^!1617].

Власти чаще всего не ограничивались лишь устными или письменными предупреждениями в адрес изданий-«медянок». Историк Б. Харрис утверждает, что, по крайней мере, 40 газет были закрыты на Севере по различным причинам^[161Д«Harper’s Weekly» прямо писала о необходимости цензуры на Севере: «Цензура печати является одним из тех временных неудобств, которая порождена беспримерным мятежом. В начале войны на Севере повсюду были издания, руководимые беспринципными людьми, готовыми помогать врагу. Даже сейчас все еще есть газеты, которые, не выражая симпатий к мятежникам, готовы выдать стратегические секреты, желая обойти своих конкурентов в публикации военных новостей. Есть только одно средство предотвратить это - цензура прессы, хотя Линкольн колеблется в ее создании»^[1619]. Однако та же газета утверждала, что военная цензура формально уже существует. И, действительно, в отношении газет использовались различные меры вплоть до их закрытия и ареста редакторов-медянок. Хотя такие случаи вовсе не были повсеместной практикой, и немало враждебных Союзу газет продолжало выходить на Севере на протяжении всей войны. Для многих из газет фатальным стал запрет властей пользоваться телеграфом и почтой^[1620]. Довольно решительные действия предпринимали иногда активные сторонники Союза из народа. Так, имели место разгромы редакций проюжных газет на Севере^[1621]. Военная цензура действовала и в отношении солдатских писем, хотя ее строгость зависела непосредственно от офицеров, которые по обязанности должны были прочитывать их. Вероятно, никогда не удастся установить, сколько писем было конфисковано и не дошло до адресата, в скольких письмах их авторы писали заведомую неправду, поскольку письма могли попасть в руки неприятеля^[1622].

Военные условия, в которых оказались обе стороны конфликта, привели и к посягательству на институт собственности, в том числе и собственности на рабов. Находясь в форте Монро (Виргиния) генерал Бенджамин Батлер отказался выполнять Закон о беглых рабах, объявив чернокожих беглецов «контрабандой войны», то есть конфискацией собственности их мятежных владельцев. Конгресс последовал примеру генерала Батлера и 6 августа 1861 г. принял Первый закон о конфискации, освободив рабов, использовавшихся в военных целях мятежниками^[^22^].

Этот закон санкционировал конфискацию любой собственности Конфедерации вооруженными силами Союза («собственность» включала и рабов). Это означало, что все рабы, которые сражались или работали на армию Конфедерации, должны были быть конфискованы всякий раз, когда суды признавали их как собственность, используемую для поддержки мятежа. Законопроект был принят в Палате представителей США голосами 60 к 48, и в Сенате 24 к 11^[1624].

17 июля 1862 г. был принят Второй конфискационный закон. Определяющей характеристикой этого закона было то, что он санкционировал судебные разбирательства по изъятию земли и имущества у нелояльных граждан (сторонников Конфедерации) на Юге, а также освобождению их рабов, которые попали под контроль Союза. В соответствии с этим законом, осуждение за государственную измену против США могло наказываться тюремным заключением на срок не менее 5 лет и минимальным штрафом в размере 10 000 долл. В другом разделе закона пособничество мятежникам каралось более сурово: 10-летним тюремным заключением и максимальным штрафом в размере 200 000 долларов США^[^2^^].

Ограничения прав собственников коснулись и северян. 5 августа 1861 г. был впервые в истории страны введен подоходный налог с прогрессирующей шкалой обложения. Доходы меньше 800 долл. налогом не облагались. В феврале 1862 г. Конгрессом был принят Закон о национальном денежном обращении (National Currency Act), который вводил замену золота и серебра бумажными деньгами (банкнотами государственного образца). Их называли гринбеки^[^^26]из-за зеленой виньетки на оборотной стороне банкноты; не обеспеченные золотым запасом, они быстро обесценивались, раскручивая инфляцию. В 1862 г. правительством было выпущено 150 млн банкнот^[1627]. Уже с декабря 1862 г. все банки Севера прекратили размен гринбеков на золото. Правительству необходимы были меры по упорядочению финансов. С целью централизации банковской системы и денежной эмиссии 25 февраля 1863 г. по инициативе министра финансов С. Чейза был принят Национальный банковский акт. Согласно ему создавалась система национальных банков (к 1866 г. их было 1644), которые имели право эмиссии банкнот установленного государственного образца под контролем специального контроллера по денежному обращению, пост которого учреждался при Министерстве финансов. Вновь создаваемые национальные банки были обязаны приобретать государственные долговые обязательства. В рамках создаваемой Национальной

банковской системы национальные банки делились на три группы: национальные банки центральных резервных городов, куда входили только нью-йоркские банки; национальные банки резервных городов, куда входили банки городов с населением более 500 тыс. человек; провинциальные, куда входили все прочие национальные банки. Эта система создала рынок для государственных ценных бумаг и сыграла важную роль в финансировании военных расходов. Вплоть до 1875 г. правительство лимитировало общую сумму банкнот национальных банков. К закону 1863 г. были приняты дополнения в 1864 и 1865 гг., согласно которым из оборота вытеснялись банкноты штатов путем обложения их 10 %-м налогом. Была установлена система федерального надзора над всеми банками-эмитентами и создан механизм мобилизации банковских резервов. Таким образом была достигнута стабильность национальной валюты, выгодная большинству бизнесменов (но отнюдь не фермерам), а «дикие» банки, которые с 1832 г. стали бичом для страны, прекратили свое существование, число банков штатов уменьшилось с 1466 в 1863 г. до 297 в 1866 г.^!1628]

По закону 1862 г. О внутренних доходах налогом облагалось практически все. Он предусматривал «налог на пороки» - алкоголь, табак, игральные карты, налог на предметы роскоши - экипажи, яхты, бильярдные столы, драгоценности и другие дорогостоящие товары; налог на патентованные медицинские средства и рекламу в газетах, покупку лицензий на почти любую мыслимую профессию, кроме духовной, гербовые сборы, налог на валовой доход корпораций, банков и страховых компаний, а также налог на дивиденды или проценты, выплачиваемые ими вкладчикам, налог на добавленную стоимость промышленных товаров и мясопродуктов, налог на наследство и подоходный налог. По этому закону было создано Бюро внутренних доходов^!1629].

Буржуазная революция потребовала проведения мер, способствовавших ускоренной модернизации страны. 20 мая 1862 г. был принят Закон о гомстедах. По нему каждый гражданин США мог бесплатно получить 160 акров^!1630]земли на Западе. После обязательной пятилетней обработки участок становился его полной собственностью. В период войны было оформлено 25 тысяч заявок, фактически 3 млн акров перешло в руки фермеров. Принятие Закона о гомстедах отвечало чаяниям простых американцев, в какой-то мере он воплощал эгалитаристские проекты просветителей и «отцов-основателей», таких, как Пейн и Джефферсон^!1631]. Это было наиболее радикальное и революционное решение аграрного вопроса, способствовавшее стремительному развитию капитализма «вширь».

Было создано Министерство сельского хозяйства. Важно и то, что в самый разгар военных действий, правительство было озабочено проблемами образования. 27 июля 1862 г. Линкольном был подписан земельный акт Моррилла, согласно которому предусматривалось выделение 30 тыс. акров земли для каждого конгрессмена или сенатора для использования этих участков или денег от их продажи для организации в каждом штате не менее одного промышленного или сельскохозяйственного колледжа. Благодаря этому акту было создано 76 университетов и колледжей. Были основаны университеты в Лоуренсе, Урбане, Итаке, Мэдисоне, Миннеаполисе, Беркли и др.^!1632].

И все же главной проблемой Гражданской войны оставался вопрос о рабстве и рабовладении. Первоначальной целью войны Авраам Линкольн провозгласил спасение Союза. Широко известны его слова, адресованные известному журналисту и редактору Хорасу Грили: «Моя главнейшая задача в этой борьбе - спасти Союз, а не спасти или уничтожить рабство. Если бы я мог спасти Союз, не освобождая ни одного раба, я бы сделал это, и если бы мне для его спасения пришлось освободить всех рабов, я бы тоже сделал это»^!1633].

Американский историк Джеймс Макферсон проанализировал отношение к войне со стороны тех, кто сражался, в своей книге «За дело и друзей. Почему люди сражались в Гражданской войне», удостоенной Линкольновской премии. Интерпретируя содержание солдатских писем, автор показывает, что заставляло солдат в «синем и сером» идти в бой. Это, по его мнению, чувство долга, религиозные убеждения, вера в свободу и справедливость, солдатское братство. Автор считает, что для солдат наиболее сильными побудительными мотивами были долг и личная честь, и они были сильнее аболиционистских идей, веры в права штатов, патриотизма. Солдаты-северяне считали, что сражаются против мятежников за единство страны, против разобщения и анархии, преобладающими идеями для них были «Свобода и Союз». Конфедераты верили, что борются за права и свободы Юга, за создание «свободной и независимой страны». При этом и те, и другие, считали себя

наследниками и продолжателями Войны за независимость. Автор подчеркивает, что особенно к концу войны у большинства солдат-северян сложилось твердое убеждение, что война не закончится, пока не будет покончено с рабством^!1634].

Именно конфликт свободы и рабства, проблема его дальнейшего существования стали главным вопросом второй североамериканской революции. 13 марта 1862 г. Конгрессом был принят закон, запрещавший использовать федеральные войска для поимки и возвращения рабовладельцам беглых рабов. В апреле было отменено рабство в федеральном округе Колумбия. 19 июня 1862 г. соответствующим законом запрещалось навсегда рабство на всех территориях США, которые еще не являлись штатами.

22 сентября 1863 г. Линкольн опубликовал Прокламацию об отмене рабства на территории Конфедерации с 1 января 1863 г. Еще 13 июля 1862 г. А. Линкольн заявил на заседании своего кабинета, что он рассматривает освобождение рабов «как военную необходимость, как мероприятие, без которого спасение Союза невозможно. Мы должны освободить рабов, иначе сами попадем в подчинение. Давая свободу рабам, мы обеспечиваем свободу свободных людей»^!1635]. Впоследствии, оценивая свое решение, он сказал: «Если мое имя войдет в историю, то за этот акт, в нем - вся душа моя»^!1636].

Рабы освобождались без выкупа их владельцам, но сами они при этом не получили ни земли, ни равных с белыми гражданских и политических прав. Разумеется, для Линкольна эта мера была, прежде всего, чисто военной. Он сам признавал: «Я утверждаю, что не имел власти над событиями, что события управляли мной». Вместе с тем освобождение около 4 млн рабов было актом поистине революционным, так как оно означало конфискацию собственности рабовладельцев на сумму почти в 3 млрд. долл. Маркс считал этот акт Линкольна самым революционным документом, «разорвавшим старую американскую конституцию». В 1865 г. была одобрена XIII поправка к Конституции, навсегда запретившая рабство на всей территории Соединенных Штатов. Именно это придало войне северян благородную цель - утвердить, по словам все того же Линкольна, «новое рождение свободы»^!1637].

Чтобы закрепить победу свободы над рабством, федеральному Союзу пришлось пройти через страшное горнило Гражданской войны. Федеральному правительству пришлось преодолевать глубоко укоренившиеся в американском обществе страхи и недоверие к постоянной армии. Такие фобии подпитывались многочисленными предупреждениями европейских и американских просветителей об опасности данного института, игравшего негативную роль в истории в возрождении цезаризма и тирании^!1638].

Создание боеспособной армии было важнейшей задачей для федерального правительства.

20 декабря 1861 г. радикальные республиканцы (Б. Уэйд, З. Чандлер, Т. Стивенс) добились создания Комитета по ведению войны, который не только стремился контролировать положение дел на фронтах, но и со временем стал инспектировать финансовые дела, военные заказы и поставки. Линкольн, как главнокомандующий, не всегда ждал санкции или одобрения конгрессом своих действий. Ситуация требовала от президента создания новой армии, которая была бы регулярной и профессиональной. 3 мая 1861 г. он одобрил план по созданию армии Союза, не согласовав его с Конгрессом. Согласно ему призывались на службу 42 тыс. волонтеров сроком на 3 года и на такую же цифру увеличивалось количество регулярных войск^!1639]. Этих сил было явно недостаточно для будущей войны. Для сравнения можно привести тот факт, что еще 16 марта временное правительство Конфедерации призвало под ружье 100 000 волонтеров. Самой серьезной проблемой стала вначале нехватка на Севере квалифицированных офицеров, поскольку большая их часть оказалась в армии Конфедерации^!1640]. Линкольну пришлось назначить на должности младших офицеров 516 человек, имеющих первоначальную военную подготовку^!1641].

2 июля 1862 г. был объявлен набор 300 тыс. волонтеров на 3-годичный срок службы. Как надеялся Линкольн, это должно было ускорить окончание войны. Потерпев неудачу с призывом добровольцев на короткий срок службы, Конгресс согласился с президентом и 17 июля 1862 г. принял Закон о милиции (ополчении). Согласно ему власти штатов могли набирать рекрутов, а не только добровольцев. Однако прежняя система набора не давала желаемого результата. 3 марта 1863 г. законом Конгресса была введена воинская повинность^!1642].

Южная конфедерация ввела подобный закон еще в апреле 1862 г.^[^^43]И там он привел к массовому нежеланию воевать среди белого населения Юга. По закону не желавшие воевать богачи могли купить за деньги «заместителя». Стоимость услуг таких людей доходила на Юге до 300 долл. золотом^[1644]. Недовольство усилением власти президента КША и всеобщей воинской повинностью вело к массовому уклонению от призыва и к дезертирству. Многие губернаторы штатов считали закон неконституционным. Губернатор Джорджии Джозеф Браун заявил, что подобный закон нарушает права штатов и «противоречит всем принципам, ради которых Джорджия начала революцию». Тем не менее, конституционность призыва была подтверждена всеми судами, в которых она оспаривалась.

Малоизвестным эпизодом Гражданской войны остаются события в Техасе. Южная Конфедерация отнюдь не являлась единым военным лагерем, оставалось много противников войны «юнионистов», многие из которых были заключены в тюрьму, а их имущество конфисковано. В графстве Кук, штат Техас, против сецессии выступило большинство населения, на референдуме более 60 % избирателей выразили желание остаться в Союзе. Когда Конгресс Конфедерации принял первый из серии законов «О воинской повинности», против него выступили многие граждане графства и создали Партию мира, не желая служить в армии. Военные власти Техаса арестовали более 150 граждан. Сразу начались заседания судов, от которых активные сторонники Конфедерации требовали обвинительных переговоров. Даже в случае оправдания заключенных, они добивались повторного пересмотра и осуждения. Более 40 человек были повешены в Гейнсвилле в один день, остальные были расстреляны. Пресса и общественное мнение в основном поддержали обвинительные приговоры и казни^[1645].

Закон о воинской повинности, принятый правительством Союза, также не встретил ни особого энтузиазма среди населения, ни должного понимания среди губернаторов, которые считали, что нарушаются права их штатов. Поэтому в разных частях Севера возникало противодействие проведению в жизнь этого закона. Особенно возмущало население положение закона, согласно которому, заплатив 300 долл., можно было освободиться от военной службы^[1646].

Различные проявления несогласия с новым законом охватили большинство северных штатов. Беспорядки наблюдались в Огайо, Висконсине, Индиане, Кентукки, Пенсильвании, Миссури. Однако наиболее сильный протест закон вызвал в городе Нью-Йорке, где вспыхнул антипризывной бунт 11-16 июля 1863 г.^[1647]. Разжиганию антиправительственных настроений на Севере в значительной степени способствовали тайные сторонники южан на Севере (медянки). В их рядах были демократы, выступавшие за компромисс с Югом и заключение с ним мира, отсюда их название «мирные демократы»^[1648]и ряд тайных заговорщических организаций по типу действовавших на Юге до войны «Рыцарей Золотого круга». В 1863 г. был создан «Орден американских рыцарей», а затем в начале 1864 г. - «Орден сынов свободы», руководимый К. Валландигэмом. Один из его лидеров Гаррисон Додд призывал к насильственному ниспровержению правительств Индианы, Иллинойса, Кентукки и Миссури в 1864 г. Подобные организации занимались настоящей подрывной деятельностью. Они занимались шпионажем и диверсиями, распространяли ложные слухи, способствовали распространению недовольства тяготами войны среди рабочих и фермеров, подбивая их на активные выступления против правительства Линкольна. В их рядах насчитывалось не менее 200 тыс. чел.^[1649]

К мятежу в Нью-Йорке примкнули многочисленные гангстерские группировки, которые существовали в городе. Около 10 тыс. чел. пытались захватить арсенал и оружейный завод «Юнион стим уоркс». Толпа грабила и поджигала дома и магазины, было разгромлено здание газеты «Tribune», пожары охватили большую часть города, на улицах сооружались баррикады. Мятежники избивали и вешали негров, которые попадались им в руки, был разгромлен приют для негритянских детей^[1650]. «Эта чернь - не народ, - писал в своей газете «New York Times» Г. Рэймонд, - и не является его частью. В большинстве своем это самые подлые люди со всего города»^[^^51].

Президенту Линкольну пришлось направить несколько отрядов регулярных войск и волонтеров, а также морской пехоты, чтобы подавить мятеж. В результате вооруженных столкновений погибло 2 тыс. гражданских лиц и около 8 тыс. чел. было ранено; потери военных составили: 50 чел. убитыми и 3 тыс. ранеными. У мятежников изъяли 11 тыс. единиц оружия. Материальный ущерб исчислялся примерно в 5 млн долл.^[^^52]Однако,

демократы, многие из которых были тайными сторонниками южан, воспрепятствовали наказанию зачинщиков мятежа. Мировой судья-демократ объявил, что закон о призыве противоречит конституции. Большинство арестованных были немедленно освобождены. Только 19 человек были осуждены и приговорены к тюремному заключению, средний срок которого составлял 5 лет^!1653]. Верховный суд никак не прокомментировал конституционность закона о наборе в армию, но в частном письме председатель Верховного суда Р Тэйни осудил закон как «антиконституционный».

В июле 1862 г. федеральный Конгресс разрешил президенту использовать войска из афроамериканцев. По официальным данным, к концу войны в армии Союза служили 186 тыс. афроамериканцев, что составляло 12 % личного состава. Кроме этого 250 тыс. служили в тыловых частях. Всего было сформировано 166 «черных» полков^!1654].

Конфедераты опасались, что такая политика Союза может спровоцировать кровавые восстания рабов. 30 мая 1863 г. Конгресс Конфедерации постановил, что захваченные белые офицеры черных войск будут судимы и наказаны военными судами, в то время как бывшие рабы будут судимы в судах южных штатов. Известно множество случаев жестокой расправы над пленными чернокожими. В апреле 1864 г. южане захватили форт Пиллоу, в 50 милях от Мемфиса. По приказу генерала Фореста пленных негров пытали, затем поставили на колени и расстреляли. Убийство пленных, продажа их в рабство были обычным явлением. Конфедераты казнили не только черных солдат, но и их белых офицеров, попавших в плен^!1655].

Еще 30 июля 1863 г. президент Линкольн издал общий приказ № 252: «Долг каждого правительства - защищать своих граждан, независимо от их класса, цвета кожи или положения, и особенно тех, кто должным образом организован как солдаты на государственной службе. Закон народов, традиции и обычаи войны, которые соблюдаются цивилизованными державами, не допускают никаких различий по цвету кожи при обращении с военнопленными. Продажа или порабощение любого захваченного человека из-за его цвета кожи и без нарушения законов войны является рецидивом варварства и преступлением против цивилизации той эпохи. Правительство Соединенных Штатов предоставит одинаковую защиту всем своим солдатам, и если враг продаст или поработит кого-либо из-за его цвета кожи, преступление будет наказано возмездием в отношении пленных врагов, находящихся в нашем распоряжении. Поэтому приказано, чтобы за каждого солдата Соединенных Штатов, убитого в нарушение закона, был казнен мятежный солдат, а за каждого солдата, порабощенного врагом или проданного в рабство, мятежный солдат подвергнется каторжным работам»^!1656].

Черные не служили в армии Конфедерации в качестве боевых войск. Их служба была запрещена правительством Конфедерации, порабощенные черные иногда использовались для лагерного труда. В других случаях, когда сыновья из рабовладельческой семьи отправлялись воевать, они брали с собой семейного раба в качестве личного слуги. Такие рабы выполняли не боевые обязанности, такие как переноска и погрузка припасов, но они не были солдатами. В тех районах, где приближалась армия Союза, неизбежно следовала волна бегства рабов; чернокожие южане предлагали себя в качестве разведчиков для федералов, так как хорошо знали территорию. Солдаты Конфедерации нервничали, если с ними шло слишком много чернокожих, поскольку опасались риска побегов. Даже если один из черных сбегал и сообщал федералам о численности и положении конфедератской армии, это могло означать неминуемое поражение.

Опасения вооружить чернокожих были еще более стойкими. Многие на Юге боялись восстаний рабов, а вооруженные оружием чернокожие сделали бы такую угрозу вполне реальной^!1657]. Была и еще одна причина, по которой южные плантаторы были против привлечения черных в армию, - высокая стоимость рабов в это время. На аукционах Нового Орлеана стоимость сильного полевого раба доходила до 1000-1200 долл. Их владельцы совсем не хотели терять свои доходы. По мнению Джеймса Хастона, в основе политической поддержки рабовладения лежала экономическая ценность рабства. В 1860 г. рыночная стоимость рабов составляла более 3 млрд. долларов, что почти на 50 % больше, чем общая стоимость железных дорог, банков и заводов - традиционных показателей северного благосостояния и капиталистической экономики^!1658]. Только в марте 1865 г., когда дело Конфедерации было фактически проиграно, были сделаны робкие попытки привлечь хотя бы небольшую часть черных на военную службу. Но они так и не были реализованы.

Всего за войну в армию Севера было призвано 2,7 млн чел., в армию Юга - 1,1 млн чел. ^!1659]. Вопрос дисциплины был для обеих армий очень серьезной проблемой в силу врожденного индивидуализма американцев, а также из-за затяжного характера войны и тягот военной службы. Дезертирство в обеих армиях носило массовый характер. Так, за время войны из армии Севера дезертировало около 200 тыс. чел., т. е. около 10 % общей численности всех служивших в период с 1861 по 1865 гг.^!16601Из Нью-Йорка было 44 913 дезертиров; из Пенсильвании - 24 050; из Огайо - 18 354^!1661]. Целые регионы, отличавшиеся наличием гористо-лесистых массивов, становились «графствами дезертиров», как из северных, так и южных армий. Горы Теннесси, Джорджии, Алабамы и Кентукки стали убежищем для целых банд, которые терроризировали местное население, и с ними приходилось бороться военному командованию обеих воюющих сторон.

Против дезертиров и мародеров применялись самые жесткие меры, включая не только дисциплинарные наказания (телесные наказания, тюремное заключение), но и смертную казнь. По крайней мере, из 42 тыс. чел., осужденных военными судами во время Гражданской войны, 14 146 были осуждены за дезертирство. Разумеется, надо принимать во внимание, что не все приговоры приводились в исполнение, многие получали отсрочку до конца войны, что практически означало помилование^!1662]. В своем исследовании американский историк Томас Лоури проанализировал множество случаев наказания за дезертирство и пришел к выводу, что Линкольн поддержал большинство смертных приговоров за дезертирство. Лоури отмечает, что президент проявлял большую непримиримость к дезертирству в начале войны, но был склонен прощать за это преступление к ее концу^!1663].

Дезертирство из армии Конфедерации составило 104 тыс. чел. Для борьбы с дезертирством на Юге была создана внутренняя гвардия. За поимку дезертира полагалась награда. Жестоко расправлялись с дезертирами военно-полевые суды. Дезертира или расстреливали, или вешали, или заключали в тюрьму. Широко использовались моральные средства давления. Губернаторы выпускали специальные прокламации, в которых говорилось о всеобщем презрении, которым будут окружены отказавшиеся сражаться за КША^!1664]. Более значительная цифра дезертиров из армии Союза объясняется американскими историками тем, что в нее включались солдаты, дезертировавшие по 2-3 раза. Кроме того, общую цифру дезертиров из обеих армий невозможно установить точно, поскольку дезертиров принимали снова на службу, иногда во враждебную армию.

Не менее острой была проблема военнопленных. В лагерях и тюрьмах томилось более 400 тыс. военнопленных: 193,7 тыс. северян на Юге и 214,9 тыс. южан на Севере. Более 30 тысяч пленных армии Союза и почти 26 тысяч заключенных Конфедерации погибли в неволе. Смертность в южных местах заключения была выше: в северных тюрьмах умерли 12 % заключенных южан, по сравнению с 15,5 % в южных тюрьмах ^!1665]. Особенно ужасными условия содержания военнопленных были на Юге. Наиболее мрачной известностью пользовалась тюрьма Либби в Ричмонде и лагерь военнопленных в Андерсонвилле (Джорджия), который был впоследствии назван первым в истории «лагерем смерти». Он действовал в феврале 1864 - мае 1865 г. В конце августа 1864 г. общее число узников составляло около 33 тыс. человек. Из-за постоянной переполненности многие узники спали на земле в любую погоду, не имея возможности найти укрытие. Летом 1864 г. смертность среди заключенных составляла около 100 человек в день. Всего через Андерсонвилль прошло, по разным оценкам, от 45 до 52 тыс. человек, свыше 13 тыс. из которых умерли^!1666]. Его комендант Уирт после войны был повешен по приговору суда.

Весьма сложным было положение дел на оккупированных территориях. Военная обстановка создавала особые условия, когда нарушение прав и свобод становилось неизбежностью. Не случайно просветители опасались постоянной армии как института. Красноречивым примером служит деятельность генерала Бенджамина Батлера в Новом Орлеане. Его поведение в качестве командующего оккупационными силами Союза в Новом Орлеане в течение всего восьми месяцев в 1862 г. породило среди южан зловещую, устойчивую репутацию, с которой во время Гражданской войны мог соперничать только генерал Уильям Шерман после его марша по «выжженной земле» через Джорджию. Получил прозвище «зверь Батлер» за жесткую политику в Новом Орлеане, особенно за печально известный «женский приказ» № 28.

С самого начала жители Нового Орлеана относились к солдатам Союза с презрением. Женщины, в частности, словесно оскорбляли солдат, пели в их присутствии сепаратистские

песни. В солдат плевали, а ночные горшки сбрасывали с балконов на проходящих мимо янки. Ухудшение ситуации побудило Батлера издать общий приказ № 28, который гласил: «Новый Орлеан, 15 мая 1862 г. Поскольку офицеры и солдаты Соединенных Штатов подвергались неоднократным оскорблениям со стороны женщин (называющих себя дамами) Нового Орлеана в обмен на самое учтивое поведение и вежливость с нашей стороны, приказано, чтобы впредь, когда любая женщина словом, жестом или движением оскорбляет или выказывает презрение к любому офицеру или солдату Соединенных Штатов, она будет рассматриваться как проститутка и считаться подлежащей соответствующему обращению»^[^^67]. По этому приказу была заключена в тюрьму Евгения Леви Филлипс. Основанием для ее задержания явилось то, что она «смеялась и издевалась» над останками союзного лейтенанта Джорджа Коулмана во время его похорон. В тюрьме она находилась в довольно суровых, но обычных условиях, которые южане сочли «жестокими и позорными», а саму Филлипс стали считать мученицей Конфедерации^[^^68]. Батлер также приказал повесить горожанина Уильяма Мамфорда за оскорбление союзного флага^[^^69].

Он ввел жесткую цензуру в отношении печати и закрыл несколько наиболее непримиримых газет. Когда редактор «Commercial Bulletin» Уильям Сеймур спросил Батлера, что произойдет, если газета проигнорирует его цензуру, разгневанный генерал заявил: «Я военный губернатор этого штата - верховная власть - вы не можете игнорировать мой приказ, сэр. Клянусь Богом, тот, кто грешит против меня, грешит против Святого Духа». Когда Сеймур опубликовал благоприятный некролог о своем отце, убитом на службе в армии Конфедерации, Батлер конфисковал газету и заключил редактора в тюрьму на 3 месяца. Он также закрыл популярную газету «The Picayune» за передовицу, которую он счел оскорбительной. Историк Джон Уинтерс писал, что большинству газет «было позволено вновь открыться позже, но они настолько жестко контролировались, что весь интерес к ним исчез», и что церквям, которые планировали специальный день молитвы и поста для Конфедерации, было запрещено это делать. Несколько священнослужителей были арестованы за отказ молиться за президента Линкольна. Епископальные церкви были закрыты, и три их служителя были отправлены в Нью-Йорк под военным эскортом^[1670].

Положение Батлера в Новом Орлеане было незавидным. Тысячи горожан, включая рабов, голодали и не имели средств к существованию. Город утопал в грязи и бытовых отходах, что создавало угрозу эпидемий инфекционных заболеваний. Повсюду безнаказанно действовали преступники, распространялись бунтарские настроения, в том числе угроза убийств, усилилась деятельность контрабандистов. Хотя Батлер был жесток в своем отношении к южанам, он был эффективен в решении назревших вопросов. Горожан кормили солдатскими пайками и продуктами, часто за счет личных средств Батлера. Улицы и каналы регулярно чистили, оружие было конфисковано, а преступные группировки были разогнаны. Были конфискованы запасы хлопка. Организована помощь для беглых рабов, которые считались «военной контрабандой»^[1671].

В 1864 г. в северных штатах проводились очередные президентские выборы. Они проходили в поистине в драматической атмосфере. Полмиллиона молодых американцев уже сложили головы на полях сражений, еще больше было раненых и изувеченных. Страна покрылась полевыми и тыловыми госпиталями. Президентские выборы 1864 г. происходили в обстановке Гражданской войны, и многие жители Севера опасались, что они просто не состоятся. На эти опасения Линкольн заявил следующее: «Можно сказать, что мятеж поставил республику в критическое положение. и в связи с этим выборы стали настоятельно необходимыми. У нас не может быть полномочного правительства без выборов, и если мятеж заставит нас отказаться от них. то южане будут вправе считать, что они нас уже победили»^[1672].

На выборах, которые проводились на альтернативной основе, противостояли партии республиканцев и демократов. Однако республиканская партия к этому времени уже четко делилась на две фракции: умеренных и радикалов. В демократической партии выявились три течения. Часть из них, «военные демократы», поддерживала в целом усилия республиканцев по подавлению мятежа южан и восстановление Союза. Умеренные демократы, хотя и выступали за продолжение войны до победы, но были категорически против Линкольна и его методов, обвиняя его в диктаторских замашках и узурпации власти. Особенно их не устраивала Прокламация Линкольна об освобождении рабов. Третья фракция демократов именовала себя «сторонниками мира», «мирными демократами», хотя на самом деле они были в тесном союзе с медянками и выступали не просто за прекращение войны, но также и

за признание Южной Конфедерации. Их лидером являлся конгрессмен из Огайо Клемент Валландигэм. Таким образом, обстановка во время президентских выборов 1864 г. была крайне сложной и запутанной.

В стане республиканцев вначале наметился раскол и против Линкольна выступил вначале генерал Джон Фримонт. Противостояние Фримонта и Линкольна имело давнюю историю. Линкольн дважды смещал известного генерала с руководящих постов в армии, а в 1861 году отменил приказ Фримонта, освобождавший рабов в Миссури. Взяв название Радикальных демократов, сторонники Фримонта выработали программу, которая требовала бескомпромиссного продолжения войны и отмены рабства, в том числе и в пограничных штатах, а также проведения некоторых политических реформ. Фримонт подал в отставку из армии и начал готовиться к борьбе за президентство. Кандидатом в его вице-президенты стал Джон Кокрейн, бывший демократ из Нью-Йорка. Радикальные демократы рассчитывали на то, что Кокрейн сможет привлечь на сторону Фримонта военных демократов, но их расчет не оправдался. Он согласился снять свою кандидатуру с выборов, чтобы предотвратить победу кандидата от демократов Макклелана^!1673].

В июне 1864 года в Балтиморе состоялся партийный съезд республиканцев и примкнувших к ним военных демократов. 528 делегатов единогласно высказались за Линкольна (22 делегата из Миссури сначала проголосовали за Гранта, но потом передумали, отозвали свои голоса и отдали их Линкольну). Выбор кандидатуры вице-президента был оставлен за военными демократами, предложившими на этот пост губернатора Теннесси Эндрю Джонсона. Таким образом, свою кампанию республиканцы вели за переизбрание действующего президента, под лозунгом «Коней на переправе не меняют»^!1674]. Впервые в пропагандистской кампании республиканцев было использовано изображение слона.

Президент Соединенных Штатов Авраам Линкольн вел основную предвыборную кампанию против бывшего генерала, участвовавшего в войне, демократа Джорджа Макклелана, нанесшего в свое время солидный ущерб военной репутации Союза. 29 августа на съезде демократов в Чикаго Макклеллан был официально утвержден кандидатом партии на президентские выборы. Он выступал с партийной платформой «кандидата мира», но сам лично не верил в нее^!1675]. Предвыборная кампания проходила летом 1864 г., когда конфедераты одержали победы в битвах под Мэнсфилдом и Кратером. Перспектива долгой бесконечной войны делала предложения демократов о переговорах все более желательными.

Выборы прошли в ноябре 1864 г. Линкольн получил 212 голосов выборщиков, в то время как его соперник только 21. За действующего президента проголосовало 2,2 млн. чел., т. е. 55 % избирателей. За Макклелана отдали свои голоса 1,8 млн. избирателей^!1676]. Для республиканцев это была блестящая политическая победа, которую можно было рассматривать как полномочия для продолжения войны и освобождения рабов. И в то же время это было торжество демократии. Выступая после выборов Линкольн в своей речи «о демократическом правительстве» подчеркивал их необходимость, не смотря на военные условия. «Они показали, что народное правительство способно выдержать национальные выборы в горниле величайшей Гражданской войны. До сих пор миру не было известно, что такое возможно. Золото - это, конечно, хорошо, но живые, храбрые, патриотичные люди лучше золота»^!1677]. В своем ежегодном послании Конгрессу он снова подчеркнул ценность демократии и сплоченности нации. «Лучше всего устремления народа нашей страны проявляются в ходе общенародных выборов. Если судить по недавней избирательной кампании и ее результатам, стремление народа благонадежных штатов никогда не было тверже и единодушнее, чем сейчас. Необычайное спокойствие и порядок, с которыми миллионы избирателей встречались и общались на избирательных участках, надежное тому подтверждение».

В 1864 г. Линкольн признался: «Война, в лучшем случае, всегда ужасна. И эта война между нами, по ее значительности и длительности, одна из самых ужасных. Она нарушила деловую активность полностью во многих районах, и частично - во всех. Она разрушила собственность и превратила в руины дома; она увеличила национальный долг страны до беспрецедентного уровня. Она принесла скорбь почти в каждый дом». В то же время он признавал, что война должна быть доведена до конца, чего бы это ни стоило: «Мы получили эту войну как цель, как достойную цель. И война будет закончена только тогда, когда эта цель будет достигнута. Благодаря Господу, я надеюсь, что такое время никогда больше не повторится»^!1678].

Признавая рабство стержнем этой войны, в своем втором инаугурационном адресе Линкольн подчеркнул: «Ради того, чтобы увековечить и расширить институт рабства, мятежники были готовы даже расколоть Союз, тогда как правительство заявляло лишь о своем праве ограничить территорию распространения этого института. Ни одна из сторон не ожидала, что война окажется столь масштабной и продолжительной, какой она является на сегодняшний день. Ни одна из сторон не тешила себя надеждой, что причина конфликта может исчезнуть в результате или даже раньше того как прекратится сам конфликт. мы надеемся и горячо молимся, чтобы этот могучий бич войны скорее оставил нас»^!1679].

9 апреля 1865 г. произошла историческая капитуляция командующего северовиргинской армией Роберта Ли перед командующим армией Союза УС. Грантом в Аппоматоксе^!1680]. 14 апреля 1865 г. президент А. Линкольн был убит в театре Форда, в Вашингтоне. 26 апреля 1865 г. капитулировал командующий армией Теннесси Джозеф Джонстон перед УТ Шерманом. 9 мая 1865 г. новый президент Соединенных Штатов Э. Джонсон объявил об окончании мятежа. В последующие дни был арестован бывший президент южной Конфедерации Дж. Дэвис. Последним из конфедератских генералов капитулировал вождь чероки Стэнд Уэйти 23 июня 1865 г.

Продолжением второй североамериканской революции стал период Реконструкции Юга, в ходе которой были приняты XIV и XV поправки к Конституции, наделявшие освобожденных негров-рабов гражданскими правами, в том числе избирательными.

Завершение Гражданской войны воссоединило Союз, но не примирило победителей и побежденных, общество осталось расколотым на долгие годы. Прямые военные затраты правительства США достигли 3 млрд. долл., государственный долг с 1860 г. вырос более чем в 30 раз. Число погибших на фронтах военных действий превышало 640 тыс. чел., более 1 млн чел. было ранено. Число погибших среди гражданского населения не поддается учету.

Гражданская война Севера и Юга стала самым серьезным испытанием для американской демократии. Она правомерно оценивается российскими историками как социально­политическая революция. Подобной позиции придерживается значительная часть американских историков. Джеймс Макферсон и Эрик Фонер рассматривали кровавый конфликт Севера и Юга, как революцию, радикально изменившую страну, как торжество свободы и демократии. И это был реальный революционный транзит к более современной демократии, когда через централизацию власти, урезание прав и свобод граждан Америка продвигалась к новому пониманию свободы. Это были не только отмена рабства и обретение фермерами долгожданного права собственности на Западе в виде гомстедов, но и превращение довоенного союза штатов в единый и нерушимый Союз. Из рабовладельческого государства США стали свободной республикой, политический центр силы сместился с Юга на Север, было покончено с более чем 70-летним преобладанием южан в политическом руководстве страны. Гражданская война Севера и Юга являлась важнейшим этапом второй североамериканской революции, наряду с Реконструкцией Юга, призванной утвердить главное ее завоевание - ликвидацию рабства, закрепление демократических основ существования правительства «из народа, волей народа и ради народа». По словам Авраама Линкольна, также ставшего жертвой кровавой Гражданской войны, страна могла, наконец, узреть «новое рождение свободы». Писатель Р.П. Уоррен назвал Гражданскую войну историей, продолжающей жить в воображении нации.

Несмотря на некоторые усилия властей Севера по сохранению конституционных демократических основ: проведение выборов разных уровней, признание легальной деятельности оппозиционной демократической партии, терпимое отношение к критике со стороны периодической печати; война, и, в особенности Гражданская война, неизбежно ведет к массовому нарушению всех базовых прав человека, в том числе естественных и неотъемлемых, таких как «жизнь, свобода и стремление к счастью». В ходе Гражданской войны происходила дальнейшая централизация власти, укрепление и усиление института президентства. Президент Линкольн отверг джефферсоновскую идею о «минимальном правительстве», склонившись к гамильтоновскому проекту.

Тем не менее, Линкольн справедливо считал, что в ходе войны будет укрепляться демократия и республиканская форма правления: «По своему существу это народная борьба. Со стороны Союза она ведется для сохранения в мире той формы правления, чьей целью является улучшение положения людей»^!1681]. В результате Гражданской войны произошло

укрепление либерально-демократических ценностей, незыблемости просветительских идей об общественном договоре, народном суверенитете, свободе и демократии, правах человека

В итоге второй североамериканской революции закреплялось существование единой американской нации, создавались условия для быстрого экономического развития, модернизации и индустриализации, освоения западных земель и расширения единого внутреннего рынка. Расширились границы политической демократии, новым содержанием наполнилось понятие прав человека.

Вместе с тем в итоге осталось много нерешенных проблем: освобожденные негры не получили земли и равных с белыми прав, плантаторы сохранили свои земли и влияние на жизнь южных штатов. Новая система расового неравенства, последовавшая за окончанием послевоенной реконструкции, серьезно подорвала идею о том, что Гражданская война способствовала новому рождению свободы, как утверждал Линкольн в Геттисберге. В ходе войны и в последующие годы индейцы подверглись дальнейшему истреблению, либо были загнаны в резервации. Принцип свободного труда, возможно, восторжествовал с победой Союза, но национальная банковская система, высокие тарифы и другие экономические меры, введенные администрацией Линкольна в попытке мобилизовать ресурсы Севера для войны, стали служить опорой долгосрочному союзу между республиканской партией и формирующимся классом промышленных капиталистов и финансистов.