Глава 7 Реформаторский импульс «Джексоновской демократии» и наследие просвещения

Соединенные Штаты Америки зачастую рассматривались европейскими просветителями как страна, где возможна реализация «царства разума», осуществление на практике свободы и демократии.

Пожалуй, нигде в европейских странах белое мужское население не пользовалось такой широкой свободой, поэтому не случайно путешественники из Европы восхищались американскими политическими порядками, как это было свойственно французу А. де Токвилю, написавшему знаменитую книгу «Демократия в Америке» (по итогам путешествия в страну в 1831 г.)^!1103]. Разумеется, он видел и негативные стороны американской действительности, в том числе, рабство негров, угнетенное положение свободных афроамериканцев, индейцев, женщин.

Американские общественные деятели также любили подчеркивать широту демократических свобод в стране. Писатель и проповедник Теодор Паркер (1810-1860) в своем «Антирабовладельческом адресе» (1854) подчеркивл, что в Америке нет навязанных свыше священников и Папы, нет короля, сидящего на шее у народа, нет знати, узурпирующей право на землю. Люди сами выбирают чиновников и законы. «Промышленность свободна, передвижения свободны, речь свободна, нет цензуры в отношении прессы. Страна чрезвычайно богата. Свободы, которые есть у Америки, недостижимы для многих европейских стран»^!1104]. В действительности период так называемых «джефферсоновской» (1800-1809) и «джексоновской» (1828-1850) «демократий» был насыщен социальными, политическими, этнокультурными конфликтами.

Безусловно, что в XIX столетии доминирующей становится идеология либерализма, в основе которой лежали идеи европейского Просвещения. Просветительская эпистема, нацеленная главным образом на борьбу за победу буржуазной цивилизации над силами «старого порядка», уступает более отвечающим историческим условиям либеральным ценностям.

Центральной идеей классического либерализма первой половины XIX века является концепт свободы: свободы собственности, свободы предпринимательства, свободы личности. У истоков этих основополагающих принципов лежит идея Локка о «естественных правах», к которым он относил право человека на «жизнь, свободу и собственность». «Человек рождается, - писал он, - с правом на полную свободу и неограниченное пользование всеми правами и привилегиями естественного закона в такой же мере, как всякий другой человек. Он по природе своей обладает властью не только охранять свою собственность, т. е. свою жизнь, свободу и имущество, от повреждений и нападений со стороны других людей, но также судить и наказывать за нарушение этого закона другими»^!1106]. Отсюда Локк выводит свою государственно-правовую теорию, согласно которой главная цель государства сводится к роли «ночного сторожа», охраняющего собственность и безопасность граждан, и таким образом к невмешательству в экономические и социальные отношения. Локк был твердо убежден в том, что «.великой и главной целью объединения людей в государства и передачи себя под власть правительства является сохранение их собственности»^!1107].

Важнейшей идеей философии Локка, созвучной американскому национальному кредо, была концепция индивидуализма, противопоставление личности государству. «Каждый человек, - писал Локк, - по природе свободен, и ничто не в состоянии поставить его в подчинение какой-либо земной власти, за исключением его собственного согласия»^!1108].

Безраздельная идея свободы личности получила в США свое развитие и продолжение в философии Ральфа Уолдо Эмерсона (1803-1882).

эссенцией американского национального характера можно считать его учение о «доверии к себе». Эта теория восходит корнями к идеалам ранних буржуазных революций, провозгласивших естественные права человека непреложными принципами демократии. Для Эмерсона человек является высшей из существующих в мире ценностей. «Всякий истинный человек является причиной всего сущего, воплощает в себе целую страну, целый век; ему нужна беспредельность пространств, времен и чисел для того, чтобы выполнить свои предназначения. Так пусть же человек знает себе цену и держит все в своей власти»^!1109]. Проблема «человек - общество» разрешается в его учении в пользу отдельного индивида. «Другой особенностью нашей эпохи, на которой также лежит печать аналогичного политического движения, является новое понимание человека как личности. Все, обладающее свойством отделять человека от других, наделять его естественным уважением, так что каждый человек ощущает мир, принадлежащим ему, и общается с другим человеком как суверенная держава с суверенной державой, - все это ведет к подлинному союзу и к величию»^!Ш0].

Концепт экономической свободы, основополагающий для классического либерализма, в том числе и для США, частично разрабатывался французскими физиократами с их лозунгом свободы предпринимательства: laissez faire, laissez passer (не мешайте, дайте пройти). Наибольшее отражение теория свободного предпринимательства нашла в трудах классиков английской политэкономической мысли Адама Смита и Давида Рикардо. Довольно четко эти идеи были суммированы Н.Г. Чернышевским. Он писал: «Экономической деятельности отдельного лица должна быть предоставлена совершенная свобода. Государство существует только для ограждения безопасности частных лиц и для отвращения стеснений, которые могли бы мешать полнейшему развитию частной деятельности. Иначе сказать, государство только страж безопасности частных лиц, безусловная свобода для деятельности частного лица есть верховный принцип общества.

Идея «минимального государства» (limited government) в противовес сильному централизованному (big government) нашла отражение в размышлениях Т Джефферсона. Сильное государство, писал он Джеймсу Монро в 1782 г., «уничтожает радости существования» и заставляет человека думать о том, «что лучше бы ему вообще не родиться на свет»^!1112]. И здесь невозможно не увидеть перекличку идей с позициями таких мыслителей, как Р.У. Эмерсон и Г.Д. Торо. Эмерсон выступает против любой узурпации власти, произвола сильной личности. В идеале государство должно исчезнуть, отмереть. «Вся история государства сводится к тому, что один человек постоянно кует цепи для другого. Отсюда следует, что чем меньше нами будут управлять, чем меньше у нас будет законов, чем меньше власти мы доверим правителям, - тем лучше» ^!1113]. Провозглашая суверенитет каждой человеческой личности, Эмерсон неизбежно сталкивается с проблемой отношения личности и государства. «А разве государство - не спорная проблема? По этому вопросу существует множество мнений. Никто не любит государство. Многие его не любят и испытывают угрызения совести за лояльность к нему. Единственный довод в его защиту - опасения, что дезорганизация приведет к еще худшему»^!1114]. Эти идеи получили дальнейшее развитие у Генри Дэвида Торо (1817-1862) в его знаменитом эссе «О гражданском неповиновении»: «Лучшим правительством является то, которое не правит вовсе»^!1115]. Поддерживая подлинную демократию, и Эмерсон, и Торо выступали против любого насилия со стороны государства над человеческой личностью. Но Торо идет дальше Эмерсона в своих размышлениях. Он разрабатывает и пытается применить на практике теорию мирной революции, своеобразной формы гражданского несотрудничества с государством^!1116]. Эта теория вдохновила впоследствии Л.Н. Толстого, М.

На становление и развитие американской либеральной мысли несомненно оказали большое влияние идеи английского философа-моралиста и экономиста Иеремии Бентама (1748-1832), а также работы Джона Стюарта Милля (1806-1873).

Бентам разработал теорию утилитаризма, согласно которой есть только два начала, оказывающих влияние на человечество: страдание и удовольствие. «Природа наделила человечество двумя главными стимулами - страхом перед болью и стремлением к удовольствию. Они руководят нами во всем, что мы говорим, во всем, что мы думаем и

делаем»^[—^]. Отсюда следовала идея, что безграничной свободы быть не может, ее следует ограничивать таким образом, чтобы она давала счастье максимальному количеству людей. При этом его «максимум счастья» базировался на обладании собственностью, которую Бентам считал «неделимой частью существования человека»^[1118]. Эти мысли Бентама близки к рассуждениям Б. Франклина, изложенным в его трактате «О свободе, необходимости, удовольствии и страдании»^[1119]. Идеи Бентама развивал в своих сочинениях историк, писатель, общественный деятель Ричард Хилдрет (1807-1865)^[1120].

Дж. С. Милль продолжил развивать идеи своего учителя Бентама. Как идеолог буржуазной цивилизации он продолжал отставить идеи свободы собственности, предпринимательства и личности. В своем труде «О свободе» он размышляет о границах свободы в истории и в современном ему обществе. «Что такая граница необходима, это бесспорно: но практический вопрос, как провести эту границу, как согласовать личную независимость и общественный контроль. Цель настоящего исследования состоит в том, чтобы установить принцип, на котором должны основываться отношения общества к индивидууму, которые совершаются с помощью физической силы в форме легального преследования, так и те действия, которые заключаются в нравственном насилии над индивидуумом через общественное мнение. Принцип этот заключается в том, что люди индивидуально или коллективно могут вмешиваться в действия индивидуума только ради самосохранения, что каждый член цивилизованного общества только в таком случае может быть подвергнут какому-либо принуждению, если это нужно, чтобы предупредить с его стороны такие действия, которые вредны для других людей»^[1121].

Собственно, такая трактовка свободы человека перекликалась с нравственной нормой поведения индивидуума, категорическим императивом И. Канта: «Поступай так, чтобы максима твоей воли могла в то же время иметь силу принципа всеобщего законодательства»^[1122]. И другая формулировка: «Поступай так, чтобы ты всегда относился к человечеству и в своем лице, и в лице всякого другого также как к цели, и никогда не относился бы к нему только как к средству»^[1123]. Таким образом, свобода индивидуума всегда ограничена только нравственным законом: человек должен относиться к людям так, как хочет, чтобы они относились к нему; человек не должен рассматривать другого человека как средство для извлечения личной выгоды.

Расцвету культа «self-made-man», крайнего индивидуализма, предприимчивости, энергичности личности также способствовали: наступление эпохи романтизма в Европе и теория Томаса Карлейля (1795-1881) о «героях и героическом в истории»^[1124].

Идеи И. Канта и Дж. С. Милля становятся популярными в среде интеллектуальной элиты Новой Англии, объединившейся в кружок так называемых трансценденталистов под руководством Р.У Эмерсона. Трансцендентализм представлял собой сплав идей, заимствованных из различных течений идеалистической мысли: платоновская метафизика и теория совершенствования, учение о мировой душе, всеединстве мира, теория познания Ф.Г. Якоби в интерпретации С. Кольриджа; натурфилософия Ф.В. Шеллинга, мистицизм Я. Беме и Э. Сведенборга, идеи И. Канта, Т. Карлейля органически сплелись в мировоззрении Р. Эмерсона и его сторонников^[1125].

В целом идеи европейских просветителей, особенно, английских, продолжали влиять на американское общество, зачастую в форме свободных интерпретаций американских мыслителей. Американская просветительская мысль была вполне созвучна духу классического либерализма, но не отказывалась от идейного наследия европейского Просвещения.

Так, А.В. Валюженич отмечает влияние учения физиократов в ранней республике, считавших, что главное богатство нации в аграрной сфере, в земледелии. Первый американский президент Дж. Вашингтон содержал образцовую плантацию и переписывался с английским писателем А. Юнгом. Дж. Мэдисон являлся одним из основателей и президентом Виргинского сельскохозяйственного общества^[1126]. Б. Франклин подчеркивал, что сельское хозяйство представляет собой «единственно честный путь» накопления богатства, так как «человек получает действительный прирост из брошенного в землю зерна. Это постоянное чудо сотворил бог ради человека». «Главным занятием континента остается сельское хозяйство», - отмечает он в обзоре внутреннего положения Америки. И оно, по его словам обеспечивает население продовольствием, а ремесленников сырьем: «.все, кто знакомы со Старым светом, должны согласиться, что ни в одной части его трудящаяся беднота в общем

не питается, не одевается, не живет и не оплачивается так хорошо, как в Соединенных Штатах Америки»^!1127].

Для плантатора Т. Джефферсона вообще был характерен аграрный романтизм, разделяемый также и Б. Франклином, наложивший свой отпечаток на идеологию «джексоновской демократии». В отличие от физиократов, основой успешного ведения сельского хозяйство считавших крупные земельные угодья, Джефферсон мечтал о республике трудолюбивых фермеров, которых он считал «божьими избранниками». «Всеми средствами надо добиваться, - утверждал он, - чтобы как можно меньше людей оставалось без небольшого участка земли. Мелкие собственники - самая ценная часть государства»^!1128]. Как полагает М.Н. Захарова, на эгалитаристские устремления Джефферсона несомненное влияние оказали идеи Руссо и Мабли, поскольку рассуждая о путях преодоления социального неравенства, он явно предполагал, как в свое время и Руссо, что этому могут способствовать более справедливые законы о наследовании собственности и «освобождение от налога владений с доходами ниже известного уровня и обложение налогом более крупной собственности в геометрической пропорции, по мере увеличения ее размеров»^!1122^].

Как показывает история пребывания самого Джефферсона в должности президента, реализовать на практике «царство разума», идею социальной гармонии, укрепить республику мелких независимых фермеров оказалось невозможно. Америка с самого своего основания как независимого государства уверенно развивалась по буржуазному пути. Романтические мечтания о возможности законсервировать идиллическую сельскую Америку разбивались о капиталистическую реальность. Как практик, а не как теоретик, Джефферсон вынужден был признать многие пункты гамильтоновской программы и уже в первом ежегодном послании Конгрессу объявить, что «сельское хозяйство, мануфактуры, торговля, мореплавание являются четырьмя столпами нашего процветания»^!1130].

В английском Просвещении американцам импонировали его оптимизм, вера в незыблемость прогрессивного пути развития человечества, конструктивизм, практицизм, вера в благотворное воздействие реформ на исправление пороков общества и его позитивное преобразование^!Ш1]. Как отмечают Т.Л. Лабутина и Д.В. Ильин, еще в 1693 г. Д. Дефо опубликовал памфлет «Очерк о проектах», в котором вынес на рассмотрение общественности серию проектов: о создании банковской системы, строительстве общественных дорог, организации обществ взаимопомощи, социальном страховании и т. д.^!1132]Основные пути достижения совершенного общества английские просветители усматривали в пропаганде и распространении знаний, образования людей, а также в воспитании в них высоких нравственных принципов, что было характерной чертой и американского Просвещения.

Реформаторский импульс американцев ярче всего выразился в сложную и противоречивую эпоху «джексоновской демократии»^!1133]. По мнению В. В. Согрина в этот период противоборствовали две тенденции либерализма: умеренно-элитарная, представленная в идеологии партии вигов, в идейном плане явившейся преемницей федералистов в качестве выразительницы интересов торгово-промышленных кругов и эгалитарно-демократическая модель, представленная демократической партией, представлявшей блок сил, оппозиционных финансово-промышленной аристократии. При этом он подчеркивает, что «джексоновская демократия» закрепляла и развивала либерально-демократические ценности для белой Америки, исключая женщин. «Равенство возможностей» оставалось запретным плодом для «варварских рас» индейцев и чернокожих^!1134].

В американской историографии по поводу «джексоновской демократии» до сих пор ведутся жаркие споры, напоминающие, по словам Н.Н. Болховитинова, басню о слоне и шести слепых, которые никак не могли решить, что собой представляет это животное - бивень, хвост, ухо, ногу или бок^!1135]. Не случайно для анализа потока противоречивой исторической литературы о Джексоне и его реформах требуются целые историографические обзоры. Так, редактор антологии «Джексоновская демократия: миф или реальность?» Дж. Л. Багг выделил целый ряд довольно спорных направлений в историографии: «демократическую школу», «новую критическую школу», «школу символизма и психологии» в изучении этого периода^!1136].

Н.Н. Болховитинов полагал, что в изучении «джексоновской демократии» в американской историографии было несколько этапов: вигский период в XIX веке, представленный работами Дж. Партона, У Самнера; «прогрессистский» в лице ее виднейших представителей: Ф. Дж Тернера, Ч. Бирда, В. Паррингтона, а также А.М. Шлезингера-мл.; консенсусный,

выразителями позиций которого являлись Р Хофстедтер, Л. Харц, Б. Хэммонд. Начиная с 1960-х годов теоретические построения школы консенсуса стали успешно критиковаться в работах Эд. Пессена, а также Р. Римини. Они и на сегодняшний день остаются самыми известными исследователями «джексоновского периода»^!1137]. Фигура седьмого президента США остается по-прежнему дискуссионной для американских историков, и все же чаще преобладают идеализированные оценки^!1138]. Так, Генри Брэндс считает его героем- конкистадором, истинным сыном Запада, патриархом демократии^!1139]. «Американским львом» в Белом доме именует его автор биографии Джексона, получившей Пулитцеровскую премию, Джон Мичем^!1140].

Наиболее заметные сдвиги в «джексоновский период» происходили в политической сфере США. Обращение к опыту ранней республики было неизбежным в исторических реалиях второй трети XIX в., но в условиях усложняющейся социальной диверсификации политическая жизнь приобретала новые очертания, давала импульс сложным инновационным процессам. Продолжалось укрепление институтов гражданского общества, возрастала роль общественного мнения. В социально-политической сфере шло формирование новых элит и групп давления, происходило складывание второй партийно­политической системы: демократы - виги. Вторая двухпартийная система возникла вследствие кризиса и разрушения прежних партийных структур и политических группировок в конце 1820-х гг. и просуществовала до середины 1850-х гг., когда произошла дезинтеграция вигов и была образована республиканская партия. Виги и демократы были первыми массовыми национальными партиями в истории США^!1141].

В 1828 г. победу на президентских выборах одержала демократическая партия. Ее ставленник Эндрю Джексон (1767-1845) становится президентом (1829-1837)^!1142]. Период пребывания у власти Джексона, его преемников: Мартина Ван Бюрена, Джона Тайлера и Джеймса Полка получил у историков прочное наименование «джексоновская демократия»^!1143].

Термины «джексоновская эра» и «джексоновская демократия» были введены А. Невинсом и Г.С. Коммаджером. Эти историки определяли кредо Джексона следующим образом: «вера в простого человека; вера в политическое равенство; вера в равные экономические возможности; ненависть к монополиям, специальным привилегиям, к бумажным деньгам и ценным бумагам». Они утверждали, что политика Джексона была нацелена на осуществление этих идей, что демократический подъем охватил страну в форме всеобщего мужского избирательного права, грубости политических нравов, массовой дешевой прессы, прогресса общественного образования и религиозного подъема. В это время в политическую жизнь вовлекались широкие массы населения с довольно низким социальным статусом, это порождало необходимость учета общественного мнения, выработки новых способов влияния на него, активизировало различные протестные движения, усиливало реформаторский импульс, способствуя возникновению различного рода движений (общественно­политических, социально-утопических, морально-этических)^!1144].

Это действительно было время больших перемен в общественной и политической жизни страны. Отсутствие цензуры, широкая свобода слова способствовали расцвету периодической печати, издательского дела. Американская пресса уже в период ранней республики охватывала довольно широкие слои населения. В 1820-е гг. в стране выходило около 600 газет. Журналист Джозеф Гэйлс (1786-1860) утверждал, что в США имеется 350 тыс. подписчиков газет и 1,5 млн их читателей^!1145]. Подчеркивая значение прессы в XIX в., журнал «Southern Quarterly Review» писал: «Одна из характерных черт нашего века связана с широко распространенными усовершенствованиями в размножении периодической печати. Вероятно, газета в той или иной форме идентифицируется со всеми идеалами современной цивилизации и адресована ко всем слоям общества. Газета вызывает равный интерес у молодых и старых, у бизнесмена и рабочего, торговца и политика. Свободная как воздух, приходящая как свет, она не фиксируется на чем-то одном, но вырабатывает импульс, который несет в каждый дом, каждого снабжает полезной и нужной информацией»^!1146]. Джон Нил, сотрудник известного издания «The Pioneer», в своей передовице отмечал, что пресса в США стала подлинной реальной властью: «Газета - самая мощная машина наших дней. Что такое армии и сокровищницы, флоты и форты, военные склады и литейные мастерские, сенатские палаты и законы в сравнении с газетами там, где газеты свободны?.Они не столько органы общественного мнения, или его выразители, или

резервуары, сколько его создатели.^¹¹⁴⁷Подлинной революцией в развитии американской журналистики, а также сложнейшим социокультурным феноменом, связанным с процессами зарождения массовой культуры, стало возникновение в 1830-1840-е гг. дешевой прессы («penny papers»), ориентированной на массового читателя. Газеты эти продавались за 1 цент (пенни), а не за 6 центов. Они распродавались на улицах каждый день разносчиками газет. Их тираж был соответственно огромным по сравнению с прежними газетами^[1148]. Мощными факторами возникновения феномена «penny papers» были демографические сдвиги, урбанизация, рост иммиграции и особенно развитие системы образования, распространение грамотности среди низов общества^[1149]. Еще одним важнейшим основанием для увеличения тиражей стал больший интерес к политике, связанный с демократизацией политической системы в целом, с расширением избирательных прав. Люди активно включаются в избирательные кампании, их интересует политическая информация, главным источником которой становятся газеты.

Эпоха «джексоновских реформ» демонстрировала новые образцы политики и вырабатывала новый взгляд на содержание и понятие демократии. В этот период произошло расширение реального содержания американской демократии. С одной стороны, изменилась система выборов президента. В 1800 г. только два штата выбирали президентских выборщиков всеобщим голосованием, но после 1832 г. только Южная Каролина сохранила двухстепенность в их избрании. С другой стороны, происходит существенное увеличение числа избирателей главным образом за счет демографических и иммиграционных процессов, а также в связи с расширением избирательных прав для всех белых мужчин, частично и для свободных цветных^[1150]. Расширение числа избирателей идет и за счет иммигрантов. Если в 1820-е гг. в год въезжало в страну около 8 тысяч человек, то к началу 1830-х гг. эта цифра увеличилась до 60 тысяч, а в 1840-е гг. до 100 тысяч человек^[1151]. В 1802 г. срок натурализации для иммигрантов был снижен до 5 лет. В 1824 г. в выборах участвовали 350 тыс. мужчин, а в 1828 г. - уже 1 млн 150 тыс. Количество избирателей увеличилось в 3,5 раза. Журнал «Whig Review», подчеркивая особое значение демократических выборов и широкого участия в них населения, утверждал, что «свобода мнений - краеугольный камень республиканской системы. Она предполагает свободу голосования и принятие законов волей большинства. Право голоса каждого основано на праве иметь свое мнение. Закон предусматривает исключительное право голосовать, а, следовательно, выражать свое мнение о достоинствах определенных людей и определенных мер»^[1152]. Это напрямую перекликалось с убеждением европейских и американских просветителей, что благодаря демократическим выборам и свободе прессы можно радикальным образом улучшить политическую сферу, очистив ее от негативных явлений.

В 1787 г. всеобщее избирательное право для белых мужчин существовало в Вермонте^[1153], а для всех мужчин-налогоплательщиков (т. е. «почти» всеобщее) - в Нью-Гэмпшире, Делавэре, Джорджии, Северной и Южной Каролинах, Пенсильвании^[1154]. Американские историки М. Чьют и Ч. Уильямсон убедительно показывают, что степень демократизации избирательной системы в период «джексоновской демократии» не следует переоценивать. Имущественный ценз для взрослых белых мужчин не был полностью отменен, и, кроме того, в ряде штатов добавлялся ценз оседлости, иногда довольно длительный^[1155].

В 1840 г. это привело к известному движению Т. Дорра в Род-Айленде, что свидетельствовало о продолжении борьбы за всеобщее мужское избирательное право и в период, непосредственно следующий за президентством Джексона^[1156]. Томас Дорр (1805­1854) создал в своем штате Конституционную партию, выступившую в 1841 г. за новую конституцию для своего штата. В ней предусматривались избирательные права для всех белых мужчин, независимо от имущественного положения. На выборах губернатора Т. Дорр был выбран в северо-западной части штата и вступил в должность в Провиденсе. Одновременно в остальной части штата на основе старой хартии был переизбран С. Кинг. Президент Дж. Тайлер признал законными выборы С. Кинга. Томас Дорр в мае 1842 г. поднял восстание в столице штата. После неудачной попытки восставших захватить арсенал в Род- Айленд были введены федеральные войска, а Дорр арестован и приговорен к пожизненной каторге^[1457]. Несмотря на неудачу выступления Т Дорра, его движение привело к принятию в Род-Айленде всеобщего избирательного права для мужчин.

Тезис В.В. Согрина о том, что главным политическим «нервом» джексоновской эпохи оставался конфликт внутри белого населения по вопросу о распределении социально­

экономических и политических прав и возможностей между разными его слоями, представляется по существу бесспорным^!1158]. Действительно, «джексоновская демократия» была прорабовладельческой и антинегритянской. Общественное мнение северян было настроено враждебно по отношению к чернокожим. Газета «Philadelphia Quaker» утверждала в 1831 г.: «Политика и федерального правительства и властей штата враждебна по отношению к ним, чувства людей, их интересы - против них». Существование откровенной и унизительной расовой дискриминации и сегрегации поражало иностранцев. А. Токвиль писал о различных проявлениях расизма и отмечал, что «негры свободны и объявлены равными белым, но они не пользуются одинаковыми с ними правами. они даже не могут быть похоронены рядом с белыми. Ни при жизни, ни после смерти чернокожие не могут сблизиться с белыми». Другой путешественник из Шотландии отмечал уродливые проявления расизма именно на Севере: «Повсюду в большей части Новой Англии, в Нью- Йорке, Пенсильвании существует суровое разделение белой и черной рас. В каждом городе есть школы и церкви для белых и для черных»^!1159].

Л. Бенсон полагает, что нельзя рассматривать политическую историю времен «джексоновской демократии» как борьбу между либералами и консерваторами, поскольку обе партии в основном опирались на состоятельные слои населения. Он вводит термины «позитивный либерализм» - по отношению к вигам и «негативный» - применительно к демократам^!1160].

Сложность определения идейных позиций двух партий состоит в том, что в то время в Америке еще не было консервативной и либеральной идеологий в их чистом виде, в европейском смысле. Претендующая на доминирование идеология классического республиканизма^!1161]подрывалась экономическими и политическими реалиями. Идущая ей на смену идеология либерализма разделялась обеими партиями, но не отражалась в чистом виде ни в программах, ни в политической практике ни одной из партий.

Некоторые историки выделяют такие политические инновации «джексоновской эпохи», как массовые митинги и демонстрации, использование рекламных приемов в избирательных кампаниях (особая символика, знамена, флажки, значки, девизы, слоганы и т. п.), предвыборные поездки и встречи, факельные шествия и т. п., но это представляется достаточно спорным, поскольку подобные формы были известны и ранее. Новым явлением была массовость политических мероприятий, а также высокая степень участия избирателей в голосовании. Правда, как отмечают американские исследователи, явка голосующих на избирательные участки часто обеспечивалась бесплатной выпивкой, а также усилиями комитетов бдительности, прямым нажимом и давлением местных властей^!1162].

Довольно любопытно проходил сам процесс избрания кандидатов. Чтобы распространить свои бюллетени с именами кандидатов, партии печатали их в своих партийных газетах. Их надо было вырезать и приносить с собой в пункты голосования. Партии также нанимали коробейников, лоточников, просто праздношатающихся с тем, чтобы они всовывали нужные бюллетени в руки потенциальных избирателей. Партии также расставляли таких людей на бойких местах, чтобы они размахивали бюллетенями. Чтобы привлечь внимание избирателя, бюллетени печатали большими по размеру и даже на разноцветной бумаге. Голосование не было тайным. Партийные наблюдатели^!1163]отслеживали, как голосовал тот или иной избиратель, что приводило к ситуации, когда становились возможными подкупы или запугивание. В 1851 г. в Массачусетсе даже приняли закон, по которому бюллетени надо было заклеивать в конверты, чтобы сделать голосование менее открытым, но этот закон просуществовал недолго^!1164]. Эти бюллетени, по существу, оставались простыми бумажками, пока их не опускали в специальные избирательные урны. Для неграмотных избирателей на урнах наклеивали изображения кандидатов. Избирательные урны находились в ведении избирательных чиновников или «избирательных судей». Они назначались правящей партией и вели подсчет голосов, что всегда давало оппозиции возможность обвинять в мошенничестве с их подсчетом.

Гораздо существеннее были перемены в партийном строительстве, поскольку изменились роль и организация партий. Национальные партийные конвенты^!1165]заменяют прежние партийные кокусы в Конгрессе. Конвенты проводились, как на общенациональном, так и на местном уровне для согласования инициатив, выдвижения кандидатов, выработки партийных платформ, отражавших позицию каждой партии. В каждом графстве создавались организации партийных добровольцев, которые занимались агитационной деятельностью,

беседовали с каждым потенциальным избирателем, создавая первую коммуникационную систему: от человека к человеку. Вторая информационная система коммуникации - национальная сеть партийных газет^!1166].

Самым важным достижением партийной пропаганды было преодоление того недоверия к политическим партиям, которое было свойственно американцам еще с колониальных времен и имело основания в английской просветительской мысли и политической традиции. О зловредности партийных раздоров неоднократно предупреждал Б. Франклин^!1167]. Периодической печати приходилось разъяснять необходимость и полезность партий, в которых общественное мнение видело опасность раскола общества и разжигания взаимной вражды. В обстоятельной статье, опубликованной в «New England Magazine» в 1834 г., авторы ставили своей задачей убедить читающую публику, что партии являются «необходимым злом», поскольку, прежде всего, они вовлекают массы в политику. «Большинство людей не склонны размышлять, равнодушны к общественным интересам и начинаниям до тех пор, пока политические партии с помощью писателей и политиков не разъяснят им необходимость деятельного участия в политических делах.Партии необходимы, чтобы будить народ от летаргической индифферентности и помогать постоянно контролировать власть, склонную к коррупции и злоупотреблениям»^!1168].

О чрезвычайно высокой политической активности избирателей свидетельствуют цифры: в первых президентских выборах участвовало 13 % электората, в 1828 г,- 56,6 %, в 1840 г. - 78 %. Не случайно период «джексоновской демократии» определяется как начало эры массовой политики^!1169].

Постоянная партийная работа потребовала значительного количества профессиональных политиков, начинается оформление феномена политического боссизма. Наиболее характерной фигурой «джексоновской демократии» Р. Хофстедтер считал не Э. Джексона, а М. Ван Бюрена, который был из «новой породы» лидеров. О его разносторонних талантах говорят многочисленные прозвища Ван Бюрена: «Маленький волшебник», «Фокусник», «Рыжая лисица из Киндерхука», «Осторожный голландец», «Великий менеджер», «Великий дух», «Американский Талейран», «Король Мартин», «Мэтти Ван»^!1170]. В ходе предвыборной кампании 1836 г. одна из газет придумала прозвище кандидату демократов: «Старый Киндерхук» (по местечку, где он родился). Затем это прозвище сократили до двух начальных букв, и появилось широко известное американское выражение «О’кей» («O’K»)^!1171].

Победа Джексона на президентских выборах 1828 г. была во многом обусловлена удачными и популярными предвыборными лозунгами демократов, которые активно тиражировались поддерживавшими их изданиями, а также политической риторикой джексоновцев, постоянно связывавших успех своего кандидата с интересами народа. Так, сторонник Джексона, сенатор Т.Х. Бентон утверждал: «.народ восстановлен в своих правах. утверждено право народа на самоуправление. упрочено торжество демократии» ^!И22^]. Во времена Джексона выражение о том, что «правит народ», стало клише американского политического дискурса.

Журналист Г. Эдди писал в «Illinois Gazette»: «Предназначение нашей страны. продемонстрировать всему миру величайший пример правительства из народа и волею народа. свободного правительства. И тогда весь мир. будет взирать с восхищением на чудесный феномен»^!1173]. Такие заявления, конечно, носили пропагандистский характер и не соответствовали действительности. На самом деле, по данным американского историка С. Аронсона, в джексоновскую эпоху не произошло кардинальных изменений среди элиты высшего уровня. Более того, по сравнению с предыдущими администрациями вырос процент именно представителей бизнеса, коммерческих и банковских структур, против которых, по клятвенным заверениям джексоновцев, они намеревались бороться^!1174].

Еще одним важным условием победы демократов было солидное финансирование их избирательной кампании со стороны банков штатов, например, Нью-Йорка, мечтавших о ликвидации монопольного положения Второго национального банка США, находившегося в Филадельфии, а также сборы, поступавшие от местных партийных организаций. Р. Римини сообщает о проведении публичных обедов и банкетов, входной билет на которые стоил 5 долл. На партийных митингах собирали по 50 центов. Все собранные суммы шли в избирательный штаб. По мнению американского историка, избрание Э. Джексона президентом в целом обошлось в 1 млн долл.^!1175]'

Многие программные установки демократов носили характер политической риторики, являлись популярными лозунгами, отражавшими сущностные ценностные ориентации рядовых американцев. Большинству избирателей, как на Севере, так и на Юге, действительно импонировали требования борьбы против привилегий и монополий всякого рода, поддержки политики свободной торговли, защиты прав большинства (т. е. народа) от посягательств «аристократии богатства», свободы личности без всякого вмешательства государства, ограничения правительственных полномочий (limited governments¹¹⁷⁷. Важнейшим и позитивным элементом программы демократов было обещание облегчить доступ к западным землям для фермеров и плантаторов. Так в американскую политику входят популизм и демагогия, весьма ловко использующиеся, в особенности, на президентских выборах.

По существу триумф Джексона был связан с формированием новой политической партии, ставшей его главной опорой, использованием новых способов влияния на общественное мнение. Демократическая партия в социальном плане опиралась на блок аграриев, плантаторов и фермеров, прежде всего южных и юго-западных штатов. Но в ее руководстве довольно сильные позиции заняли представители новых деловых кругов Северо-Востока.

Ее главным оппонентом была партия национальных республиканцев (вигов), возникшая как объединение сторонников «американской системы» Генри Клея (1777-1852). Основными пунктами их программы были поддержка Банка США, «внутренние улучшения», протекционизм. Таким образом, партия выражала прежде всего интересы промышленной и финансовой буржуазии Северо-Востока. К ней примкнули те южане, которые были недовольны политикой Э. Джексона. Социальную опору партии вигов составили те плантаторские и фермерские слои, деловые интересы которых были ориентированы на партнерские отношения с промышленниками и финансистами Севера. С 1831 г. регулярно созывались партийные конвенты, но виги оставались очень разношерстным и аморфным объединением^[1177]. Название партии появилось фактически только в 1832 г.

Как отмечает В.В. Согрин, сравнение социального состава, руководства и актива двух партий позволяет увидеть в их соперничестве признаки «революции элит»: борьбу новых буржуазных слоев против старых, особенно финансовых элитных групп. Разношерстным был социальный состав электората двух партий. Представители средних и нижних слоев, в том числе фермерство и рабочие разделялись в своих партийных симпатиях между демократами и вигами^[1178]. Еще одной важной характеристикой электорального поведения является его этно-конфессиональная принадлежность. Большинство янки и протестантов, по мнению Ли Бенсона, голосовали за вигов, в то время как демократов активнее поддерживали католики и иммигранты ^[1179].

Партии вигов и демократов никогда не были монолитными. В момент образования демократической партии в ней наиболее сильными были: северо-восточная фракция во главе с М. Ван Бюреном и южная - с Д. Кэлхуном (1782-1850). Наряду с региональными фракциями, в ней выделялось консервативное крыло и радикальные группировки: сторонники Т.Х. Бентона (17821858), выражавшего интересы западного фермерства, и сторонники О. Броунсона (1803-1876) и Р.Д. Оуэна (1801-1877), выступавшие в защиту рабочих.

В 1835 г. движение радикалов внутри демократической партии оформляется в особую группировку - Локо-фоко. Название возникло случайно. Во время заседания радикалов в Таммани-холл 29 октября 1835 г. партийное руководство демократов, желая помешать им, погасило газовое освещение. Но собравшиеся решили продолжать работу при свечах, которые тут же зажгли с помощью недавно появившихся спичек «локо-фоко»^[1180]. В ее создании видную роль сыграл редактор «New York Evening Post» Уильям Леггет^[1181].

В отдельных штатах демократы имели свои сплоченные организации, как Ридженси в Олбани или Виргинская хунта. В Нью-Йорке политическая организация демократической партии получила название Таммани. Вначале это было политическое общество, основанное в 1789 г. Название оно получило от имени вождя индейского племени делаваров Тамманенда, подписавшего мирный договор с У. Пенном. В ранние годы в обществе соблюдался своеобразный индейский ритуал, помещение общества называлось вигвамом, его члены - воинами и т. д. В 1808 г. клуб построил свой собственный зал и с тех пор стал называться Таммани-холл. Общество постепенно усиливало свое влияние, пока не превратилось в главную политическую силу Нью-Йорка и всего штата. Контролировавшее выдвижение

кандидатов и патронаж, оно опиралось главным образом на эмигрантов-ирландцев^!1182]. Отличалось неразборчивостью в средствах и коррупцией.

В партии вигов также были существенные различия между северным и южным крылом, консерваторами и радикалами. Наибольшим влиянием пользовались сторонники Г. Клея, а также фракция Д. Уэбстера (1782-1852). На более радикальных позициях находились массачусетская и нью-йоркская группировки - «сознательные виги» (Т. Уид, У. Сьюард, Х. Грили)^!1183]. Расхождения между фракциями в обеих партиях были настолько значительны, что иногда не удавалось найти консенсус даже при выборе кандидата в президенты. Складывалась ситуация, когда происходило выдвижение сразу нескольких фракционных кандидатов или «темных лошадок». Во второй половине 1840-х гг. происходит раскол демократов и вигов на антирабовладельческую и прорабовладельческую фракции^!1184]. Все это влияло на различие мнений, идейно-политических установок, усиливало внутрипартийные и межпартийные дискуссии.

Негативной политической инновацией являлась появление spoil-system. В своем первом инаугурационном обращении Джексон утверждал, что общественное мнение требует от него проведения реформы правительственного патронажа, «искоренения тех причин, которые породили злоупотребления в процессе назначений и привели к тому, что властные полномочия оказались или сохранились в ненадежных или некомпетентных руках»^!1185]. Спичрайтер президента, его политический советник Амос Кендалл^!1186]утверждал, что «политик должен основываться на принципе: «Кто не с нами, тот против нас». В послании Конгрессу 1829 г. Джексон уверял, что обязанности чиновников настолько просты, что справиться с ними может любой, поэтому ротация в государственном аппарате является демократическим принципом и к тому же поможет справиться с коррупцией^!1187]. Идея ротации весьма импонировала демократически настроенному общественному мнению. Демократическая пресса без устали твердила, что новая система позволит сэкономить немало государственных денег, оздоровить моральный климат власти^!1188].

Только в первый год его президентства было смещено более 900 старых правительственных чиновников, в последующий период правления - около 25 %, все они заменялись на представителей демократической партии. С этого времени принцип «добыча принадлежит победителю» прочно вошел в американскую политическую жизнь^!1189]. Политический патронаж привлекал в столицу огромное количество «искателей должностей», не все из них могли рассчитывать на благосклонность партийных боссов в оказании протекции. Неизбежно занятие выгодных местечек в государственной бюрократической машине, коих насчитывалось тогда всего 20 тысяч, вело к коррупции. Газета «Hartford Courant» писала: «Никогда прежде не было так много честных и незаинтересованных патриотов, жаждущих служить своей стране в любом качестве и на любом посту. Подобно жабам египетским они заполонили улицы Вашингтона, и даже проникают в дома тех, кто оказывает патронаж, влезают в спальни их, в постели их, в печи их, даже в квашни»^!1190].

Потерявшие свои должности были уверены, что это произошло по доносам и наветам недоброжелателей. «Мрак подозрений пропитывает все общество. - писал один из современников. - Ни один человек не чувствует себя в безопасности и не может доверять соседям. Обычное замечание, брошенное на улице, в течение часа уже повторяется в офисах, и многие люди получили бесцеремонные увольнения. С этим можно было бы мириться, если бы это ограничивало негодяев, но, наоборот, зараза получила широкое распространение: шпионы, информаторы, доносчики»^!1191].

Еще одной характерной чертой социальной и политической жизни страны была грубость нравов, склонность к насилию, связанные с целым рядом причин, в том числе с маргинализацией городского населения, определенными социокультурными реалиями Америки. Довольно своеобразно было отмечено вступление в должность президента Джексона. Вот как описывала это событие М. Смит: «Залы были наполнены толпой оборванцев: негров, мальчишек, женщин и детей, которые проталкивались к угощениям, выставленным в гостиных. Люди силой прорывались в салоны, смешиваясь с иностранцами и гражданами, окружающими президента. Был момент, когда президента оттеснили к стене комнаты, от серьезной опасности его спасли несколько джентльменов, которые взялись за руки и таким образом создали барьер. Тогда окна были распахнуты, и людской поток нашел выход» ^!1192]. Грубые оскорбления, потасовки и дуэли были в порядке вещей в мире политиков. Кровавые побоища на улицах городов, существование крупных преступных

сообществ, постоянные столкновения на расовой и этно-конфессиональной основе, доходящие до погромов, убийств, линчеваний, также являлись характерными приметами этого времени^!1193]. По подсчетам американского историка Дэвида Гримстеда, между 1828­1833 гг. в США произошло около 20 мятежей, в 1834 - 16, в 1835 г. - 37^!1194]. Жертвой покушения едва не стал сам президент, когда 30 января 1835 г. его попытались убить. Это был первый в истории США случай покушения на президента^!1195].

Религиозный ревайвализм (религиозное пробуждение) также играл негативную роль в возбуждении ненависти к иммигрантам и католикам. В 1830-1850-е гг. усиливаются различные шовинистические и масонские организации, в том числе нативисты, объединившиеся в Американскую партию «ничего не знающих», активно проводившую политику дискриминации иммигрантов, особенно ирландцев^!1196]. Нативисты способствовали усилению ксенофобии и религиозной нетерпимости в американском обществе. Среди ее лидеров оказались многие видные политики: М. Филлмор, Дж. Криттенден, Дж. Белл, С. Боулз, и даже ученые, например Сэмюэл Морзе. Последний требовал пересмотра законов о натурализации в плане их ужесточения. Существующий срок натурализации в 5 лет, по его мнению, был недостаточен для проверки лояльности новых граждан. Морзе писал в своем дневнике: «Первое, что нам следует сделать, - это затворить ворота, которые до сих пор мы держали распахнутыми. Этим будет сделан первый шаг к спасению, здесь начинается наша оборона. Враги под маской друзей несут нам гибель, тысячами устремляясь в страну и осваиваясь в ней, благодаря либеральным законам о натурализации. Надо остановить их, или мы погибнем, погибнем безвозвратно. Первая битва должна быть нами выиграна здесь у ворот»^!1197]. Нативистские агитаторы и проповедники с помощью ложных обвинений натравливали толпу на католиков. В середине 1840-1850-х годов были разгромлены десятки их церквей. Устраивались шумные антикатолические демонстрации, организовывались нападения на дома и клубы иммигрантов, происходили погромы и избиения. Особенно трагическими стали события в Филадельфии, где в 1844 году были сожжены 2 католические церкви, убито 20 человек^!1198].

Вопреки традиционной либеральной концепции «минимального правительства», при Э. Джексоне произошло существенное усиление и централизация исполнительной власти, расширение ее полномочий^!1199]. Не случайно весьма популярным было изображение в политической карикатуре седьмого президента в виде Короля Эндрю Первого, попирающего американскую конституцию^!1200]. Противники Джексона обвиняли его в тирании и цезаризме, вигская северокаролинская газета писала: «Все партии противостоят узурпации исполнительной власти, и объединяются в защите Свободы против Власти» (LIBERTY against POWER>^!1201^].

В отношениях с Конгрессом президент подчеркивал, что именно он является «народным избранником», выразителем его интересов. В своей полемике с конгрессменами Джексон постоянно прибегал к поддержке прессы, все его послания Конгрессу широко публиковались в печати и комментировались, что позволяло воздействовать на общественное мнение в соответствующем духе^!1202]. Тем не менее его отношения, особенно с Сенатом, все время оставались напряженными. Предложения Джексона, как правило, проходили в верхней палате при минимальном перевесе голосов или блокировались. Не случайно, что он использовал право вето 12 раз, т. е. больше, чем все его предшественники^!12^03]. Впервые в американской истории Джексон прибег к «карманному вето» - затягивал вынесение своего решения до закрытия сессии и тем самым «топил билль вообще»^!1204].

Авторитарный стиль характеризовал взаимоотношения президента с Конгрессом, Верховным судом и даже с членами его собственного кабинета. Джексон смещал и перетасовывал министров; в должности госсекретаря у него побывали 4 человека, министра финансов - 5, генерального прокурора - 3. Он также стремился заполнить судебные вакансии своими преданными сторонниками. В 1837 г. 7 из 9 членов Верховного суда были его людьми, в том числе и председатель, которым в 1835 г. стал Р. Тэйни.

Острая полемика о границах президентских полномочий возникла в связи с увольнением министра финансов Дуэна, отказавшегося выполнить приказ президента об изъятии государственных депозитов из Банка США. Сенат, по предложению Г. Клея, большинством в 6 голосов принял резолюцию, обвиняющую главу государства в нарушении законов и конституции страны. Клей заявлял, что страна находится в состоянии «революции и анархии», а президент стремится установить «выборную монархию»^!1205]. Джексон в своем

официальном протесте указал, что Сенат уличил его в действиях, являющихся основанием для импичмента, который имеет свою особую конституционную процедуру и должен исходить из Палаты представителей, в связи с чем «обвинительная резолюция не законна». Президент, по утверждению Джексона, является непосредственным представителем народа, а власть министра производна от власти президента. Поэтому считал он, если лишить главу исполнительной власти права назначать, контролировать и смещать министров, то народ не сможет оказывать влияние на принятие решений в столь важном органе, как правительство^[1206]. По существу произошло усиление именно президентской власти, поскольку заседания кабинета министров собирались крайне редко, мнения его членов носили сугубо совещательный характер, а все решения Джексон принимал единолично или вместе со своим «кухонным кабинетом»^[1207]. Круг близких к Джексону людей регулярно встречался на кухне Белого дома, отсюда и название, ставшее с этих пор нарицательным. В него входили, в основном, журналисты и издатели, а также видные политики: М. Ван Бюрен, У. Льюис, Д. Грин, А. Кендалл, Ф. Блэр. Эти люди имели непосредственное влияние на формирование политики Белого дома. Со времен Джексона понятие «кухонный кабинет» прочно вошло в лексикон американской политической жизни.

В дискурсе политиков периода «джексоновской демократии» концепты свободы, собственности, общественного блага начинают чередоваться с отражающими дух времени: демократия и народный суверенитет, благо народа, права и свободы личности, хотя это больше свидетельствует о возросшем искусстве политической риторики, чем об изменившихся реалиях.

Наиболее спорными представляются реформы джексонианцев в области экономики. Борьба по вопросам экономической политики в период «джексоновской демократии» и в последующие годы, по справедливому замечанию Н.Н. Болховитинова, остается «твердым орешком» для исследователей^[1208]. Бесконечные споры в американской, и отчасти в отечественной историографии, не смогли внести достаточно ясности в понимание соответствия экономических программ демократов и национальных республиканцев (вигов) условиям того времени, жизненным интересам Америки. Не случайно Л. Харц предостерегал против отождествления американских вигов с европейскими и в то же время писал о парадоксе, сложившемся еще в XIX в., а затем развитом историками-прогрессистами, которые отождествляли вигов с «аристократами», «реакционерами», «монополистами»^[1209]. Сложность для историка состоит в том, чтобы попытаться отделить риторику и лозунги партий от реального содержания их программ.

В первой половине XIX в. по преимуществу аграрная экономика США, привычный уклад жизни, менталитет традиционного общества размывались под влиянием промышленной революции. Развитие экономики и соответственно, социальной сферы определялось рядом параллельно идущих процессов: развертыванием промышленного переворота, освоением западных земель (здесь был получен новый импульс в связи с изгнанием индейцев дальше на Запад^[^^]), а также укреплением плантационного хозяйства на Юге, стимулировавшимся «хлопковым бумом». В каждом из этих процессов присутствовали две тенденции развития - «вглубь» и «вширь». Первая подразумевала усложнение и структурирование уже сложившихся отношений, а вторая - дальнейшее пространственное, количественное расширение капиталистического уклада. Важными чертами экономики были не только ее «смешанный характер», многоукладность, но и структурные качественные сдвиги в ней самой.

Джексоновцы, верные заветам Джефферсона о сохранении аграрного характера экономики, хотели, чтобы Америка избежала копирования европейского опыта, создав свой особый путь развития. Их пугали индустриализация и урбанизация, и неизбежно связанные с ними острые социальные проблемы, такие как пауперизм, социальные конфликты, деградация морали, рост преступности и т. д.^[1211]Это усиливало реформаторский импульс «джексоновской демократии».

В то же время недостаточно развитая промышленная сфера страны нуждалась в поддержке государства, поэтому средние и крупные предприниматели, финансисты, представители большого бизнеса ратовали за протекционизм и «внутренние улучшения», которые бы позволили американской экономике успешнее конкурировать с наиболее развитой в то время английской. Эти идеи развивались и пропагандировались Г. Клеем, программа которого являлась продолжением и развитием идей А. Гамильтона. Она была ориентирована на

потребности капиталистического общества. Идейная преемственность между федералистами и национальными республиканцами (вигами) несомненна.

В 1820-х гг. Г. Клей выступил с экономическими требованиями, которые получили название «американской системы», ориентированной на активное участие государства в экономической жизни, расширение его функций. «Мы надеемся, что. государство никогда не будет пренебрегать этой жизненно важной целью (благосостояние нации. - Т.А.), но попытается достичь ее, используя любые возможности в пределах своих полномочий»^!1212]. Этатистские устремления Клея шли вразрез с классической либеральной концепцией невмешательства государства в экономику (limited government) и вызывали резкое неприятие как у его современников, так и многих позднейших исследователей. Не случайно до сих пор существуют полярные оценки его «американской системы», ориентированной на сохранение Второго национального банка США, политику протекционизма в отношении американской промышленности, строительство широкой транспортной сети дорог и каналов за счет федеральных средств («внутренние улучшения»).

Все время своего президентства Эндрю Джексон максимально противодействовал реализации этой программы. На законопроекты о «внутренних улучшениях» накладывались вето. Свою позицию президент объяснял тем, что расходы по созданию транспортных коммуникаций (каналов, морских портов, дорог с твердым покрытием, с 1830 г. - железных дорог) должны нести штаты, на территории которых они прокладываются. Однако в такой позиции была односторонность и ограниченность, поскольку Америка остро нуждалась в межштатных коммуникациях, и к тому же не каждый штат мог позволить себе непосильные транспортные расходы. Частная инициатива, на которую так полагались джексонианцы, зачастую приводила к странным парадоксам. Даже в эпоху Гражданской войны путешествие из Нью-Йорка в Чикаго было связано с 17 пересадками. Причем в пунктах пересадки приходилось ехать на лошадях через весь город с одного вокзала на другой и перегружать багаж с одной дороги на другую^!1213].

Все действия президента по блокированию программы федерального финансирования «внутренних улучшений» тотчас получали позитивную интерпретацию в демократической прессе, что они соответствуют благу и интересам всего народа. А для привлечения поддержки южан главным аргументом в ведущейся полемике вокруг «внутренних улучшений» использовался тезис о «суверенитете штатов». Довольно ярко это проявилось в деле Мэйсвильской железной дороги. На законопроект о ее постройке президент наложил вето 27 мая 1830 г. В своем обосновании Конгрессу президент заявлял, что вмешательство правительства в вопрос о «внутренних улучшениях» нарушает суверенитет штатов, на территории которых они осуществляются. Каждое улучшение, проводимое за счет федерального бюджета, должно было, по мнению Джексона, проводиться в национальных, а не местных интересах, должно одобряться всем народом. Но самое главное его возражение лежало в области «узкого толкования» Конституции в духе Т. Джефферсона. «Если будет воля народа на то, чтобы строительство дорог и каналов проводилось федеральным правительством, - утверждал Джексон к своем послании Конгрессу, - тогда не только нужно, но и совершенно необходимо, чтобы этому предшествовала поправка к конституции, делегирующая соответствующие полномочия и определяющая и разграничивающая их использование в отношении суверенитета штатов. Без этого нельзя предпринять ничего полезного»^!1214].

В своем втором послании Конгрессу президент посоветовал отложить проведение «внутренних улучшений» до полного погашения государственного долга^!1215]. Ирония истории, как пишет современный английский исследователь Дж. Секстон, заключалась в том, что, отрицая федеральную помощь в строительстве жизненно необходимых и важных «внутренних улучшений», президент оставлял предпринимателям только одну возможность - обращаться к частным банкам за помощью. И чаще всего американские железнодорожные компании финансировались из-за рубежа. 1830-е гг. стали беспрецедентными по иностранным финансовым инвестициям. В 1836-1838 гг. долги штатов были больше, чем за предыдущие 50 лет. В 1838 г. иностранные инвестиции в США достигли беспрецедентной суммы в 110 млн долл., большинство из которой было размещено в долговых обязательствах штатов. Историки Л. Дэвис и Р. Кьолл считают, что иностранные инвестиции составляли 15­22 % от совокупного национального капитала. Дж. Уоллис приводит следующие цифры: с 1790 по 1860 гг. местные власти инвестировали во «внутренние улучшения» 425 млн. долл., а государство всего - 54 млн^!1216].

Как глава исполнительной власти Джексон твердо и последовательно накладывал запреты на все законопроекты о строительстве маяков, гаваней, а также Роквилльской железной дороги и канала от Портленда до Луисвилля^!1217]. При этом сам президент заявлял, чтобы расположить общественное мнение в свою пользу, что он отнюдь не является противником такого строительства. Он пытался доказать, что не стоит поддерживать какие-либо проекты в отдельных штатах, чтобы не порождать соперничество между ними^!1218].

Для сторонников Клея было абсолютно непонятно, как сооружать каналы и дороги только за счет средств штатов, если они должны быть артериями, связывающими всю страну воедино.

Джексон именовал протекционизм «неконституционной и несправедливой политикой», изымающей денежные средства «из карманов простых граждан» в интересах «крупных корпораций». Подобная риторика была близка интересам широких слоев потребителей, особенно на Западе и на Юге, а также деловым кругам северных штатов, связанных торговыми и финансовыми интересами с южанами^!1219]. Однако, экономическая и политическая ситуация вынуждала джексоновцев сохранять протекционизм, прежде всего, в фискальных целях. В предыдущей главе рассматривалось, как высокий тариф 1832 г. спровоцировал нуллификационный кризис со стороны южных штатов.

В отечественной историографии утвердилось мнение о менее элитарном характере демократической партии, о реформах Джексона как отражении интересов самых широких слоев населения. Одно из главных экономических мероприятий Джексона - его борьбу против Банка США В.В. Согрин оценивает как воплощение в жизнь либеральных и демократических идеалов, реализацию программной идеи демократов о равенстве возможностей и анти-монополизме^!1220]. Весьма подробно перипетии борьбы излагает Н.Х. Романова, автор монографии, всецело посвященной реформам Джексона. Ее выводы заключаются в признании объективности и неизбежности ликвидации второго Банка^!1221]. Американские исследователи обращают внимание на возросшую роль прессы в антибанковской войне Э. Джексона^!1222].

В американской историографии никогда не было и до сих пор не существует единства мнений как в отношении «джексоновской демократии» в целом, так и в отношении «банковской войны» Джексона. В обстоятельной монографии, посвященной банкам и политике в Америке, Б. Хэммонд, позиция которого представляется достаточно аргументированной, утверждает, что Джексон не был защитником народа, а выражал интересы новых слоев буржуазии Северо-Востока, прежде всего Нью-Йорка, и что уничтожение Банка привело лишь к перемещению финансового центра с Честнат-стрит на Уоллстрит^!122^3]. Хэммонд называл финансовый курс противников вигов «невежественным и лицемерным», а самого Джексона - «высокомерным и наивным администратором». Он считал, что демократов поддерживали в значительной мере местные банкиры, стремившиеся освободить свою деятельность от контроля центрального учреждения^!12^24]. Инициаторами борьбы с Банком оказались члены «кухонного кабинета» президента А. Кендалл и Ф. Блэр, которые утверждали, что «Банк стремится подавить и уничтожить наши свободы»^!122^5].

Второй Банк США (1816-1836) был преуспевающим акционерным обществом, управляемым опытным руководителем Николасом Биддлом, осуществлявшим централизаторские и контролирующие функции, стремившимся ограничить создание новых частных банков, с тем, чтобы не допустить бесконтрольную эмиссию, ведущую к инфляции. В общественном мнении, особенно в северо-восточных штатах, преобладало позитивное отношение к нему, о чем свидетельствует направление петиций в его поддержку в Конгресс. Таких петиций было подано 128 тысяч, в то время как анти-банковских только 17 тысяч^!122^6].

Война с Банком не являлась продуманной экономической мерой, а скорее отражала жесткую партийно-политическую борьбу, связанной с формированием второй двухпартийной системы, с наличием сильной оппозиции в лице национальных республиканцев (вигов). Демократам было необходимо получить в свои руки управление финансами, поэтому их не устраивал Банк с его независимым руководством, находившийся к тому же под влиянием их политических противников. Война с Банком являлась для Джексона неизбежной и была им объявлена уже в 1829 г. в послании Конгрессу, в котором ставился вопрос о дальнейшей целесообразности его существования^!12^27].

Враждебность к банкам в американском обществе существовала с колониальных времен, была заложена в народном сознании. Недоверие к концентрации финансовой мощи, возникновению финансовых элит было чрезвычайно сильным. Оно опиралось на суждения авторитетных политиков, таких как Т. Джефферсон, который в письме А. Галлатину писал: «Этот институт [Банк Соединенных Штатов] - одна из самых опасных, смертельных из всех существующих угроз для принципов и формы, для духа и буквы нашей Конституции...Я считаю, что не находится в безопасности ни одно правительство, которое может стать вассалом какой-нибудь самоназначившейся власти или любой другой власти помимо власти народа»^[1228].

Начиная со второй сессии 21-го Конгресса, открывшейся 6 декабря 1830 г., джексоновская коалиция непрерывно нападала на второй Банк. Острые и продолжительные дебаты о его судьбе велись на протяжении всего первого срока президентства Джексона. Б. Хэммонд отмечает, что наиболее часто повторяемыми словами в анти-банковской пропаганде джексоновцев были: «угнетение и тирания», «власть денег», «аристократия богатства», «монополия и привилегии»^[1229].

10 июля 1832 г. президент наложил вето на вигский законопроект о продлении полномочий Банка и направил специальное послание Сенату, в котором обосновывал свою позицию (Veto Message)^[1230]. Послание президента, адресованное Сенату, было написано А. Кендаллом^[1231и является чрезвычайно важным документом, значение которого трудно переоценить. В любом случае оно демонстрирует блестящий образец официальной пропаганды в период «джексоновской демократии». «Банковская война» продлилась ряд лет. Умело используя свои успехи в разрешении нуллификационного кризиса, а также всеобщее недовольство Банком, джексоновцы сначала перевели государственные депозиты в местные банки, так называемые «банки-любимчики», а в 1836 г. по истечении срока полномочий второй национальный Банк прекратил свое существование^[1232]. Его ликвидация вызвала ажиотаж в банковско- финансовой сфере. В 1830-1835 гг. число банков возросло с 330 до 558, в 1837 г. их было уже 78₈[?1

Причины успеха джексонианцев в борьбе со вторым Банком США коренились также в умелых приемах и методах воздействия на общественное мнение, в чем особенно преуспела пресса и политическая карикатура. Клей позже говорил, что Банк был «объявлен монстром, целями которого являлся грабеж народа, попрание его свобод и подчинение правительства США»^[1234]. Самым распространенным представлением в общественном мнении в отношении второго Банка США был образ спрута, распространившего свои щупальца по всей стране^[1235].

Еще одной важной экономической проблемой этого периода был вопрос о западных землях, о более свободном доступе на них для фермеров и плантаторов. Эта проблема также широко дискутировалась в американском обществе, порождая борьбу различных мнений. В первой половине XIX в. фонд государственных земель увеличился в несколько раз в результате присоединения Луизианы, Флориды, Техаса, Орегона, Калифорнии и других обширных территорий^[1236]. Национализация огромных земельных массивов способствовала быстрому развитию капитализма «вширь». Огромный фонд общественных земель был увеличен при Джексоне за счет жестокой политики вытеснения индейцев дальше на Запад. В 1830 г. был принят закон о перемещении индейцев (Indian Removal Act), наделявший президента полномочиями для осуществления принудительного обмена земель, занимаемых индейцами в пределах того или иного штата к западу от р. Миссисипи. Изгнание индейцев сопровождалось их массовой гибелью. Индейцы племени чероков потеряли 4 тыс. из 15 тыс. своих соплеменников на «дороге слез», как они стали ее называть^[1237]. Одновременно велись войны с семинолами во Флориде. В результате «индейской политики» Э. Джексона было переселено около 46 тыс. индейцев, у них было «выкуплено» почти 100 млн акров земель^[1238]. Индейская политика Джексона являлась отходом от просвещенческих концепций аккультурации индейцев и их приобщения к «цивилизации».

Представители Запада, такие как сенатор Т.Х. Бентон, добивались распределения этих земель среди действительных поселенцев. Демократическая партия приложила немало усилий в своей пропагандистской деятельности, доказывая, что проводимая ею аграрная политика отвечает интересам фермеров и рабочих, а также иммигрантов. В декабре 1832 г. Джексон в своем ежегодном послании Конгрессу предложил продажу общественных земель только «действительным поселенцам»^[1239].

Аграрный проект, направленный, по его мнению, на решение проблемы пауперизма, предлагал Томас Скидмор (1790-1832)^!1240]в своей работе «Права человека на собственность». Он считал необходимым разделить государственные земли на равные секции по 160 акров и наделить землей всех нуждающихся. Отток «лишнего» населения из городов поднимет уровень заработной платы и улучшит, таким образом, положение основной массы рабочего класса^!1241].

Другим народным движением стала Партия антирентистов, которая выступала за отмену фиксированной ренты феодального типа, не уничтоженной революцией XVIII в. В 1830-х гг. в имении Стефена Ван Ренселера в штате Нью-Йорк сохранялась вечно наследственная аренда. Арендаторы по существу должны были платить натуральный оброк (10-14 бушелей пшеницы и 4 жирных курицы), а также 1 день в году отрабатывать на хозяина с парой своих лошадей. Имущество должников продавалось с аукциона. За отмену долговой задолженности выступали различные демократические движения Нью-Йорка. 15 января 1845 г. состоялся первый конвент нью-йоркских антирентистов, на котором присутствовало 150 делегатов из 11 графств. На нем было принято решение поддержать вигов на выборах губернатора штата в 1846 г., поскольку видные виги Нью-Йорка Джон Янг, Хорас Грили и Айра Хэррис поддержали их требования. Движение привело к отмене фиксированной ренты, лендлорды были лишены права самостоятельно решать вопрос о продаже имущества должника^!1242]. Впоследствии антирентисты солидаризировались с движением за агарную реформу Дж. Эванса (1805-1856) с его броским лозунгом: «Голосуйте за свою ферму»^!1243].

Массовое скваттерство в этот период являлось основной формой борьбы трудящихся за демократическое использование государственных земель. Скваттеры требовали закрепления за ними участков и принимали меры по защите своих заявок. В этих целях они создавали специальные организации: «ассоциации по заявкам», «земельные клубы», которые проводили энергичную деятельность на аукционах, добиваясь отстранения посторонних от участия в торгах, вели решительную борьбу против спекулянтов, нередко используя при этом вооруженную силу^!1244]. Борьба фермеров за свои права увенчалась определенным успехом, когда в 1841 г. был принят закон о первой заимке, гарантировавший фермерам право на покупку по минимальной официальной цене обрабатываемых ими участков, прежде чем они будут проданы с аукциона. При этом цены на землю были снижены с 2 до 1,25 долл. за акр. По данным американских цензов, число ферм в 1850 г. достигло 1 449 000. Средний размер фермы в 50-е гг. XIX в. был 202 акра ^!1245^].

«Джексоновская демократия» в жизни американцев ознаменовалась многочисленными реформаторскими движениями. Возникло национальное движение за аграрную реформу «Голосуйте за свою ферму!» (аграрианизм), за отмену рабства (аболиционизм), за равноправие женщин (феминизм), а затем и за получение ими политических прав (суфражизм), за социальные преобразования (фурьеризм), за возрождение и обновление религии и церкви (ревайвализм), за сохранение мира (пацифизм), за искоренение алкоголизма (прохибиционизм), за проведение тюремной реформы, за совершенствование системы благотворительности, за 10-часовой рабочий день, реформу образования и многие другие изменения в жизни американского народа. Вся страна как бы устремилась к лучшему будущему, контуры которого вырисовывались еще туманно и неопределенно.

Эмерсон писал, что готов поддержать усилия многочисленных реформаторов. «На планете, населенной консерваторами, должен родиться хотя бы один преобразователь. Каждая реформа - поначалу лишь идея в сознании одного, когда же она становится идеей в сознании другого, еще одна извечная проблема находит свое разрешение». Однако в Америке появилось слишком много реформаторов, и не все они были озабочены решением действительно насущных проблем, или были мало эффективны для решения злободневных социальных проблем, как например движение сторонников особой диеты (грэхемиты). Именно об этом с изрядной долей иронии Эмерсон рассуждает в своем эссе «Реформаторы Новой Англии», так как действительно, реформаторы готовы изменить все, даже вопреки здравому смыслу: «Какое богатство проектов спасения мира! Одни из этих апостолов возвещает, что каждому надлежит встать за плуг, другой - что никто не должен ни торговать, ни покупать, ибо корень зла в существовании денег, третий - что наши беды из-за неправильной диеты, и каждый глоток, каждый съеденный кусок грозит нам проклятьем». «Даже у мира насекомых обнаружились свои защитники - им слишком долго пренебрегали, значит, надо безотлагательно учредить общество протекции червячкам, личинкам и москитам. А рядом вовсю шумели ревнители гомеопатии, или водолечения, или френологии

- и как искусно примиряли свои доктрины с чудесами, сотворенными Христом. И были еще те, кто. кто истоки социальных зол усматривал в существовании брака»^!1246].

В «джексоновскую эпоху» активизировалось рабочее движение. Возросшее внимание американских историков к народным движениям выразилось в активизации деятельности Общества социальной истории, в появлении исследовательских проектов, таких как проект Нью-Йоркского городского университета «Кто построил Америку»^!1247]. Несомненно, сказалось влияние левых и радикальных историков, призывавших еще в 1960-е гг. рассматривать историю «снизу вверх», показывать повседневную жизнь, деятельность рядовых обычных американцев, а не концентрировать главное внимание на политических и финансово-экономических элитах^!1248].

Американское рабочее движение начинает играть важную роль в политической жизни страны, начиная с 1820-1830-х гг. Характерной чертой наступления промышленной стадии капитализма в США был бурный рост городского населения, концентрация его в многонаселенных торгово-индустриальных центрах^!1249]. В 1860 г. в 102 городах с населением свыше 10 тыс. было сосредоточено 558 тыс. работавших в обрабатывающей промышленности, что составляло 41,9 % лиц, зарегистрированных переписью. 10 городов имели более 10 тыс. рабочих: Филадельфия, Нью-Йорк, Цинциннати, Бостон, Ньюарк, Балтимор, Лоуэлл, Провиденс, Бруклин, Нью-Бедфорд. К крупным рабочим центрам относились также Линн, Сент-Луис, Питтсбург и Троя. В среднем для всех городов процент рабочих составлял около 11,7 %^!1250].

На формирование пролетариата оказывали огромное влияние, с одной стороны, наличие значительного фонда государственных земель на Западе и, с другой - постоянный приток иммигрантов. Уровень жизни рабочих был различен в зависимости от национальной принадлежности, квалификации, профессии и т. п. А.В. Ефимов отмечал, что жизненный уровень рабочих зависел также от географического района страны. На Западе труд ценился в 1,5 раза выше, чем на Востоке, где на заработную плату непосредственно влиял поток иммигрантов из Европы, понижая его стоимость^!1251].

30-40-е годы XIX столетия были временем, когда условия жизни бедняков заметно ухудшились. Иммиграция возросла на 300 процентов - с 600 тыс. чел. в предыдущем десятилетии до 1 млн 700 тыс. В 1860-е гг. в США въехало 2 млн 600 тыс. иммигрантов^!1252^]. Это были преимущественно крестьяне, ремесленники, рабочие различных профессий. Они представляли наиболее работоспособную часть населения (среди иммигрантов преобладали мужчины) и составили основной рабочий контингент наиболее важных отраслей производства: каменноугольной, металлургической и текстильной промышленности, на строительстве ирригационных систем и железных дорог. Большую часть тяжелого физического труда на строительстве железных дорог и каналов выполняли ирландцы. На транспорте и торговле, а также в производстве одежды и предметов первой необходимости в основном работали немцы.

Положение рабочих-иммигрантов было особенно тяжелым. Они становились жертвами беспощадной эксплуатации. Довольно частыми были случаи голодной смерти. Длительность рабочего дня достигала 16 часов. «В Новой Англии нет такой государственной тюрьмы или исправительного дома, - писал врач из Лоуэлла (штат Массачусетс), - где рабочие часы были бы столь продолжительными, а время, отводившееся на еду, столь коротким; или где на вентиляцию обращали бы так мало внимания, как на известных мне хлопкоочистительных фабриках»^!1253]. Рабы на табачных фабриках в Ричмонде работали по десять часов в день, свободные рабочие в Лоуэлле трудились обычно по двенадцать часов, а в апреле - тринадцать с половиной часов. Отвратительными были жилищные условия рабочих.

Одной из форм возросшей активности рабочего класса стало возникновение рабочих политических партий по штатам, правда, их существование оказалось недолговечным. Однако они внесли существенный вклад в общедемократические движение за проведение реформ. С 1828 по 1834 гг. независимые рабочие партии возникли в более чем в 60 городах, в это время выходило более 50 еженедельных рабочих изданий^!1254]. Рабочие активно выступали за 10-часовой рабочий день, отмену тюремного заключения за долги, реформу образования. В середине 1830-х гг. был создан Национальный союз тред-юнионов, попытавшийся объединить различные профсоюзы в масштабе всей страны. Большое значение имело развитие рабочей печати. 31 октября 1829 г. была создана газета «Working Men’s Advocate». Ставшая скоро ведущей рабочей газетой, она избрала своим лозунгом

следующие слова: «Равенство в образовании - для всех; всем взрослым - равные привилегии». Редактором и одновременно наборщиком этой газеты был Джордж Генри Эванс, иммигрант из Англии, соратник Роберта Дейла Оуэна, активно боровшийся за интересы как рабочих, так и фермеров.

Новые формы в 1830-1840-х гг. приобрело стачечное движение рабочих: создавались забастовочные фонды, сложился институт рабочих представителей, которые вели переговоры с предпринимателями, широко использовалось пикетирование, применялись суровые меры против штрейкбрехеров. В ряде случаев рабочие крупных городов прибегали к всеобщим стачкам. В 1834 г. профессиональные организации крупнейших городов Северо-Востока объединились в Национальный союз профессий. Перед кризисом 1837 г. в союзах всех типов насчитывалось около 300 тыс. организованных рабочих^[1255].

Под давлением рабочего движения президент М. Ван Бюрен подписал 1 марта 1840 г. исполнительный приказ об установлении 10-часового рабочего дня для рабочих и служащих предприятий, принадлежавших федеральному правительству^[1256].

В 40-х гг. XIX в. рабочие начали политическую кампанию за законодательное установление 10-часового рабочего дня в рамках штатов. Несмотря на ослабление профсоюзного движения, эта кампания приняла на Северо-Востоке широкий размах. В 1847 г. штат Нью-Гэмпшир первым принял такой закон. За ним последовала Пенсильвания (1848 г.). Характерной чертой этих законов было то, что они распространялись лишь на отдельные категории рабочих и не предусматривали административных или судебных мер, обеспечивавших осуществление провозглашенной цели.

Большое влияние на американское рабочее движение оказывали сторонники эгалитаристских просветительских идей, а также утопических социалистов Роберта Оуэна, Шарля Фурье, Этьена Кабе, американца Альберта Брисбейна. Как известно, европейские просветители уделяли существенное внимание социальным проблемам, некоторые из них, подобно Руссо, тяготели к эгалитаризму. В то же время в XVIII столетии начинают распространяться социалистические идеи, получившие дальнейшее развитие в первой половине XIX века^[1257].

Еще в 1820-х гг. Р. Оуэн пытался воплотить в жизнь свою теорию на американской земле. Шесть раз он приезжал в Соединенные Штаты, чтобы пропагандировать свою систему. Он выступал в Конгрессе США и на многочисленных митингах. В апреле 1825 г. была основана оуэновская «Новая гармония», а затем еще несколько других общин^[1258].

В 1840-х гг. усиливается деятельность фурьеристов. Выходит в свет книга Альберта Брисбейна (1809-1890) «Социальное предназначение человека» (1840), кратко излагавшая основы учения Фурье и положившая начало фурьеристской пропаганде. Затем появился ряд книг и статей Парка Годвина, Хораса Грили и других авторов. Движение с самого начала получило широкую поддержку. Около 40 газет печатали статьи А. Брисбейна. Влиятельная «New York Daily Tribune» отвела целую колонку для сторонников фурьеристской ассоциации. Были основаны и собственные журналы фурьеристов «Phalanx» («Фаланга») и «Harbinger» («Предвестник»). По всей стране создавались фурьеристские общества. В их рядах насчитывалось около 200 тыс. чел.^[1259]

Американские фурьеристы активно занимались пропагандистской работой, чтением лекций, проведением дискуссий, а также стремились практически реализовать идеи своего учителя, приступив к созданию фаланг. Первой из них была «Сильвания» (штат Пенсильвания), основанная в 1843 г. В газетах сообщалось, что несколько передовых и энергичных рабочих, отчаявшись получить помощь от людей с капиталом, решили создать ассоциацию на основе собственного труда. Существование этой общины оказалось недолгим. Из-за материальных трудностей она была распущена в августе 1844 г. Исследователи полагают, что в 1840-е гг. в США было создано более 40 общин, а число их членов определяют в 8-9 тыс. чел.^[1260]Наиболее значительными были: Североамериканская фаланга в штате Нью-Джерси, просуществовавшая 12 лет, фаланга «Трамбэлл» в штате Огайо (5 лет), Висконсинская фаланга (6 лет), а также Брук Фарм в Массачусетсе (5 лет). Последняя известна тем, что в ее составе были представители интеллигенции Новой Англии: литературный критик Джордж Рипли, писатель Натаниэль Готорн, музыковед Джон Дуайт, журналист и публицист Чарльз Дана, активная сторонница женской эмансипации и журналистка Маргарет Фуллер и др.^[1261]

Фурьеристы проводили общенациональные съезды и пытались создать общенациональную организацию. Однако успехи фурьеризма оказались непродолжительными. В конце 1840-х гг. начинается спад движения, и в последующее десятилетие оно постепенно затухает. Попытки возродить его успехом не увенчались. Из всех движений подобного рода фурьеризм имел наибольший успех, приобрел поистине общенациональный размах, но все же он закончился неудачей^!1262].

1830-1840-е гг. стали временем зарождения активного женского движения за равные права. Отдельные американские просветители готовы были поддержать борьбу женщин за равноправие, однако тема женского равноправия в целом не была доминирующей в идеологии Просвещения. Скорее она являлась развитием идей о свободе и правах личности. Тем не менее, они не обошли своим вниманием проблему положения женщин. Отдельные американские просветители готовы были поддержать борьбу женщин за равноправие^!1263].

Сын известного английского социалиста Р. Оуэна Роберт Дейл Оуэн был известным политическим и общественным деятелем в штате Индиана. Неоднократно избирался в конгресс и законодательное собрание штата. Он активно выступал за равноправие женщин, способствовал внесению поправок в закон своего штата Индиана о разводе^!1264]. В середине XIX в. американские женщины всех классов были полностью бесправны в общественной и семейной жизни. Собственность жены находилась в полном владении ее хозяина - мужа. Ущемление родительских прав женщин доходило до того, что муж имел право безраздельно распоряжаться судьбой детей ^!1265].

Законодательство разных штатов закрепило различные подходы в процедуре регистрации брака: это гражданское и церковное бракосочетание. Правда, в большинстве случаев для церковного брака была необходима предварительная лицензия от соответствующих муниципальных органов. Гораздо сложнее обстояло дело с разводами и с правом женщин на собственность. В ряде штатов в 1830-1840-х гг. появляются положения об имуществе замужних женщин (конституции Техаса, 1845 г.; Калифорнии, 1849 г., Орегона, 1857 г., Канзаса, 1859 г.). Самый радикальный закон был принят в 1860 г. в Нью-Йорке, он давал замужним женщинам право обращаться в суд и делал их доходы не подконтрольными мужу. Только в некоторых штатах признавалось право женщин на развод, иногда весьма ограниченное. Если брать ситуацию в целом, то новые штаты, созданные в северо-западной части США, были либеральнее, тогда как штаты, расположенные вдоль побережья Атлантики, отличались более жестким законодательством, причем особенно жесткими были законы в Нью-Йорке и Южной Каролине.

В женском движении основными требованиями были: право голоса, право занимать любой государственный пост, получать любые почести и награды, право выбора профессии и рода занятий, полное равноправие в браке, равенство в праве на собственность, в заработке, родительских правах, право заключать деловые контракты, равенство в вопросах ответственности перед судом.

Знаменитыми предшественницами в борьбе женщин за свои права были американки эпохи Войны за независимость, такие как блистательная Мерси Отис Уоррен, драматург и поэтесса, ставшая одним из наиболее активных деятелей антифедералистской партии Массачусетса, автор «Истории взлета, развития и завершения Американской революции»^!1266]. А также Абигайль Адамс^!1267], которая в 1776 г. писала своему мужу, будущему второму президенту США: «Я хотела бы, чтобы в новом кодексе законов, который, как мне кажется, вам придется принять, вы вспомнили о дамах и были бы более великодушны по отношению к ним, чем ваши предки. Не давайте неограниченную власть в руки мужей... Если дамам не уделят особой заботы и внимания, мы_ не станем считать себя обязанными подчиняться законам, в создании которых не участвовали лично или через представителей»^!1268]. Или скромная Дженнет Монтгомери, которая после гибели своего мужа, генерала Континентальной армии посвятила свою жизнь пропаганде принципов революции.

В 1828 г. в Соединенные Штаты приезжает из Шотландии Френсис Райт, которая прочитала несколько лекций по вопросу о положении женщин и по проблемам морали, а затем увлеклась идеями утопического социализма и борьбы против рабства^!1269].

Некоторые сдвиги происходят в женском школьном преподавании. В 1821 г. Э. Уиллард организовала на частные пожертвования в городе Троя (штат Нью-Йорк) женскую семинарию, где образование девушек включало изучение не только религии, но также

литературы и искусства. Позднее возникли и другие подобные семинарии, и все же прошло много лет, прежде чем женщины стали обучаться в колледжах наравне с мужчинами^!1220]. К 1830 г. в одном из районов штата Массачусетс из каждых пяти школьных педагогов - три были женщинами. К 1840 г. 38 % белых американок в возрасте от 6 до 20 лет посещали школу. К 1850 г. большинство белых женщин владело грамотой^!1221].

В мае 1834 г. небольшая группа женщин собралась в Третьей пресвитерианской церкви Нью-Йорка с тем, чтобы создать национальную женскую организацию, призванную бороться против проституции, двойной морали и других проявлений безнравственности. В течение 10 лет было создано 400 филиалов женских обществ защиты морали^!1222].

В 1836 г. в Нью-Йорке состоялся национальный съезд женщин-аболиционисток. Примерно в это же время начинается активное участие женщин в движении за отмену рабства^!1222]. Агитация, по словам И.А. Белявской, была нелегким делом, сопряженным с разъездами, организацией митингов, непониманием даже со стороны соратников-аболиционистов, а нередко даже с угрозой оскорблений и нападений ^!1274].

Верные и довольно резкие суждения о положении женщин Америки были высказаны в книге английской писательницы и путешественницы Гарриет Мартино: «Для оценки цивилизации нет мерки надежнее, чем положение той половины общества, над которой властвует вторая половина, чем способы, какими осуществляется право сильного. В своем отношении к женщинам американцы много ниже не только собственных демократических принципов, но даже обычаев, принятых в разных странах Старого Света. Умственное развитие женщины ограничивают, ее нравственное чувство подавляют, ее здоровье губят, слабости поощряют, а силу характера карают.»^!1275]

Значительный вклад в дело эмансипации женщин внесла известная журналистка и литературный критик, человек энциклопедической образованности Маргарет Фуллер. В июле 1843 г. ею была опубликована статья под названием «Величайшая тяжба». Автор работы утверждала, что цивилизованным может быть названо только такое общество, которое предоставляет женщине те же свободы, что и мужчине. Автор требовала создать оптимальные условия для интеллектуального роста женщины. Критиковала законы о собственности, наследстве и браке, выступала против брака как коммерческой сделки. Впервые в истории США в ней содержалось требование узаконить право женщин на развод¹¹²⁷⁶¹.

Феминизм делал первые шаги, но ему не хватало теоретической базы. Именно М. Фуллер первой в Америке выступила с аргументированной защитой требования эмансипации женщины - ее освобождения из-под власти искусственно созданных обычаев в своей знаменитой книге «Женщина в XIX столетии» («Woman in the Nineteenth Century», 1845). Ее появление стимулировало развитие женского движения в США, и 19 июля 1848 г. в методистской церкви Сенека Фоллс (штат Нью-Йорк) открылся первый съезд по правам женщин, созванный по инициативе Лукреции Мотт^!1222]и Элизабет Кэди Стэнтон^!1228].

На съезде в Сенека-Фоллз единогласно приняли одиннадцать резолюций в защиту прав женщин. Двенадцатая, содержащая требование права голоса для женщин, прошла незначительным большинством голосов лишь после того, как Фредерик Дуглас решительно выступил в ее поддержку. С большим воодушевлением была принята «Декларация прав женщин». В ней говорилось: «Мы считаем эти истины самоочевидными: мужчины и женщины сотворены равными; среди неотъемлемых прав, которыми наделил их создатель, они имеют право на жизнь, свободу и стремление к счастью. История человечества есть история постоянных обид и унижений, наносимых женщине мужчиной с непосредственной целью подчинения ее абсолютной тирании. И пусть факты, представленные на суд беспристрастного мира, послужат тому доказательством. Мужчина никогда не позволял ей осуществлять ее неотъемлемое право - право голоса. Он принудил ее подчиняться законам, в разработке которых она не участвовала. Теперь, принимая во внимание полное отсутствие гражданских прав у половины населения этой страны, ее социальную и религиозную неполноценность, принимая во внимание вышеупомянутые несправедливые законы, а также то, что женщины чувствуют себя оскорбленными, угнетенными. мы требуем, чтобы им были немедленно обеспечены все права и привилегии, которые принадлежат им как гражданам Соединенных Штатов»^!1229].

Появление в печати документов съезда в Сенека-Фоллз вызвало невообразимый взрыв негодования и насмешек. Э.К. Стэнтон вспоминала впоследствии: «Казалось, все журналы от Мэна до Техаса старались перещеголять друг друга в том, как бы посмешнее представить наше движение. За нас мужественно стояли аболиционистские газеты, а также Фредерик Дуглас, но голос общества против нас в гостиных, прессе, на кафедре был столь громогласен, что большинство женщин, присутствовавших на конференции и подписавших декларацию, одна за другой лишали нас своей поддержки и присоединились к нашим гонителям»^[1280]. Несмотря на это, активисты движения не сдавались и продолжали борьбу. Начиная с 1848 г. общенациональные женские конференции в поддержку женских прав стали проходить ежегодно.

Европейские и американские просветители придавали особое значение образованию и просвещению народных масс. Активным сторонником реформы образования был Б. Раш^[1281]. Томас Джефферсон полагал, что демократическое общество без образования народа немыслимо. «Если нация желает оставаться в невежестве и быть свободной. она хочет того, чего никогда не было и никогда не будет». Он выступал за самое широкое просвещение. «В нынешнем стремлении распространить на как можно большую часть человечества благословение образования я вижу перспективу великого продвижения вперед, к счастью всей человеческой расы»^[1282^]. Джефферсон писал: «Шиповник и ежевика никогда не превратятся в виноград или оливу, однако их колючки можно смягчить культурой, а ценные их свойства поставить на службу мировому обществу и хозяйству. И я действительно надеюсь, что, учитывая теперешний дух распространения благ образования в широких слоях человечества, увижу возможность великого продвижения рода человеческого. Природа наделила бедных талантами, добродетелями также щедро, как и богатых, но страна недополучает их по причине отсутствия средств на их развитие»^[1283]. В письме Дж. Мэдисону он утверждал: «Дайте образование и информацию всей массе народа. Сделайте людей способными видеть, что сохранять мир и порядок в их интересах, и они сохранят их. И вовсе не требуется очень высокой степени образованности, чтобы люди могли быть в этом убеждены. Люди - это единственная надежная опора для нашей свободы»^[1284]. Сам Джефферсон очень гордился тем, что стал основателем Виргинского университета, процесс обучения в котором был секуляризованным^[1285].

Энергия и дух поиска, присущие американцам, привели к повсеместной тяге к знаниям, к пониманию того, что образование должно стать более качественным и доступным для всех американских граждан^[1286].

Особенно в Новой Англии усилилось просветительское движение. Возникает целый ряд различных научных организаций: Общество полезных знаний, Общество естественной истории, Ассоциация коммерческих знаний, Ассоциация технического ученичества, Лоуэлловский институт. Огромный интерес не только в Бостоне, но и по всему штату Массачусетс вызывали публичные лекции на самые разнообразные темы. Американский литературовед Ван Вик Брукс пишет: «В городах и деревнях все время читались какие-то курсы химии, ботаники, истории, литературы и философии, а все видные ученые Новой Англии приложили руку к этому повальному увлечению - пропагандировать и распространять знания. Цикл лекций колебался от 10 до 15, стоимость абонемента обычно не превышала 2 долларов. Бостонские юноши и девушки посещали лекции Лоуэлловского института. Набиралось до 500 слушателей. Ходить на лекции стало чрезвычайно модно. Юные кавалеры приглашали на них своих дам, а после лекций вместе возвращались домой - поужинать устрицами для полноты счастья»^[1287].

Особенно большое значение имела реформа образования. Чем больше в стране было образованных людей, тем более активно они участвовали в политике и стремились довести свои мнения до сведения властей. Вопрос о свободном, бесплатном и равном для всех начальном образовании был поднят такими видными общественными деятелями, как Ф. Райт, Дж. Эванс, Ст. Симпсон. В США развернулось широкое общественно-педагогическое движение, которое добивалось создания условий для перехода к всеобщему начальному обучению и созданию государственной системы народного образования. Ведущаяся со времен первых просветителей борьба за всеобщее доступное образование, несомненно, давала свои плоды, хотя и довольно скромные. В различных штатах стала вводиться бесплатность школьного обучения: в Пенсильвании (1820 г.), Иллинойсе (1823 г.), Делавэре (1831 г.), Огайо (1838 г.). К началу 1840-х гг. государственная начальная школа охватила примерно половину детей в штатах Новой Англии, седьмую - в центральных и шестую часть

детей - в западных штатах^!1288]. Не менее важное значение имела победа принципа светского образования. В 1818 г. штат Коннектикут одним из первых принял закон об отделении школы от церкви. Тем не менее, ни один штат не мог похвастаться тем, что в его пределах существует бесплатное школьное образование для всех белых детей мужского пола, не говоря о девочках. Проблема же реформирования образования для негритянских детей даже не обсуждалась^!1289].

Одним из наиболее ярких подвижников в борьбе за реформу системы образования был Хорас Манн (1796-1859), которого историки с полным основанием называют «отцом современной американской школы»^!1290]. Он был учителем, юристом, политическим деятелем, который самым существенным образом продвинул дело всеобщего, бесплатного, нерелигиозного обучения в общественных школах (public schools). Х. Манн боролся за отмену рабства и равные права для женщин и для афроамериканцев. Он также выступал за движение трезвости, создание лечебниц для душевнобольных. Он активно участвовал в обсуждении законодательства по смягчению уголовных наказаний и настаивал на улучшении содержания сирот в приютах и заключенных в тюрьмах, добивался отмены тюремного заключения за долги^!1291]. Но первостепенной своей задачей он считал реформу образования, о которой он говорил: «Другие реформы целебны, но реформа образования предпочтительна^¹²⁹².

Будущее американского общества педагог и общественный деятель Хорас Манн связывал с развитием государственной системы народного образования. Он считал, что образование может способствовать решению многих социальных проблем: «Итак, образование - великий уравнитель состояния людей, превыше всех человеческих изобретений. Это маятник социального механизма. Я не имею здесь в виду, что оно возвышает человеческую природу и заставляет людей презирать и отвергать угнетение своих сородичей. Эта идея относится к другой его стороне. Я хочу сказать, что оно дает человеку независимость и средства, которыми он может противостоять эгоизму других людей. Оно не просто отнимает у бедняков их враждебность по отношению к богатым; оно предотвращает бедность»^!1292^]. Публичные школы благодаря Х. Манну и Г. Барнарду распространялись все шире.

Широкое распространение грамотности, появление интереса к чтению газет, к общественно-политической информации влияли на развитие дешевой литературы и прессы. 1830-1840-е гг. - время расцвета книгоиздательского бизнеса, появления массовых тиражей общедоступных книг. Такое известное издательство, как «Харпер и братья», имело 22 печатных пресса, из них 19 были с паровым двигателем, что позволяло печатать по 33 тыс. страниц в день, что эквивалентно 6 тыс. томам (объемом в 500 стр.) еженедельно. Разумеется, большинство дешевой литературы должно было соответствовать литературным вкусам читателей. Но вместе с тем, широкие книгоиздательские возможности культивировали чтение повсюду: от гостиной рафинированной леди до грубой хижины поселенца границы.

Наряду с реформой существующих общеобразовательных школ создавались лицеи и другие общедоступные формы образования. С публичными лекциями в различных районах страны выступали многие видные писатели и общественные деятели - Р. Эмерсон, X. Грили, Г. Торо, У. Филлипс, У.Э. Чаннинг и другие.

Сложные модернизационные процессы сопровождадись формированием гражданского общества, т. е. новой ассоциации людей, лежащей между семьей и государством. С этим было связано возникновение новых социальных связей и появление нетрадиционных форм коммуникации, находящихся вне правительственного контроля. Этому способствовали «дискуссионные форумы» того времени: академии, научные общества, лицеи, салоны, литературные кружки и клубы, частные коммерческие библиотеки и читальные залы, масонские ложи.

Ведущим приоритетом оставалось классическое образование. В 1850 г. согласно официальным данным, в США было 239 высших учебных заведений, преподавательский состав которых включал 1671 человека^!1294]. В 1837 г. была открыта женская семинария Мэри Лайонс в Массачусетсе. Первым допустил женщин к получению высшего образования университет Айовы в 1858 г.

Однако потребности разворачивающейся в стране промышленной революции требовали введения политехнического и сельскохозяйственного образования. Но эти идеи пробивали себе дорогу с большими трудностями. В 1850 г. в США было 120 колледжей, 47 юридических

школ, 42 теологические семинарии и, как писал президент университета Брауна Ф. Вейтланд, «.ни одного института, предназначенного для того, чтобы дать образование будущему агроному, предпринимателю, механику, коммерсанту, которые собираются посвятить всю жизнь своей профессии»^!1295]. Первые шаги в этом направлении все же делались. Так в Бостоне была создана политехническая школа, заложившая основы для создания в дальнейшем знаменитого Массачусетского технологического института (1865 г.), в штате Нью-Йорк был открыт сельскохозяйственный колледж, а в Пенсильвании высшая школа фермеров (1854 г.).

Подлинная революция в реформировании высшего образования произошла в период Гражданской войны, когда в 1862 г. был принят знаменитый акт Морилла, предоставивший 13 млн акров федеральных земель для создания колледжей и университетов, «главной целью которых будет, наряду с изучением классических дисциплин и военной техники, освоение таких областей знания, которые непосредственно относятся к отраслям сельского хозяйства и техники»^!1296]. Согласно закону Морилла, который дополнял знаменитый Гомстед-акт, каждый штат, получивший землю от правительства, в течение 5 лет был обязан открыть соответствующее учебное заведение и представить отчет об этом. 26 штатов направили ассигнования на создание и поддержку государственных учебных заведений.

Религия всегда занимала видное место в общественной и личной жизни американцев, начиная с колониального периода. Не случайно среди архетипов американской цивилизации исследователи всегда отмечают ее пуританские корни. Развернувшееся во второй четверти

XVIII в. и затем возобновившееся в 1780-е гг., в период Войны за независимость, «Великое пробуждение» выдвигало требования демократизации религии, свободы верований, способствовало утверждению веротерпимости и отделению церкви от государства, вместе с тем усиливая влияние пуританизма и особенно пуританской этики. Первая поправка к Конституции США, принятая 15 декабря 1791 года, провозглашала отделение церкви от государства, которое отцами-основателями понималось как запрет на установление государственного вероисповедания. Согласно идеям европейского и американского Просвещения, постоянно настаивавшего на самой широкой веротерпимости, религия должна была стать частным делом любого человека, а его религиозные взгляды не должны ограничивать его гражданских и политических прав^!1297]. Сами просветители имели разные взгляды в отношении религии, от ортодоксальной христианской веры до деизма и атеизма.

Американское общество после Войны за независимость отличалось широкой веротерпимостью, конфессиональным плюрализмом, но она не была безграничной. Терпимое отношение к религиозным деноминациям существовало в русле христианских протестантских верований. Отсюда самое нетерпимое отношение к католикам, доходившее до погрома католических церквей. Активное противодействие властей и общественности встретило и появление мормонской церкви в 1830 г.^!1298]'

В 1800-1830-х гг. США переживали второе «Великое пробуждение» (ревайвализм), в котором важную роль играли теологи и священники Т Дуайт, Л. Бичер, Г. Фини^!1299]. Происходило укрепление позиций ведущих деноминаций, рост религиозных чувств, значительно увеличивается число верующих у традиционных протестантских церквей (епископальной, пресвитерианской, конгрегационалистской, баптистской, методистской, лютеран, квакеров), возникали новые деноминации: адвентисты, ученики Христа, мормоны. Происходил пересмотр старых кальвинистских догм в свете европейского либерализма, формировались перфекционизм и унитарианство, которые учили, что человек по своей природе добр и способен к самосовершенствованию, а потому может рассчитывать на спасение. Гарвард становится оплотом унитарианства, из его среды вышли видные проповедники и общественные деятели, активные участники реформаторских движений

XIX в., такие как У.Э. Чаннинг, Р.У. Эмерсон, Т. Паркер и др. В идейном плане унитарианство подготовило возникновение трансцендентализма^!1300].

Ревайвализм стимулировал рост шовинистических настроений, усиливавшихся на волне ирландской католической иммиграции, способствовал усилению движения нативистов, возникновению и укреплению позиций Американской партии «ничего-не-знаек» в 1840-1850­_{е гг}.!1301]

Укреплению позиций христианских деноминаций способствовали «синие законы», частично сохранившие свое влияние до настоящего времени.

В целом, все современники отмечали огромное воздействие служителей церкви, проповедников на общественное мнение американцев. «Синие законы»^[1302], также известные как воскресные законы, предназначались для ограничения или запрета некоторых или всех воскресных мероприятий по религиозным причинам, в частности для поощрения соблюдения дня молитвы или отдыха. Впервые выражение «синие законы» встречается в «New York Mercury» от 3 марта 1755 г., где автор представляет газету, как восхваляющую возрождение «старых синих законов нашего Коннектикута». В своей книге «Общая история Коннектикута» (1781) преподобный Сэмюэл Питерс (1735-1826) использовал название «синие законы» для описания различных решений, впервые принятых пуританскими колониями в XVII веке, которые запрещали различные виды деятельности, как развлекательные, рекреационные, так и коммерческие, в воскресенье (с вечера субботы до вечера воскресенья). Иногда запрещалась продажа отдельных видов товаров, особенно алкоголя, а в некоторых случаях и вся розничная и коммерческая деятельность^[1303]. Верховный суд США неоднократно признавал синие законы конституционными. Особенно подчеркивалось, что воскресный день должен быть днем отдыха, прежде всего, для почтовых служащих^[1304].

Ревайвализм вызвал довольно активное обсуждение проблемы пьянства и борьбы за трезвость, о необходимости которой писали американские просветители Б. Франклин, Б. Раш, Джон Адамс^[1305]. Б. Раш, как медик доказывал, что алкоголь приносит вред здоровью. Успехом среди сторонников трезвости пользовалась книга Б. Раша «Медицинские заметки и наблюдения о болезнях разума» (Medical Inquiries and Observations upon the Diseases of the Mind, 1784), которая включала взгляды ученого на алкоголизм и развитие трезвеннического движения. Под влиянием просветителя в 1789 г. в Коннектикуте образовалось Общество трезвости, затем подобнее общества возникли в Виргинии (1800), Нью-Йорке (1808), Массачусетсе (1811-1813)^[1306]. В 1826 г. в Бостоне по инициативе Л. Бичера и Дж. Эдвардса было основано Американское общество трезвости. В 1829 г. он объединяло ок. 1000 местных первичных организаций, объединявших 100 тыс. человек, в 1834 г. -5 тыс. подразделений с 1 млн последователей в 21 штате. В 1839 г. издавалось 18 антиалкогольных журналов^[1307].

В этот период сторонники движения выступали не за полный запрет алкоголя, а запрещение его продажи и потребления в субботу и воскресенье, а также за ограничение объемов продажи, сокращение числа питейных заведений. В 1838-1839 гг. в ряде северных штатов были приняты на законодательном уровне ограничительные антиалкогольные меры, а в Массачусетсе полтора года действовал полный запрет (сухой закон, в 1838-1840)^[1308]. В 1850-е гг. наблюдался новый подъем трезвеннического движения. Связанный с принятием в штате Мэн сухого закона (1851)^[1309], которому последовали 12 штатов^[1310]. С началом Гражданской войны движение за трезвость временно заглохло.

Гуманистический характер носили реформы, связанные с положением душевнобольных. Здесь активистом выступила Доротея Линд Дикс (1802-1887). Она энергично и настойчиво добивалась в Конгрессе закона о создании психиатрических лечебниц. Во время Гражданской войны она занимала должность суперинтенданта армейских медсестер.

В 1840-1841 гг. Дикс провела исследование положения душевнобольных бедняков в Массачусетсе. Интерес Доротеи к помощи душевнобольным возник, когда она преподавала в Восточном Кембридже женщинам-заключенным. Она видела, как эти люди сидели взаперти, а их медицинские проблемы никак не решались, лечением таких больных занимались только частные больницы^[1311]. Ее наблюдения заставили ее всерьез заняться проблемами душевнобольных. В последующие годы она занималась обследованием домов для сумасшедших в различных штатах, по ее инициативе создавались психиатрические лечебницы. В Северной Каролине такой госпиталь носит ее имя. В 1854 г., благодаря ее настойчивости Билль в пользу неимущих душевнобольных был одобрен обеими платами Конгресса, но президент Ф. Пирс наложил на него вето, утверждая, что социальной благотворительностью должны заниматься штаты, а не федеральное правительство. И все же инициативы Доротеи Дикс дали существенный импульс гуманному отношению к обездоленным и страдающим членам общества.

Не менее актуальными были: реформа уголовного законодательства и тюремная реформа. На необходимость ее проведения также повлияли идеи просветителей^[1312]. Даниель Дефо, оказавшийся должен 17 тыс. фунтов после гибели зафрахтованного им корабля, чтобы избежать заключения в тюрьму, вынужден был перебраться из Лондона в Бристоль, где мог

выходить на улицу только по воскресеньям: в этот день в городе было запрещено арестовывать должников^!1313]. Ужасы тюремной жизни в Англии он описал в известном романе «Молль Флендерс». Английский писатель Оливер Голдсмит (1728-1774), автор широко распространенного романа «Векфильдский священник»^!1314], некоторое время отбывал заключение за долги. Отец Чарльза Диккенса был заключенным должником тюрьмы Маршальси, описанной в диккенсовских романах, прежде всего в «Крошке Доррит»^!1315]. Писатель был активным сторонником тюремной реформы.

Томас Джефферсон полгал, что гуманизация уголовного законодательства будет вести к общественному прогрессу и смягчению нравов. «Исправление преступников, - писал он, - являясь целью достойной внимания юриспруденции, совершенно не достигается вынесением смертных приговоров, которые истребляют, а не исправляют. Государство же ослабляется тем, что избавляется от столь многих, ведь в случае исправления они могли бы вновь стать здоровыми членами общества и, даже, проходя исправительный курс, могли бы приносить пользу на различных общественных работах и долго служить живым предостережением другим в совершении подобных преступлений»^!1316].

Широко распространенным требованием в США в период «джексоновской демократии» была отмена тюремного заключения за долги. До середины XIX столетия долговые тюрьмы^!1317](близкие по существу к работным домам) были обычным способом наказания банкротов. Должники по решению суда заключались в такие тюрьмы до выплаты или отработки ими самими или их родственниками и друзьями всей суммы долга. Такое заключение было, по существу, бессрочным, могло стать и пожизненным.

Среди пострадавших от жестоких законов против должников были известные в США лица. Так, Джеймс Уилсон (1742-1798), подписавшей «Декларацию независимости», «отец- основатель» США, «отец американской юриспруденции», судья Верховного суда, к 1797 г. разорился из-за неудачных земельных спекуляций. Короткое время он провел в заключении в долговой тюрьме в Нью-Джерси, но смог каким-то образом собрать деньги, необходимые для освобождения под залог, затем бежал от кредиторов в Северную Каролину. Там он и умер от сердечного приступа в 1798 г. в захудалой таверне. В предсмертном бреду он говорил только об арестах, долгах и банкротстве^!13Д

Три с половиной года (1798-1801) провел в долговой тюрьме Филадельфии другой «отец- основатель» США - Роберт Моррис (1734-1806). Его подпись стоит на основополагающих документах американской государственности: Декларация независимости 1776 г., Статьи конфедерации 1781 г., Конституция 1787 г. Моррис был суперинтендантом финансов в 1781­1784 гг., получив прозвище «финансист революции»^!1319]. Разорившись в результате финансовых спекуляций и «паники 1797 г.», оказался в долговой тюрьме. Моррис был освобожден из тюрьмы в августе 1801 г. после того, как Конгресс принял свой первый закон о банкротстве 1800 г., отчасти для того, чтобы вытащить известного финансиста из тюрьмы. После освобождения не смог оправиться, пошатнувшееся здоровье свело его в могилу.

Генри Ли III (1756-1818)^!1320], соратник Дж. Вашингтона, более, известный как «Легкий кавалерист Гарри», 9-й губернатор Виргинии (1791-1794) был отправлен в тюрьму за долги (1808-1809), где использовал время для написания «Воспоминаний о войне»^!1321].

На уровне штатов отмена тюремного заключения за долги в США происходила, начиная с конца XVIII века^!1322]. Экономические трудности, последовавшие за войной 1812 года с Великобританией, существенно пополнили население тюрем простыми должниками. Это привело к тому, что значительное внимание стало уделяться реформаторами облегчению страданий бедняков, попавших в сложные жизненные ситуации^!1323]. Новые законы о банкротстве привели к тому, что в штатах начали ограничивать тюремное заключение для большинства гражданских долгов^!1324]. Соединенные Штаты отменили тюремное заключение должников в соответствии с федеральным законом в 1833 г., оставив практику долговых тюрем штатам^!1325].

После обретения независимости большинство штатов внесли поправки в свои законы об уголовном наказании^!1326]. Пенсильвания отменила смертную казнь за грабеж и кражу со взломом в 1786 г., а в 1794 г. сохранила ее только за убийство первой степени. За нею последовали другие штаты, в своем уголовном законодательстве сокращавшие применение смертной казни и заменявшие ее тюремным заключением. Также во многих штатах в

уголовное законодательство был введен отказ от порки и других жестоких наказаний, а также отмена публичных повешений^!1327].

Повсеместно стали строиться новые довольно внушительные здания для тюрем, отвечающие более современным требованиям. Новоиспеченные ревнители реформ верили, что улучшение физического здоровья заключенных, строгое соблюдение религиозных обрядов, даже созерцательное молчание, будут способствовать их исправлению.

К 1820 г. вера в эффективность правовой реформы пошла на убыль, поскольку изменения в законодательстве не оказали заметного влияния на уровень преступности, а тюрьмы, где заключенные находились в больших камерах, создавались условия для буйного поведения, алкоголизма. Пенсильвания первой модернизировала свою пенитенциарную систему, введя индивидуальный труд заключенных в одиночных камерах. Однако «пенсильванская система» оказалась довольно дорогостоящей и не привилась в других штатах. В ответ на это штат Нью-Йорк разработал «Обернскую систему» (по названию тюрьмы Оберн в этом штате), в соответствии с которой заключенные содержались в отдельных камерах, и им запрещалось разговаривать во время еды и совместной работы. Цель этого была реабилитационной: реформаторы говорили о том, что тюрьма должна служить к исправлению заключенных, а не способствовать формированию закоренелых уголовников. Работа заключенных считалась обязательной и рассматривалась как способ перевоспитания преступников. Почти все штаты приняли эту систему^!1328]. Слава американской пенитенциарной системы распространилась в Европе. И специально, чтобы познакомиться с этой системой, в США приезжал А. де Токвиль, по итогам своего визита написавший книгу «Демократия в Америке». Положительно успехи американской пенитенциарной системы оценивал во время своего визита в США в 1842 г. Чарльз Диккенс в своих «Американских заметках»^!1329].

«Джексоновская демократия» оказалась удивительно плодотворной по количеству реформ, удачных и не удачных инноваций.

Период «джексоновской демократии» означал не разрыв с Веком Просвещения, а его континуитет, базировавшийся на либеральной эпистеме, воспринявшей основные просветительские ценности. Наследие европейского, главным образом, английского Просвещения, собственные национально ориентированные идеи американских мыслителей экстраполировались в практическую плоскость в различных сферах, но прежде всего в политической области.

В политической традиции США навсегда остались связанные с эпохой «джексоновской демократии» такие явления и политические институты как двухпартийная система со строгой внутрипартийной дисциплиной и особыми предвыборными программами, неизбежное появление и существование боссизма и коррупции. С одной стороны, происходил реальный триумф либеральных идей в стремлении президента Джексона и его преемников отстраниться от вмешательства в экономическую сферу согласно принципу laissez-faire. С другой, не менее важным процессом было несомненное укрепление демократии в плане расширения избирательных прав белого мужского населения, активизации самого избирательного процесса и его участников, выборы кандидатов в президенты на партийных съездах (а не в рамках конгрессовских кокусов).

Позитивной стороной этого периода являлась подтвержденная на практике просветительская теория прогресса, удивительно мощный размах реформаторства, выразившийся в попытках решения социальных проблем: демократизация аграрного законодательства, закон о 10-часовом рабочем дне, позитивные изменения в уголовном праве и пенитенциарной системе, попытки на практике реализовать эгалитаристские идеи (через создание оуэнистских и фурьеристских коммун) и т. д.

Но вместе с тем, инновации «джексоновской демократии» носили весьма противоречивый характер. Джексоновская эпоха оставила в американской политической традиции очень многое. Это - сильная президентская власть, часто использующая право «вето» в борьбе с Конгрессом, готовая при необходимости в кризисные периоды опираться на силовые структуры. Это - борьба за массового избирателя с помощью манипулирования общественным мнением, политической риторики, популистских демагогических обещаний, разнообразных пиар-технологий, создаваемых средствами массовой информации. Это также система раздачи должностей своим сторонникам после победы на выборах по принципу «добыча принадлежит победителю» (spoils-system), наличие «кухонного кабинета» (kitchen cabinet), особых советников - «серых кардиналов» Белого дома, спичрайтеров. Стоит особо

выделить умение джексоновской пропаганды формировать общественное мнение в благоприятном для себя духе, ее способность приспосабливаться к образу мыслей и языку самых широких слоев населения и тем самым обеспечивать себе массовую поддержку. Именно апелляция к широким народным массам, использование популярных лозунгов борьбы с «привилегиями и монополиями всякого рода», различных манипулятивных приемов помогали демократам в проведении их политики.

Период «джексоновской демократии» знаменует дальнейшее становление и развитие самобытной американской национальной культуры. Ее особенностью являлось то, что она не только имела европейские корни, испытала влияние как просветительских идей, так и романтизма. В первой половине XIX в. расцветают писательские таланты В. Ирвинга, Г. Мелвилла, Ф. Купера, Г. Лонгфелло, Н. Готорна, Г. Торо, Э. По и др.; появляются яркие дарования в области изобразительного искусства, архитектуры и скульптуры.

В результате сложных и противоречивых процессов в первой половине XIX в. продолжается складывание своеобразной американской цивилизации, вбирающей в себя как европейский опыт, так и собственные достижения. Происходит дальнейшее формирование американской нации, ее специфических характеристик и ментальности, складывание национальных мифов, образов, стереотипов, традиций, обычаев. Опыт американской цивилизации XIX века в определенной мере уникален. Он показывает нам сосуществование различных цивилизационных уровней, имея в виду многоукладность экономики, секционализм; способность политической элиты использовать специфику американских экономических и других условий для разрешения социальных конфликтов, и совершенствования политической демократии. Но нельзя столь однозначно и исключительно позитивно оценивать опыт американской цивилизации, как это делают сторонники «школы консенсуса».

Первая половина XIX столетия для США - это войны с Великобританией и Мексикой, безудержный экспансионизм и территориальные присоединения, вытеснение и истребление индейцев, нарастание классовых антагонизмов, острота расовой проблемы.