<<
>>

7. УВЯДАНИЕ

Американские дискуссии 1970-х по

A гегемонической стабильности и теории JL JL режимов развивались в «замкнутом со­суде», то есть их участники ничего не знали о наследии Грамши, к тому времени разошед­шемуся уже по всему миру[†††††††††††††††].

В Италии его ре­цепция определялась главным образом полити­ческой эволюцией Коммунистической партии Италии (кпи), во главе которой Грамши неко­гда стоял. Его тетради, вывезенные после смер­ти Грамши Татьяной Шухт в Москву, были воз­вращены в Италию Тольятти, который сменил его на посту руководителя партии и смог по­нять, какую огромную интеллектуальную цен­ность они представляли. Извлечь для себя вы­году из них, впрочем, было сложно по двум причинам. В тюрьме Грамши высказывал взгля­ды других лидеров революции ленинского по­коления — Люксембург, Троцкого, Борди­

ги, которые в сталинском коммунистическом движении периода холодной войны были все еще под запретом. Проблемой было и то, что Грамши за несколько дней до своего ареста в 1926 году резко раскритиковал атаку Стали­на на левую оппозицию в России, о чем напи­сал в письме Тольятти, который тогда нахо­дился в Москве, и, как позже пояснили своему партийному руководству в изгнании коммуни­сты, сидевшие вместе с Грамши в тюрьме, от­вергал сектантскую линию Коминтерна, сло­жившуюся в начале 1930-х. Все эти неудобные факты приходилось скрывать, и в те времена партийные руководители говорили активистам, что те не могут правильно понять Грамши без помощи Сталина и Жданова. Первая публика­ция его тетрадей (в 1948 и 1951 годах) была со­ответственно отцензурирована. Тетради были представлены в качестве культурного насле­дия итальянцев в целом, и это было правильно, а благодаря богатству проведенных в ней ис­следований социальной, политической и куль­турной истории страны, а также возвышенно­сти тюремных писем Грамши (намного сильнее отцензурированная версия которых вышла ра­нее), КПИ сумела завоевать исключительную репутацию, привлечь в свои ряды многих луч­ших итальянских интеллектуалов того времени и добиться общенационального статуса, кото­рого не было тогда ни у одной другой западной коммунистической партии.

Репутация — это одно, а целенаправленное использование — совсем другое.

Мысль Грам­ши, пусть и изложенная в обрывочных замет­ках, была в большей степени, чем все прежние марксистские построения, нацелена на синтез истории и стратегии, охватывающий наследие докапиталистического прошлого, закономер­ности капиталистического настоящего и цели социалистического будущего в Италии. Для КПИ значение имели стратегические выводы, которые можно было извлечь из того, что он оставил после себя. Тольятти вернулся в Ита­лию в 1944 году, заявив, что антифашистская за­дача партии состояла в построении демократии, а не социализма, и попытался создать коалицию с христианскими демократами, одобрив для этого Латеранский договор с Ватиканом. КПИ, вытесненная из правительства христианскими демократами в 1947 году и понесшая тяжелое поражение на выборах в 1948 году, во время хо­лодной войны не обращала особого внимания на место понятия «гегемония» в мысли Грам­ши. Партия придерживалась в Италии умерен­ного курса, продолжая верить в Советский Союз и его ортодоксию. Когда из-за венгерско­го восстания 1956 года разразился кризис, Ан­тонио Джолитти, выдающийся диссидент пар­тии, обосновал свой вполне взвешенный выход из нее оригинальностью концепции гегемонии, созданной Грамши, утверждая, что она обрисо­вала путь к власти на Западе, свободный от на­

силия и основанный на производительной силе рабочего класса и демократических институтах парламентского государства. «Понятие гегемо­нии пролетариата не является синонимом или разновидностью понятия диктатуры пролета­риата» [53:24-26,29-37 и далее][‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡]. В ответ на это заместитель и преемник Тольятти Лонго твер­до ему заметил, что не может быть и речи о том, чтобы противопоставлять гегемонию диктату­ре пролетариата, поскольку они представляют собой взаимодополняющие цели [ш][§§§§§§§§§§§§§§§].

К 1960-м эта позиция стала невозможной. XXII съезд КПСС, который в деле десталини­зации пошел еще дальше ХХ-го, ослабил обя­зательства перед Москвой. В самой Италии Социалистическая партия Италии (спи), ко­

торая после воины тоже стала массовой, разо­рвала союз с КП И, сформировав правительство вместе с христианскими демократами; вскоре после этого новое поколение рабочих, студен­тов и интеллектуалов стало творцом социаль­ного восстания, настоящего взрыва на левом фланге партии.

И социалисты, и христианские демократы предложили собственные интер­претации Грамши, расходившиеся с его офици­альной канонизированной версией, выдвину­той ранее кпи. В этих новых условиях партия со временем изменит свою позицию, решив, что Грамши все-таки не был ленинистом. Как объ­ясняли теперь партийные теоретики, гегемо­ния рабочего класса, к которой он стремился, является мирным демократическим процес­сом, плодом постепенного культурного раз­вития в гражданском обществе, завоеванием электорального большинства в парламенте. Ев­рокоммунизм, как его теперь можно было бы назвать, должен быть совершенно консенсу­альным, не замаранным тем или иным намеком на принуждение. Стремясь обойти социали­стов и отбросить бунтарство, прилепившееся слева, партия объявила, что ее целью является «исторический компромисс» с христианской демократией ради развития итальянской демо­кратии и поддержки правительств Андреотти в середине 1970-х.

Из этого плана ничего не вышло, результатом стало разве что постоянное снижение числа со­

бираемых голосов[****************]. Интеллектуалы СПИ, хоро­шо понимающие тактические намерения КПИ, сурово раскритиковали манипуляции с образом Грамши, указав на его безусловно ленинистские убеждения. В следующем десятилетии партия, еще больше сократившаяся, сделала еще один шаг — на этот раз, как заявили ее мыслители, чтобы преодолеть Грамши, образ которого со­вершил полный круг и вернулся к исходной точ­ке, правда с противоположным знаком: необхо­димо было признать, что Грамши и в самом деле являлся продуктом тоталитарной культуры, для которой более нет места в политике КПП. Ко­гда в 1990-е партия распалась, его имя исчезло из любых официальных документов ее преем­ников, которые были один другого лояльнее к капиталистическому порядку. «Институт Грамши» сохранился, и его директор поясняет, что главная надежда Грамши, выраженная в его дневниках и, к счастью, не запятнанная разгово­рами об империализме, была на то, что «взаи­мозависимость мировой экономики будет вос­становлена под влиянием США» —так что все

дороги ведут в Вашингтон [185: 149][††††††††††††††††].

С точки зрения другого важного сотрудника институ­та, Грамши явно порвал с коммунизмом и стал в тюрьме либеральным демократом [112][‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡].

Возможность такого эпилога к рецепции Грамши у него на родине сама выступает ком­ментарием к тому применению, которое на­шли для его идей в КПИ. Формально главной была стратегия. Однако его концепции столь часто подгонялись под меняющиеся цели, что они стали не стратегией, а идеологией, при­украшивающей любую линию, которую пар­тия выбирала в данный момент времени. Боль­шая массовая партия была построена на славе Грамши, что само по себе значительное до­стижение, а вокруг его работ, написанных в тюрьме, скопилось множество исследова­ний— к концу 1980-х их число достигло при­мерно четырех тысяч. Но когда партия разва­

лилась, ей нечего было предъявить в качестве положительного результата всех этих метаний и поворотов, тогда как литература о Грамши оказалась по большей части комментаторским материалом, а не творческим применением. Предложенная Грамши концепция стратегии, несомненно, была завязана на его понятие ге­гемонии, но при этом была погружена в опре­деленный контекст взаимосвязанных поня­тий — позиционной и маневренной войны, органического кризиса, парламентаризма, пас­сивной революции, подчиненных классов, клас­сификации интеллектуалов и т. д., которые он создал в качестве эвристических инструментов исследования итальянского общества в целом: правителей и подчиненных, экономики и клас­сов, религии и философии, города и деревни, образования и литературы, фольклора и искус­ства. Его примеру никто не последовал. Грам­ши начинал свои размышления с гегемонии Ка­вура и партии умеренных XIX века, и ему было что сказать о фордизме XX века. Но за все время существования КП И партия не создала ни од­ной серьезной работы о христианской демокра­тии, ни одного социологического исследования о трансформациях итальянского рабочего клас­са и промышленности, которые в 1960-е заста­ли ее врасплох. Интерес к эмпирическим иссле­дованиям оказался в загоне[§§§§§§§§§§§§§§§§].

Поскольку КПИ никогда не покрывала все пространство итальянских левых, к которым относились и другие важные течения, многие из которых радикально расходились с комму­нистами, партия никогда не могла полностью монополизировать наследие Грамши, поэтому в 1960-е и 1970-е наряду с решительным его от­вержением как идеологии скомпрометирован­ной формации возникли также альтернативные интерпретации, сфокусированные на ключевой роли фабричных советов в его ранних работах из Ordine Nuovo.Развиваемая в последних идея рабочей автономии противопоставлялась воз­вышению партии в качестве «современного принца» в «Тетрадях».

Хотя такие трактов­ки часто были весьма воодушевленными, они представляли собой реактивные образования, а потому не могли сбить волну устоявшихся прочтений, основанных на его тюремных ра­ботах. Итоговым результатом, выявившимся тогда, когда и КПП, и эти колючки у нее в боку со временем увяли, стала стерилизация насле­дия Грамши у него на родине.

рый в своей работе «Тольятти и итальянский путь к со­циализму» [160], написанной с очевидным восхищением, пусть и не лишенным критики, был вынужден завершить свою оценку итогов партийной стратегии скептическим примечанием, в котором обратил внимание на риск того, что КП и может потерпеть поражение, добившись леги­тимации, к которой она так долго стремилась, «ценой превращения в то, что ранее называли „альтернативной буржуазной партией"» [160: 378].

Творческое применение, свободное от ин­ституциональных ограничений; получило раз­витие заграницей. В такой характеристике дан­ных итогов неизбежно есть момент произвола. Однако среди вероятных кандидатов можно, несомненно, указать на четыре — именно че­тыре — ведущие интерпретации мысли Грам­ши, складывавшиеся с 1980-х и сопоставимые друг с другом. Образуют ли они какую-то за­кономерность? В определенных отношениях она более чем заметна. Все эти интерпретации принадлежат мыслителям, оказавшимся вдали от родины. Все были выработаны в англо-аме­риканском мире—в Англии, США, Австралии— с промежутком, их разделяющим, менее десяти лет, с середины 1980-х до середины 1990-х. Все были совершенно оригинальными конструк­циями, но в то же время каждая являлась пло­дом общего проекта. И все они были завязаны на введенное Грамши понятие гегемонии.

<< | >>
Источник: Андерсон, ∏.. Перипетии гегемонии / пер. с англ. Д. Кралечкина; под науч. ред. В. Софронова. — М.: Изд-во Института Гайдара,2018. — 296 с.. 2018

Еще по теме 7. УВЯДАНИЕ:

  1. А. Н. Бадак, И, Е. Войнич, Н. М. Волчек. Всемирная история. Т. 6 Римский период,
  2. Оглавление
  3. Часть I. Становление римской империи. Развитие государств Европы и Азии
  4. Глава 1. Ранняя римская империя
  5. Правление августа. Принципат
  6. Муниципальная жизнь Италии
  7. Жизнь провинций
  8. Итоги правления императора Августа
  9. Личность Октавиана Августа
  10. Культура в период смены эпох
  11. Римская империя в I в. н. э
  12. Восстание германских и паннонских легионов